— Я с ней по телефону разговаривала. Она сожгла твое письмо, даже не открывала. Пиши еще. Может с сотой попытки, все же откроет и прочтет…

— Издеваешься? — хмыкнул брат, а я отрицательно покачала головой.

— Нет. А как ты хотел? Обидел девушку, думал скажешь: «прости» и все? Доверие теперь заслужить надо, не говоря уже о прощение. Так что готовься к долгому и трудному пути, — серьезно проговорила я.

— Я готов, — пробурчал Леша, отвернувшись от меня на другой бок.

У меня под ребрами саднило. Тяжелая ситуация. Утром, вышла из подъезда, чтобы направится на учебу, но неожиданно оказалась в крепких объятиях Макара. Вздрогнула от неожиданности. Так была поглощена мыслями про Олю и Лешу, что не заметила Полякова. Он нахмурился и прожигал меня взглядом.

— Ты меня избегаешь? Вика! Что вообще происходит? — насторожился Макар, а я улыбнулась и провела пальчиками по его щеке.

— Прости, я просто переживаю за брата и подругу. Не могу поверить, что счастье настолько хрупкое. Вот только все было хорошо, а теперь они не вместе… Это так грустно, — призналась, с тоской посмотрев в любимые глаза. Макар прижал меня к себе и поцеловал в висок.

— Я тоже за них переживаю.

Проходили дни, Оля избегала встреч с Лешей. Мы вместе с ней прочли все письма. Катя поговорила с Гончаровой и рассказала о том, как все было, но это не помогло Леше вернуть любимую. Видеть она его не хотела, письма, которые он ей бросал в почтовый ящик, она сжигала. Цветы выбрасывала в урну у подъезда, чтобы мой брат видел, куда отправляются его подарки. На его звонки она не отвечала, а вскоре вообще переехала к своей бабушке в пригород. Я скучала по подруге. Мы с Макаром ездили к ней в гости каждые выходные. Ее состояние меня пугало. Бледная, лицо осунулось, под глазами пролегли темные круги, взгляд безжизненный, ничего не ела. Леша выглядел не лучше… Перестал есть, постоянно курил, а вечерами напивался в компании друзей. Мы с Макаром поддерживали то Олю, то Лешу. Но как склеить трещину в их отношениях ума не приложили. Катя устроилась на съемной квартире и работала кондитером в том же кафе, где и я. Мы с ней подружились, в коллектив она влилась отлично. Через месяц стала встречаться с Сашей — нашим барменом. Хоть у кого-то жизнь наладилась.

Прошло два месяца, а Оля так и не вернулась домой. Предпочла обитать у бабушки. Мы с Макаром купили гостинцы, фрукты и сладости, которые любила Гончарова и снова отправились к ней в гости. В этот раз Оля была не живая ни мертвая. Посмотрела на нас обреченно, а потом ни с того ни с сего разрыдалась. У меня душа ушла в пятки. Обняла подругу, прижала к себе.

— Господи! За что мне это? — всхлипывала она, а я искусала губу в кровь.

— Оль, вокруг парней много, на Лешке свет клином не сошелся. Встретишь гораздо лучше, вот увидишь, — поддержала я ее, а Макаров поморщился от моих слов.

— Вик, я в этом не сомневаюсь. Переболею, перегорю и найду того, кто будет верен, — всхлипывая, ответила она. В ее голосе слышалась решимость.

— Если ты все это понимаешь, то почему так горько плачешь? Что еще случилось? Кто тебя обидел? — насторожилась я.

— Вик, я беременна. Господи! Вчера тест сделала, а там две полосы. Твой день рождение «отлично» отметили… — горько усмехнулась она, а мы с Макаром замерли.

— Ты Лехе сказала про это? — на одном дыхании спросил Поляков.

— Нет! И не скажу! Я сегодня записалась в клинику… В пятницу сделаю аборт. Я не хочу становится матерью так рано, тем более рожать от лжеца. Черт! — разрыдалась она, вцепившись пальцами в мою руку. — Мне так страшно. Я же грех на душу возьму. И Леше не смейте говорить!

— Оля, но так нельзя! Он же имеет право знать, — выдохнула я, прижав руки к груди. — Оля, оставь малыша. Мои родители помогут и на меня можешь рассчитывать. Да и Леша не откажется от своего ребенка. Не надо убивать малыша, — с мольбой проговорила я.

— Вика, я все решила. В пятницу иду на аборт и точка. Если мать узнает, что я в положение, она с меня три шкуры спустит. Она меня одна растила, потом вот отчим появился. А где мой настоящий отец, понятия не имею. Мама больше всего боялась, что я ее участь повторю, — безжизненным тоном проговорила Гончарова.

— Оль, Вика права. Леша должен узнать. Ребенок-то ваш общий, — серьезно сказал Поляков, скрестив руки на груди.

— Лучше бы я вам ничего не говорила, — вздохнула она.

— Оль, но это жестоко. Лешка тебя любит. Он там спивается уже. Надоело его задницу прикрывать и лгать отцу, что Дёмина нет на работе, потому что он приболел. Если Леха узнает о том, что ты избавилась от ребенка, он вообще с катушек слетит. Дай ему шанс, пусть замаливает грехи, ели снова оступится, тогда окончательно уйдешь, — проговорил Макар.

— Поляков, как у тебя все просто, — хмыкнула Оля, смахнув слезы. — Дать шанс? Уйти, если снова оступится? Вот только одной это будет сделать гораздо проще, чем с ребенком на руках!

— Оль… — начала я, но она подняла руку, призывая меня к молчанию.

— Все! Закрыли эту тему. Мне просто хотелось поделиться с близкими людьми, не учла, что Леша для вас тоже много значит. Лучше расскажите, как у вас дела? — перевела разговор Гончарова.

Мы с Макаром делились последними новостями. Рассказывали о планах на Новый год. У меня в душе был невероятный груз. Мне было жаль малыша. Племянник или племянница… Ребенок же не виноват в том, что решил появится на свет немного не вовремя. Как Оля могла решиться на аборт? Господи!

Мы с Макаром попрощались с Гончаровой и отправились домой. В машине висела гробовая тишина, она давила на психику.

— Нам надо ему рассказать, — нарушил тишину Макар, притормозив на светофоре.

— Оля же нас просила не говорить… Хотя ты прав… Как можно о таком умолчать. Боже! Мы же с тобой суем нос не в свое дело… Но ведь они нам не чужие… — прошептала я, прикусив кулак. Не знала, как правильно поступить.

— Я поставил себя на место Леши… Он ее точно убьет, если узнает о том, что она избавилась от малыша… Надо рассказать… — вздохнул Макар.

— У меня сейчас сердце разорвется от боли. Почему все так сложно? — застонала я. Макар сжал мою руку и с теплотой посмотрел в мои глаза.

— Все наладится. Раз они не могут сами помириться, надо им в этом помочь. Мы же как одна семья, поэтому и в горе, и в радости будем вместе, — заявил Поляков.

Мы вернулись домой. Леша сидел в своей комнате, как робот, щелкал каналы на телевизоре, взгляд отрешенный.

Мы с Макаром замерли на пороге, словно дар речи потеряли. Как сообщить эту новость не знали.

— Вы были у Оли? — задал вопрос Леша, не обращая на нас внимания, продолжая пялится в телевизор.

— Да, — ответил Макар, нервно провел рукой по волосам.

— Как она? Все так же ненавидит меня? Сжигает письма и выбрасывает подарки? — монотонно проговорил он.

— Все намного хуже… Если бы только избавлялась от твоих цветов и писем… Она тут надумала кое-что сделать… Лех, только пообещай не делать глупости, — на одном дыхании сказал Макар, подобрался, словно готовился поезд на ходу останавливать. Леша вскинул брови и посмотрел на нас, брат ничего не понимал, но почуял неладное.

— Только не говорите, что она решила с собой покончить! Я этого не переживу, — выдохнул он.

— Нет! Она намерена жить и найти себе другого… Дело в том… — ответила я, но Макар меня опередил.

— В общем, Лех… Оля беременна и собирается в пятницу аборт сделать. Черт! Как же сложно такие новости сообщать, — на одном дыхании сказал Поляков. У Леши пульт выпал из руки. Брат смотрел на нас ошарашено, не моргал. Информация пыталась уложиться в его голове.

— Она что? — осипшим голосом спросил Леша. Макар подошел к другу и сжал его плечо в знак поддержки.

— Оля просила нас не говорить тебе, но мы с Викой решили, что ты все же должен знать. На кону жизнь невинного создания. Твоего сына или дочери… Ты в ответе за Олю и малыша, так что делай что хочешь, но останови ее от этого шага. Ночуй под дверью, но не пускай ее в больницу, — заявил Поляков. Леша зажмурился и закрыл лицо ладонями.