Этим Ломоносов дал аргументы для второго спора о варягах, в котором Костомаров защищал концепцию, что русь происходит как раз из Литвы. С точки зрения современных представлений, да и вообще на фоне усиленных поисков аргументации в пользу славянства призванных князей, которые велись противниками «скандинавомании» в первой половине XIX века, эта позиция выглядит достаточно странно и неясно, если не принимать во внимание, что ее Костомаров почерпнул у Ломоносова.

Однако откуда сам Ломоносов взял эту точку зрения? Из летописи ее нельзя было вывести, поскольку она не дает повода так считать. На первый взгляд выведение князей из Пруссии или Литвы можно было бы считать произвольным положением Ломоносова, если бы у этого представления не было предшественников. Во-первых, об этом говорит известная легенда о происхождении московских царей от брата римского императора Августа – Пруса. Во-вторых, о происхождении русских князей именно из Пруссии как об определенном факте говорится в книге шведского посла в России Петра Петрея де Эрлезунда[179]. Ссылка на это есть у Шлецера в «Несторе»[180]. Петрей с этого начинает свою книгу. Скорее всего, именно оттуда Ломоносов и взял эту точку зрения.

В общем, получилась у Ломоносова причудливая комбинация из «Синопсиса», с выведением славян от сарматов и роксолан, их огромным могуществом и славой, со славянским происхождением конкретно призванных князей и «варягов-россов» и с заимствованием у Миллера некоторых тезисов вроде утверждения о пришлости славян, чуди и признания, что варяги были по большей части скандинавами. Надо сказать, что критика Миллера в определенной степени достигла цели и Ломоносов явно старался примирить собственные взгляды, восходящие к киевскому «Синопсису», с теми утверждениями Миллера, которые ему оспорить не получилось. Также, судя по тому, насколько кратко Ломоносов излагал древнюю историю Руси в своих работах, можно заметить, что, видимо, ему даже эти компромиссные построения казались весьма шаткими. Пуститься в более подробные объяснения означало бы навлечь на себя критику, которой трудно было бы возразить.

Но на первый взгляд казалось, что задача защиты русского исторического нарратива от всякого «чего России предосудительного» Ломоносовым была выполнена: на Русь действительно призвали варягов княжить, только это были не шведы и не скандинавы, а особенные «варяги россы», славянского происхождения из Южной Балтики.

Самая большая неудача Ломоносова в области истории состояла в том, что ему не удалось создать крупную историческую работу, в которой была бы создана концепция истории Руси, укладывающаяся в рамки русского исторического нарратива, и при этом она выдерживала бы научную критику. Для этого требовалась большая и тщательная работа с письменными источниками, которая ему оказалась не по силам. Кратчайшее же изложение было явно недостаточным и существенно подкрепить русский исторический нарратив не могло.

Миллер после кратковременной опалы в 1750 году тем не менее довольно быстро вернул утраченные позиции и снова стал заниматься историей. В 1750 году он опубликовал первый том «Описания Сибирского царства». В 1754 году ему присвоили звание конференц-секретаря Академии наук и поручили ответственное дело – переписку с иностранными учеными, подбор профессоров для Московского университета, а также сотрудничество с Вольтером, который пожелал написать труд о царствовании Петра I. В 1755 году Миллеру также поручили редактировать «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», который стал издаваться по предложению президента Академии наук Разумовского. Журнал издавался до 1764 года, до отъезда Миллера в Москву.

Миллер в это время составил несколько сочинений по русской истории, в том числе в 1761 году написал «О начале Новгорода и происхождении российского народа», в котором вынужден был присоединиться к мнению Ломоносова, что варяги, призванные на Русь княжить, были роксоланами из Южной Балтики. Ломоносов, пока был жив, тщательно следил за работами Миллера и препятствовал ему во всем, что казалось ему политически подозрительным. В частности, он добился, чтобы Миллер прекратил работу над исследованием истории Смутного времени, так что ему пришлось публиковать свои взгляды на русскую историю различными окольными путями.

После дворцового переворота 28 июня 1762 года, когда к власти пришла императрица Екатерина II, карьера Миллера пошла в гору. В 1764 году личный секретарь императрицы генерал-поручик (3-й ранг, соответствующий тайному советнику) И.И. Бецкой затеял учреждение и строительство в Москве Московского воспитательного дома, главным надзирателем которого именным указом императрицы был назначен Миллер. Он уехал в Москву, где строилось самое крупное в Москве каменное здание для этого учреждения. В марте 1766 года Миллер получил еще одно повышение и был назначен указом императрицы начальником Московского архива Коллегии иностранных дел.

Это было высокое и почетное назначение, в котором ясно видно, что императрица очень высоко ценила Миллера как историка. Московский архив был крупнейшим в России собранием древних документов. Вскоре после этого назначения умер Ломоносов.

Миллер постарался взять реванш за поражение в споре с Ломоносовым и выпустил работы, в которых отказался от вынужденного согласия с его концепцией варягов-роксалан из Южной Балтики. В 1768 году он издал латинский перевод своей речи 1749 года под названием «Origines Rossicae» в пятом томе «Allgemeine historische Bibliothek», издававшемся в Геттингене[181]. Вполне возможно, что в этом издании определенное участие принял Шлецер, который вернулся из Петербурга в Геттинген в 1767 году. Однако Миллер отказался от навязанного ему мнения очень осторожно. Публикация была анонимной и предварялась анонимным письмом из Санкт-Петербурга, в котором утверждалось: «Еще должен я Вам сказать, что в 5-м томе «Sammlung russischer Geschichte» (S. 385 и далее) г. Миллер отказался от своего, вызывающего споры утверждения о норманнском происхождении Рюрика и высказал предположение, что он пришел из Пруссии. Его основания меня не убедили. Рюрик все же был норманном!.. и в этой речи г. Миллер именно так и думал. Может быть, я сам напишу об этом когда-нибудь, но только не речь»[182]. Скорее всего, настоящим автором письма был сам Миллер.

Далее, в 1773 году в Академической типографии была издана работа «О народах, издревле в России обитавших», в которой повторялись основные тезисы речи 1749 года. Это издание было также анонимным и подавалось как перевод с немецкого, автор которого переводчику был неизвестен. Второе издание в 1788 году, после смерти Миллера, было уже под его именем.

Проявленная конспирация, очевидно, была связана с тем, что Миллер очень дорожил своим постом начальника Московского архива, позволявшим ему работать с подлинными русскими документами. Он явно не желал, чтобы из-за несогласия с ломоносовской концепцией происхождения варягов его лишили этой возможности, тем более что его исторические работы всегда находили оппонентов, старавшихся ему помешать.

Таким конспиративным образом Миллер вооружил немецких историков набором аргументов в пользу скандинавского происхождения летописных варягов, в первую очередь, конечно, переводами русских летописей. Поэтому в европейской исторической науке исследователи всегда придерживались мнения, что варяги – это скандинавы, тогда как точка зрения Ломоносова, равно как и весь последующий антинорманизм, у них не находили отклика.

Миллер также очень помогал другим исследователям, занимавшимся русской историей, как зарубежным, так и российским. Так, он сыграл большую роль в издании труда В.Н. Татищева в 1768 году. В должности начальника Московского архива он много помогал, к примеру, князю М.М. Щербатову в его работах по истории и изданиях русских летописей и документов. И тут тоже не обошлось без некоторой конспирации.