"Здесь должны водиться ангелы", - подумалось. Он взглянул вниз, в блеклую темень облачности, объявшей все под доскою, уходившей за горизонт, и лишь теперь заметил, сколько разного добра вознеслось в небеса с этим вихрем - прямо таки целые реки и скопления всякого скарба проносились под ним, от цветных полотнищ рваных очертаний до шкафов и диванов, издали, вроде, неповрежденных, но при ближайшем рассмотрении искореженных до неузнаваемости. Масса побитых мелких предметов, неопределимых издали. И, как венец всего, подобная гигантской летучей мыши, кружила над тучами огромная железная кровля, вместе со всем своим стропильным остовом. Там, похоже, копошились люди.
- Эй! Э-э-э-э-э-й! - послышалось Шкляру.
Кто мог тут кричать? Он глянул туда-сюда и заметил вдали трепыхавшийся зеленый лоскут, в котором с большим трудом признал жену. Жена? Он начисто забыл о ней с момента катастрофы, и теперь с изумлением, будто заново узнавая, смотрел, как она стремительно приближается к нему по пологой дуге, сноровисто пользуясь распяленным подолом, работая руками (мы, так уж повелось, обречены на какую-то роковую смехотворность в самых страшных обстоятельствах).
- Уф-ф...
Она, наконец, ухватилась за край столешницы и подтянулась. Воздушное течение занесло ей ноги вбок, и Шкляр, поймав жену за локоть, с трудом втащил ее наверх. Столешница накренилась; видимо, ее аэродинамика не рассчитана была на двойной вес. Надо же - совершенно забыл о жене! А бедняга, видать, за эти считанные минуты (Шкляр глянул на часы и отметил, что прошло уже никак не меньше двадцати минут) и вовсе сдвинулась - на ее простоватом, обычно вяло-безучастном лице сейчас полыхал красными пятнами экстаз.
- Вот это да! Вот так влетели!
Шкляр глянул на жену с опаской.
- Рита! Что с тобой? Мы сейчас разобьемся, ты это знаешь?
- А-а, чепуха... Какая красота, посмотри только!
- Рита... а дети?
Рита глянула мельком, и Шкляр понял, что это не безумие, а просто, может быть, какая-то конечная стадия просветления, в которой такие вопросы уже не важны. Ветер начал спадать, и они явственно подались вниз.
- Вить, как мы жили? - вдруг спокойно спросила жена. От ее недавней экзальтации и следа не осталось. Шкляр немного подумал.
- Неважно, - признался он наконец.
- Вить, а мы виноваты?
- Не знаю... В чем-то, наверное, да.
- А что с нами будет?
Шкляр снова изумился - что за вопрос, но тут же до него дошел смысл. И все же он попытался увернуться.
- Ну... шансов мало. Километров десять, как-никак.
- Я не об этом, - со скрытой страстью прервала жена. - С меня хватит тридцати метров. Я о том, что дальше?
"Боже, если б я знал", - подумал Шкляр. В облачных просветах под ними сверкнуло. - Внизу море, - сказал он вслух.
- Так что же? - не отставала жена. Вдруг резко полоснуло холодом; они явно выходили из круга теплого воздушного выброса.
- Ну, откуда мне знать...
- Ты всегда был у нас самый... - жена искала слово и не заметила обмолвки "был", - осведомленный. Вить, для чего все было?
- Ах, оставь! Почем я знаю...
- Сейчас, наверное, все выяснится, - с надеждой сказала жена. Шкляр же лишь крепче вцепился в кромки снижающейся, почти пикирующей столешницы. Он подумал, что за жизнь свою столько раз оказывался в таких вот страшных и, вместе с тем, унизительных позициях; нынешняя, пожалуй, еще не худшая. Распятый на доске, с безумной женою в изножьи, Шкляр стремительно влетел в пурпурную тучу, горой высившуюся над облачной пустыней. Внутри шел теплый ливень. Шкляр подставил ладонь и оплеснул лицо.
- Все будет хорошо, Рита, - сказал он жене, - все самое плохое уже позади.
ИЗ ПРОТОКОЛА ОПОЗНАНИЯ
...Неизвестный, по свидетельству фарцовщика Бугаева П.С., имевшего с ним постоянный контакт на почве мелкой перепродажи, рассказал однажды, что еще во время оккупации, будучи в критических обстоятельствах, срочно сжег свою униформу и документы (неясно, советские, или аусвайс, равно как и форма). Для большей надежности, видимо, опасаясь пыток в случае поимки, неизвестный обратился к гипнотизеру, который за небольшую плату (ведро картошки) вытеснил из памяти неизвестного всю его биографию, предшествующую сожжению документов. Таким образом, этот человек с практически чистым сознанием начал новую жизнь безо всякого официального укоренения.
Бугаев П.С. показал, что неизвестный никогда и не стремится к получению какого-то другого удостоверения личности, или же узаконенного места жительства, он избрал бродячий образ жизни, поскольку был для этого достаточно умел и экипирован. Необычность этого бомжа, по его собственному признанию, была в том, что после акта сожжения бумаг у него будто оборвался внутренний временной фактор; возраст его как-бы стабилизировался. Свидетель Бугаев сам признает, что неизвестному на вид всегда было лет 45; свидетель познакомился с ним, занявшись спекуляцией в сравнительно молодом возрасте, затем, в результате естественного взросления Бугаева, они как бы стали ровесниками, а спустя некоторое время свидетель ощутил себя уже значительно старше неизвестного. Занятый всегдашними проблемами перепродажи, Бугаев не обращал особого внимания на такие качества коллеги, хотя тот время от времени похвалялся своим здоровьем.
Вскрытие тела показало своеобычную особенность его организма, а именно - древовидное строение конечностей и туловища, с четкой кольцевой структурой ствола, если можно применить такой термин. Число годовых колец в поясничном срезе 90-92, что примерно должно соответствовать возрасту неизвестного, если принять его версию. Существенное следствие: такого рода органические особенности ставят под сомнение первоначальный вывод медэксперта - летальный исход вследствие переохлаждения (замерзание) на неотапливаемом чердаке. Возможно, это была просто стадия зимней окоченелости, каковую ежегодно проходят все деревья нашей климатической полосы.
Вывод: Установление личности неизвестного крайне желательно, ибо упомянутый ключевой факт его биографии (сожжение документов) может получить полярное истолкование: либо мы имеем дело с героем, участником подполья, либо же, наоборот, с предателем, заметавшим следы. В каждом случае ему полагается соответствующее захоронение.
РЕКЛАМКА
Человек, всегда готовый к худшему - это не обязательно боевик, выходящий на звонок в прихожую с автоматом наизготовку; не тот, кто запасся рыцарскими доспехами, или импортным противогазом; не тот, который предусмотрительно застолбил себе местечко на трех-четырех кладбищах города, а тот, кто вживил себе в тело капсулу-пеленгатор!
Капсула-пеленгатор, испуская строго индивидуальный регулярный сигнал, позволяет нашим службам держать клиента под контролем практически постоянно. Возможные похитители не способны экранировать капсулу (так она сконструирована), пеленг будет идти даже после сожжения тела, спустя сотни лет...
ЯЗЫК ЖИВОТНЫХ
Язык животных... Кто этим не интересовался? Попугаи, дельфины, макаки, собаки, воробьи, кузнечики, ластоногие, скрытощележаберные, корытообразные, яйцекрадущие, двоякоживущие - все они, оказывается, без умолку общаются между собой - по-своему.
Аспирант Невалящий с детства фанатически увлекся этим, а затем увлечение приняло такой тяжкий характер, что ему пришлось закончить биофак (специальный курс зоолингвистики) и защитить диссертацию. К концу обучения молодой ученый стал так здорово понимать живые существа, что иной раз воспринимал достаточно свободно даже речь растений.
Надо отметить, что здесь в ходу такая теория - чем ближе к человеку существо, тем больше оно от него набирается. Комнатная герань, к примеру, знает тридцать-сорок слов из лексикона домохозяйки, георгин с парковой клумбы - и того больше, но там есть и матерщина, а вот колхозный огурец слышит обычно лишь два слова: "Будь здоров!", и то, когда им уже закусывают.
Мечтой Невалящего было попасть в нетронутый край лопухов, допетровский, так сказать, где сохранился еще древний диалект растений, свободный от всяких современных включений. Хотелось нетронутой, подлинной глубинки. Чего-чего, а это добро у нас в дефиците никогда не значилось, можно подобрать на любой вкус. Нашлось такое сельцо со старинным названием Укромина, в каковом не видели приезжего со времен, пожалуй, Александра Македонского. Да и то - ежели б всемирный диктатор во главе своих армий появился здесь однажды и окинул взором бесконечные гряды лысоватых холмиков, поросших кое-где невзрачным кустарником - нетрудно представить его реакцию.
