А не приснились ли они мне? Компроментирующие похождения и шантаж случились во сне, а как было на самом деле, никто не знает. Надо при первой же возможности поговорить с Машкой.

Поговорить об э-т-о-м? Так она мне все и расскажет, ага. Пока жареный петух не клюнет – не расколется. И все же я обязан что-то предпринять. Наверное, нужно ехать домой и выяснить все самому.

Мадина ждала ответа.

– Машка младше тебя, – сказал я. – Маленькие дети вроде бы не думают, а, между тем, взрослыми прекрасно манипулируют. Машка не настолько маленькая, но у нее это еще не выветрилось или хорошо усвоилось. А по складу характера вы очень похожи, сестренка так же любит жизнь во всех ее проявлениях и жалеет, что та в основном проходит мимо.

– Можно подумать, что ты о своей жизни так не думаешь, – фыркнула Мадина.

Ее весомые достоинства взвились белыми флагами капитуляции.

Мадина оживала. Я границ не переходил, наш разговор вяло тек на нейтрально-приятные темы. Вернее, на правильные и нужные темы, которые вели к чему-то. Неизвестно к чему. Пока. Поэтому их нейтрально-приятность успокаивала и вдохновляла на продолжение.

– Меня моя жизнь устраивает, – сказал я.

– Неправда. Знаешь игру «правда или желание»? Давай сыграем, и тогда ты не сможешь соврать, потому что дашь слово. А ты свое слово держишь, я знаю. И я свое держу, даже если мне это невыгодно. Иначе нельзя договориться о чем-то так, чтобы твое решение уважали и свою часть договора исполняли.

Я отметил:

– На опасную территорию заходишь. Играть с мужчиной на желание…

Я умолк. Для демонстрации недосказанного мои ладони опустились на сведенные колени Мадины и, невзирая на сопротивление, развели их, прислонив к бортикам ванной.

Теперь мы лежали в одинаковых позах. В прозрачной воде ясно просматривались обстоятельства, из-за которых мы оказались в том положении, в каком оказались.

Прямой взгляд Мадины буравил меня, тоже не отводившего глаз. Некоторое время мы молчали. Мой поступок сказал достаточно.

Первой опустила глаза авантюристка-гостья, что в нашей ситуации было не лучшим выходом. Мадина поняла это в ту же секунду, ее взгляд отскочил, как кот от включившегося пылесоса.

– Ты не просто мужчина, ты друг брата, один из лучших друзей, – проговорила она тихо. – Самый давний и самый надежный. Когда я спрашивала тебя, можешь ли ты обидеть сестру друга, я не спрашивала, а, скорее, утверждала: не сможешь!

– Я предложил разобраться с определениями. Так вот, обидеть можно по-разному. Это настолько широкое понятие, что некоторые виды обиды могут быть желанными, и нельзя валить в одну кучу гнусные приставания и ни к чему не обязывающее красивое восхищение.

– Хорошо сказал. – Мадина натужно улыбнулась кончиками губ, глаза оставались серьезными. На лице читались тревога и взбудораженное ожидание. – Ты прав, против некоторых видов обиды я не возражаю. Именно потому, что это ты, а не кто-то другой.

Я тоже немного опустил взгляд. Не давала покоя родинка на груди. Надо же расположиться в таком месте, чтобы всегда быть на виду, даже когда на нее не смотришь.

Родинка. Откуда я знал про нее во сне?

И появляется еще вопрос, не менее животрепещущий.

– Скажи, у Хадижат есть родинка… – я замялся и указал взглядом вниз, в черноту нежных зарослей, – там?

– Ну и память. Я думала, в возрасте, когда мы веселой кучей возились с игрушками, дети еще не делятся на мальчиков и девочек. А ты даже там разглядывал.

Интриги, тайны, расследования… к чертям собачьим. Получилось, что о родинках обеих сестер мне известно из далекого детства. Как же все просто объясняется, если откинуть мистику.

– Бабушку со стороны мамы зовут Сапият? – на всякий случай уточнил я еще один пункт сводившей с ума «сонной» программы.

– Ты и это помнишь?

– Хорошая память – признак зануд, а я зануда, и окружающим надо принять этот факт, если их в какой-то степени интересует мое общество.

– Истинный зануда. Это если подходить к делу формально. Если же учесть обстоятельства… – Покусывая нижнюю губу, после недолгой паузы Мадина проговорила с прищуром: – Кстати, ты забыл про обещание, а я жду. Ты обещал рассказать о том, о чем мне поговорить не с кем, и как у тебя было… это.

Для расшифровки сказанного низ ее тела толкнул меня под водой. Касание содрогнуло обоих. Я судорожно сглотнул. Кисти рук, собиравшихся отпустить девичьи коленки, непроизвольно сжались.

Мадина замерла. Она понимала, что играет с огнем, но для того и пришла – сыграть в «русскую рулетку», пройти по краю и насладиться невероятными эмоциями.

Огонь, с которым она играла, скрыть было невозможно. Хорошо, что с погружением второго человека уровень воды поднялся, иначе озерцо между телами напомнило бы площадь Святого Петра в Ватикане.

– Не обещал, а был подловлен на слове. – Я резко свел колени Мадины в прежнее сомкнутое положение.

Теперь ее икры ощущали крепость моего организма, но лучше это, чем видеть направленный туда взгляд. Кстати да, намного лучше. И приятнее. И, кажется, не только мне. Мадина выглядела несколько ошарашенной.

– И все же расскажу, – закончил я мысль, – в обмен на аналогичный рассказ.

– Аналогичного быть не может, разве не понимаешь?

– Я расскажу о своем первом опыте, ты о своем.

– Но у меня не было…

– Расскажешь о том, что было. Чувственный опыт – не только это. – Я ответно двинул вперед низом поясницы.

Приятно наблюдать, как девичьи короны белых дюн вытягиваются в набухшие стручки. Я снова сглотнул. Вспомнились, что ли, первые месяцы жизни? Сейчас мне конечно, не молока захотелось, а только саму емкость…

– На втором курсе… – начал я.

Жадная до подробностей слушательница уточнила:

– Ты же про первый раз?

– Да.

– Ясно. – Ненадолго увеличившийся излом бровей вернулся в обычное положение. – Слушаю.

– Мы отправились к знакомым девчонкам, а по дороге основательно затарились пивом и водкой. Нам оказались рады, и наутро…

– Подожди про утро. Сколько вас было?

– Трое парней, трое девчонок.

– Что вы делали?

– Пили. Всю ночь.

– Это понятно. А кроме?

– Потом не помню.

– Ты хочешь сказать…

– Все произошло в пьяном дурмане, в памяти ничего не осталось. Кстати, несусветное счастье, что я ничего не подцепил.

– А у тебя было с одной или?.. – Фраза оборвалась, глаза Мадины тонко сощурились.

Ей интересно. Жаль. У нормального человека такое должно вызывать отторжение. У меня бы вызвало. Но я продолжал врать напропалую. Как говорит древняя пословица, назвался штекером – полезай в разъем. Или говорится не так? Возможно, пословица мне придумалась, как и история с пьянкой. На самом деле в тот раз я свалился сразу, и было ли что-то у кого-то, знать не мог. У меня быть не могло точно, но в свое время для создания ореола мужественности история сгодилась. Другие ведь тоже ничего не помнили. С тех пор я пью только вино, по чуть-чуть, исключительно по важным поводам. Но от меня требовался рассказ, и я его давал:

– Говорю же – не знаю, кто с кем и как. Утром все проснулись в перевернутой вверх дном квартире, валялись вповалку, грязные, противные. Я очнулся первым и ушел.

Мадина протянула с огорчением:

– Это все?

– Теперь твоя очередь, жду.

Не было бы прошедшей ночи с Настей, где меня выжали и выпотрошили, как казалось, на год вперед, я бы не чувствовал сейчас некоторой легкости и не вел себя столь уверенно и даже, с моей точки зрения, хамовато-дерзко. Обычно мое поведение ничего общего с этим не имеет, но сейчас я чувствовал себя брутальным мачо, хотя знал, что не соответствую образу ни на грош.

– Хорошо. Обещала – выполняю. – Взгляд Мадины сверлил точку между своих коленок, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза, тогда и слушатель, и рассказчик, оба чувствуют себя не в своей тарелке. – Однажды с похожим вопросом я обратилась к Султану, вчера ты видел его на вечеринке. Он другой нации, не родственник, потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья стольких проблем избежала бы…