Я тоже. И с ее выводом я был согласен, я – шлюх. Идеальное определение.

Будь по-другому, в моих руках была бы другая женщина. Единственная. Но я шлюх, и имею то, что имею.

Вопрос, который после долгого молчания задала Мадина, я не ждал:

– Ты влюблен?

– Наверное. Не знаю.

– Странный ответ.

– Другого нет.

– И кто же объект твоих грез?

– Пока только мыслей.

– Мне нужно имя и небольшое описание. Мы договорились говорить правду.

– Достаточно имени. Хадя.

Мадина встрепенулась, груди едва не вырвались из моих ладоней. Я с трудом удержал их на месте.

– Ты же видел ее всего один раз – вчера! Вы почти не разговаривали. Она даже танцевать с тобой отказалась.

Мадина не верила. Честно говоря, я сам не верил. Не надо мешать сон и явь. Когда сон развеется окончательно, я останусь с реальностью, где Хади не было, а были манипулировавшая мной Настя и, сейчас, Мадина со мной в ванне.

Однажды на каждую манипулирующую гайку найдется переманипулирующий ее болт. Сегодня этим болтом буду я. Шлюх. Зря Мадина заговорила о любви. Если только надеялась, что я назову ее имя, но никаких поводов для положительного ответа не было.

Хм. А если подумать… Шлюх со шлюхой – хорошая пара.

– Хадя помолвлена?

– Давно. Она не любит об этом говорить.

– Ей не нравится жених?

– Нравится.

Услышать это оказалось неприятно.

– Откуда она знает, какой он? Они хотя бы встречались, или все устроили родители?

– В нашей семье все решают родители. О, сколько ты задал вопросов! Теперь моя очередь.

Мне расхотелось говорить правду. Расхотелось разговаривать вообще.

– Не знаю, о чем ты спросишь, заранее сдаюсь. Говори желание.

– Я хочу побрить тебя… там. – Рука Мадины скользнула под приподнявшуюся спину, пальцы ухватили трофей.

Я ощутил, как по девичьей коже прокатилась волна мурашек. Меня ощущения тоже накрыли с макушкой. При всей похожести (на взгляд инопланетянина), чужая рука – не своя. Сейчас я назвал бы ее рукой судьбы, от нее зависело ближайшее будущее.

– Желание дамы – закон. – Дав согласие, я не шелохнулся.

Мадина тоже никуда не спешила.

– Еще говорят: чего хочет женщина, того хочет Бог, – сказала она севшим голосом.

Из голоса будто бы ушла жизнь, он потерял краски и глубину, стал глухим. В кино таким голосом говорят больные. Невольно подумалось: а мы – здоровые? Во всех смыслах.

– Насчет Бога не знаю, это предмет споров, а мужское слово надо держать.

Зря сказал про мужское. Просто: слово надо держать. Иначе женщины выведут себя за рамки и сядут на шею. Хорошо бы, Мадина не заметила оговорки.

Она не заметила. Ее мысли улетели далеко от звучащих слов, воспринимался лишь смысл сказанного.

– У тебя со здоровьем проблем нет? – просипела она вопрос, с которого такие рандеву должны бы начинаться.

– А у тебя?

– Смеешься? Откуда?

Обрадовавшись безопасности, ее пальцы взялись за изучение добычи намного активнее, ощупывание сменилось поглаживанием, перебиранием, пожатиями и даже легким натягиванием. Каждое действие вызывало ответную реакцию. Приливы с отливами, дерганье и пульсация заставляли Мадину каменеть и непроизвольно стискивать второй кистью мою коленку. О том, что ее рука схватила мою ногу, Мадина, кажется, даже не подозревала, ощущения втораой руки отнимали все внимание.

– Спрашиваешь – откуда? Твой братец еще тот ходок, а вы живете в одной квартире, пользуетесь одними вещами.

– Гарун не принесет домой заразу, он думает головой.

– Судя по поведению, не только головой.

На языке вертелось: «Похоже, это у вас семейное». Я благоразумно промолчал. Отрывать партнершу от маленького счастья, чтобы полаяться? Увольте. Я таял от любопытных прикосновений, поощрял знакомство, подталкивал к дальнейшим исследованиям. Мои ладони тоже не скучали. Жесткие наконечники ввинчивались в центры ладоней, пальцы играли мякотью, поглаживания вводили в состояние эйфории. Когда чего-то нет, и внезапно оно появляется, ни о чем другом мозг какое-то время думать не хочет.

Потом, правда, все же думает. Плохо, что зачастую надо бы не потом, а до.

– Гарун следит за собой и заботится о нас, – закрыла Мадина тему.

Думала, что закрыла.

Я пожал плечами:

– Все следят. Многие при этом болеют.

– Надеюсь, с нами такого не произойдет.

– Надежда умирает последней.

Финал получился пессимистичным. Крепким пожатием Мадина сказала трофею «до свидания», высвободилась и развернулась в воде ко мне лицом.

Не вставая, я дотянулся до своей бритвы, пены и помазка, сложил все на бортике ванной у стенки. Мадина ждала.

Я поднялся перед ней во весь рост.

В мою ставшую самостоятельной середину уставился взгляд, за который я дал бы Мадине «Оскара» как лучшей актрисе, если бы взгляд был наигран. Естественность же происходящего вознесла ощущения на новый уровень, мысли расплавились и потекли.

– Можно сначала тебя помыть? – Мадина подняла глаза, чтобы посмотреть в лицо. – Полностью.

– Нужно. И тебя тоже. Полностью. Можно совместить.

– Мне кажется, это два разных удовольствия.

– Тебе не кажется. Кто первый?

– Разыгрывать не будем. Право сильного отменяется, мы цивилизованные люди. Кавалер должен уступать даме.

– Вот так и появляются женщины-министры обороны, и мир летит к чертям. Но это не значит, что я против.

Мадина оглядела ванную и, за неимением того, что искала, потянулась к малюсенькому обмылку. Я нагнулся и достал из-под ванной флакон жидкого мыла:

– Места надо знать.

Мадина брызнула на ладонь струйку мыла и подтвердила, перенеся смысловое ударение с первого слова на последнее:

– Места надо знать.

И намылила их, места, которые отныне собиралась знать деятельно и основательно.

Трудно передать мои ощущения. Что-то схожее с едой после долгого голода и отдыхом от невыносимо тяжкой работы. То есть, нечто до жути желанное и сказочное в своей продолжительности.

Сам я эти части никогда не мыл столь тщательно и многократно. Мадина делала это аккуратно, ласково, почти любовно. Она обращалась с моим организмом как юный натуралист с птенчиком, боясь повредить ему перышки. С восхищением и благоговением. Наверное, так действует и чувствует себя новобранец, которому доверили нести полковое знамя.

Закончив с самым интересным, Мадина поднялась во весь рост и, как договаривались, помыла меня всего, от шеи до пяток. Этот второй этап занял времени примерно вдвое меньше, чем дополненный исследовательским интересом первый. Наконец, с чувством выполненного долга раздалось:

– Я все сделала правильно?

Мне хотелось, чтобы процесс зациклился и двигался по бесконечному кругу, но пришлось признать:

– Правильно – мягко сказано. На самом деле – божественно.

Мадина улыбнулась, и флакон с жидким мылом был торжество вручен мне в руки:

– Ваша очередь, сэр. Леди готова.

Леди вытянулась перед сэром, приподняла голову и в ожидании ощущений закрыла глаза.

Женское тело как объект касаний и всяческого поглаживания для меня секрета не составляло, но конкретное Мадинино – очень даже. Я тактильно и визуально изучал его с не меньшими интересом и пылом, чем внезапная партнерша до того под видом мытья делала полное исследование меня.

Мытье было предлогом для касаний и прямого разглядывания. Намыливание представляло собой ласки, от которых у обоих останавливалось дыхание и бесился пульс. Провокационные движения я совершал с основательными промежутками, остальное время посвящая рукам, ногам, шее и спине, чтобы ожидание вывело накал на предел и, желательно, еще дальше. Мадина судорожно сжимала кисти у меня плечах, закатывала глаза и постанывала. Когда я, наконец, в прилагаемых усилиях спустился со спины в ее шикарное раздвоение, мой объект мытья мелко дрожал и периодически охал. А когда я занялся конкретно раздвоением…