– Галина, почему вы еще не дома? Вы опоздаете на автобус. – сказал он, расстегнув верхнюю пуговицу рубахи.

– Пешком дойду, – ответила Галя.

Директор начал не спеша раздеваться. Сняв трусы, он прошел под поток воды, пристроился к Гале сзади, и несколько раз шевельнул бедрами, потершись о ее задницу членом. Галя не реагировала. Тогда директор чуть отошел, и направил головку члена в заросшую волосами щель. Пару минут в душе слышались влажные шлепки.

Одевшись, Галя все таки успела на последний автобус. Недавно произошедшее ее нисколько не волновало, ведь ей пользовались так каждый вечер. Если директору хотелось чего-то другого, то он валил Галю на пол, зажимал ей нос пока она не открывала рот, а потом пихал свой причиндал по самые гланды – благо у работниц завода был подавлен рвотный рефлекс, и потому директор наслаждался глотками как хотел. После этого Галя сплевывала сперму, выключала душ и шла одеваться, будто бы ничего не произошло. Ей было плевать. Подходя к своему подъезду, ее остановила какая-то старуха, и сунула в руку горшочек с кактусом. Галя машинально взяла его, желая поскорее очутиться в квартире.

Галя упала лицом на подушку и постаралась не дышать. Но животный инстинкт самосохранения заставил ее перевернуться на бок и вдохнуть затхлый запах квартиры. Она тупо уставилась на посиневшую ножку ребенка торчащую из под подушки, задумавшись о том, чтобы выкинуть трупик на помойку, где его обглотали бы бродячие собаки и бомжи. Но, вспомнив про котельную, она резко встала, замотала тело в простынь, и потащила его сжигать. Постучавшись в тяжелую железную дверь, она крикнула:

– Мне нужно избавиться от дохлой псины.

– Открыто, – послышалось из-за двери.

Она вошла в темное помещение и направилась сразу к печи. Размахнувшись, она бросила сверток в самое пекло, а голос откуда-то из темноты спросил:

– Прах нужен?

Немного поколебавшись, Галя кивнула головой.

Она пришла домой с поллитровой банкой серой пыли. Голыми руками вытащив колючий кактус, она смешала землю с останками, а потом посадила растение обратно. Вдруг, впервые за долгие годы, Галя улыбнулась. Она содрала с окна изъеденные молью занавески, поставила горшок на подоконник. Затем расковыряла ножом вену, и полила растение кровью.

– Какое славное дитя! – воскликнула Галя, закрыв руками рот, – Я обещаю, что найду тебе папу. Мой сын заслуживает того, чтобы у него был хороший папа.

Галина отыскала мусорные мешки и стала складывать в них мусор. Сотни консервных банок украденных с завода, сотни бутылок из под пива заполненных до горлышка окурками. Нашлись и засохшие презервативы, оставшиеся еще с тех времен, когда она жила с бывшим. Собирая их, Галя даже вспомнила тот момент, когда в нее кончили без резинки, а потом ей пришлось делать клизму из белизны.

Когда Галя избавилась от всего мусора и даже от своей старой одежды, она принялась мыть стены и полы. Прочь прогоняя клопов и тараканов, поглядывая на кактус – Галя понимала, что оживает, будто бы она отмывает не квартиру а саму себя. Отдирает с глаз и кожи многолетние наслоения пыли и засохшей крови.

– Я возьму большой кредит и сделаю ремонт. Я поклею желтые обои и постелю светлый ленолиум. И поставлю окна, которые будут открываться.

Кактус не отвечал, но Галя слышала голос из горшка, рассказывающий ей истории о скальпелях и искалеченных спинах.

Даже следователи не знали, почему Анна умерла, а точнее покончила с собой. Впрочем, никого это особо не интересовало. Девушку мало кто знал, она была скрытной и не любила общаться с людьми. Парня у неё вроде тоже не было, хотя она обладала редкой красотой: большими зелёными глазами и гладкой кожей молочного цвета. Рыжие волосы она всегда держала в чистоте и заправленными за уши. Так ее и нашли – бледную, лежащую на кровати, с россыпью плавленной меди волос на подушке. Способ самоубийства – суицид путем передозировки антидепресантов – именно так напишут в протоколе. И не было записки, не было дневника, который бы пролил свет на это дело. Лишь на повторе играла группа Bauhaus с музыкального центра. Так и нашли одинокую Анну.

Если бы ее просто похоронили, или бы сожгли в печи крематория – все было бы просто, еще одна смерть, пополняющая статистику самоубийств. Никто даже не приходил на опознание. Анна появилась в Рысьегорске неведомо откуда, чтобы умереть именно здесь. Ее некому было вспоминать. И никто бы не стал о ней вспоминать, если бы ужасная новость не разлетелась по всему городу: ЭТОЙ НОЧЬЮ С ГОРОДСКОГО МОРГА БЫЛ ПОХИЩЕН ТРУП МОЛОДОЙ ДЕВУШКИ. ТРОЕ ПАТОЛОГОАНАТОМОВ И ОХРАННИК МЕРТВЫ.

Тело похитили, это было понятно. Перед этим кто-то вырубил все камеры, и убил свидетелей, то есть анатомов и охранника, который мирно дремал у входа. Похитителей, скорее всего было четверо: двое справлялись с камерами, а еще двое убивали и, собственно, похищали только что зашитое после аутопсии тело несчастной Анны.

Эта новость была у каждого на устах в городе. Кому нужен труп? для каких целей? Это некрофилия, сатанизм, или просто глумление над покойной? Кто-то даже предполагал, что у Анны был любимый человек, который не смог перенести утраты любимой, и потому решил похитить ее тело. Кто-то судачил о местных сатанистах, и каждого даже проверили, но все тщетно и пусто.

Она не хотела их смертей. Отправив этих живодеров туда, откуда сама только что вернулась, Анна накинула первую попавшуюся одежду и прикончила напоследок толстого охранника, перерезав ему горло скальпелем. Видимо, ее второе появление на свет сопровождалось какими-то магнитными бурями, раз свет начал гаснуть, а телефоны взрываться. Испугавшаяся Анна выбежала на улицу, и куда бы ни пошла – следом за ней гасли фонари, будто бы отказываясь светить ей. Анне было так плохо и больно, что это было последней каплей. И ночь была слишком долгой, будто бы солнце отказалось всходить. Несправедливо. В полуобморочном состоянии она ощупывала грубо зашитый живот и не понимала, что с этим делать.

– Я так хочу умереть, – шептала она, прячась от людей в лесу, – Я не хотела всего этого.

Она бредила себе под нос, углубляясь в лес. Вскоре она вообще перестала понимать в какой стороне находился город, к тому-же ее это уже не волновало. Солнце так и не показывалось.

Вскоре она нашла яму с водой. Она бы подошла как могила, если бы в ней не было воды. Анне было плевать. Она упала в объятия своего нового дома, и вода с опавшими листьями скрыла ее от мира, и только огонь ее рыжих волос мелькнул напоследок в мутной воде.

Когда Анна умерла во второй раз, наступило утро.

Образ Господина Sh. пришел мне вчера, когда я возвращался на базу. Дорога была плохой, и видел я только ветки деревьев, высвечиваемые фарами машины. Я сидел позади водителя и думал – а смогу ли я придушить его прямо сейчас? Хватит ли у меня смелости?

Ничего не подозревающий водитель аккуратно объезжал лужи, а я смотрел на его шею в зеленом свете от приборной панелли. Я бы мог убить его, и сделать что-нибудь с его телом в стиле своих ранних рассказов. Например, заняться с мертвым, или еще умирающим телом сексом. Вытащить тело на обочину и утопить в вонючем болоте. Хватило бы у меня ума поджечь машину?

Я поймал себя на мысли, что рассуждаю странно и опасно. Наверное, из-за таких мыслей люди совершают ужасные вещи, а потом раскаиваются. Я пытался найти корни своих темных желаний, но так и не нашел. Закурив сигарету, я прогнал эти мысли вместе с дымом. А потом у меня родился этот рассказ. Итак, поехали…

Как только Аришка ушла, в квартире от былого веселья осталось гора грязной посуды и неловкое молчание двоих. Первый начал собирать бутылки в пакет дабы хоть чем-то заняться, а второй лежал на диване, стряхивая сигаретный пепел в салатницу, пристроенную на груди. Первый осуждающе поглядывал на второго, надеясь на то, что ему помогут в уборке.