Об этом Эльен ей и правда не рассказывал. В Евину «школьную программу» краткая биография Берндетта, конечно, входила, — но призрак считал, что период после ритуала куда важнее того, что ему предшествовало.

До этого момента Ева была с ним солидарна.

— Они вроде как вместе работали над ритуалом, — продолжил господин Дэйлион. — Тем самым. Выводили правильную формулу, подбирали руны, чем там еще маги занимаются… Но это, сами понимаете, работенка была почти непосильная. Выматывала тело и разум. Так что в один прекрасный момент Гансер сошел с ума и набросился на Берндетта, а тот совершенно случайно заколол своего дружка ритуальным кинжалом. — Убийца достал из кармана портсигар. — Ужасно грустная история.

Скепсисом, звучавшим в этом заключении, можно было бы отравить лошадь.

Как ни странно, Ева его разделяла.

— Берндетт ведь был магом, — сказала Ева, пока ее собеседник зажигал «вечную спичку», бесцеремонно чиркнув ею по гранитному подоконнику под витражом. — Неужели он не мог нейтрализовать этого Гансера какими-то чарами? Вместо того, чтобы тыкать в него ножом?

Подпаливая сигару вонючим оранжевым огнем, господин Дэйлион усмехнулся:

— Моя дочурка, когда услышала эту историю, подобными вопросами не задавалась, а сразу захлюпала носом.

— Я читала слишком много детективов, чтобы просто хлюпать носом.

То ли в этом мире тоже писали детективы, то ли магический переводчик нашел слову достойный аналог, — но улыбка, скользнувшая по лицу убийцы, была почти довольной.

— Если вас интересует мое мнение на этот счет, то давайте представим… чисто теоретически… что есть некий талантливый и честолюбивый юнец. Он планирует открыть великий ритуал, а потом с его помощью стать королем. Сыграть на том, что он единственный из людей, кого удостоили чести служить божественным сосудом. И есть у этого юнца друг и соратник — потому что ритуал слишком сложен, чтобы сдюжить с ним в одиночку. Друг такой же талантливый, но далеко не такой честолюбивый. — Господин Дэйлион небрежно повел рукой, обводя лицо Берндетта дымным контуром; дым приятно веял черносливом, но Ева все равно была благодарна, что курили не в ее сторону. — В конце концов наши приятели выводят нужную формулу. Поскольку пробовать ее в деле смертельно опасно, а мертвый на трон не сядет, то пробы честолюбивый юнец великодушно доверяет своему другу. А когда все проходит успешно, получается, что в планы будущего короля Керфи совершенно не вписывается еще один человек, побывавший вместилищем бога… да еще и первым в истории.

— А, может, вы просто судите всех по себе. Не все, знаете ли, используют своих друзей в качестве подопытных кроликов.

Возразила Ева скорее из неприязни к собеседнику, чем из чего-либо еще. Она свела слишком близкое знакомство с семейством Тибель, чтобы не понимать — если яблочко действительно недалеко падает от яблони, то прародитель этого семейства едва ли мог быть белокрылым ангелом.

Будь она уроженкой Керфи, данная мысль наверняка показалась бы ей кощунственной. В конце концов, подобная теория пятнала светлый образ освободителя страны с ног до головы. Но сейчас Еву куда больше волновала судьба потомков Берндетта, чем сомнительность его присыпанной пылью веков персоны.

— И мы возвращаемся к тому, зачем я выдернул вас на эту маленькую прогулку. Что-то мне подсказывает, лиоретта, что вы меня не жалуете.

— С чего бы это. — Ева оглянулась, убеждаясь, что гвардейцы стоят слишком далеко, чтобы их услышать — и все равно понизила голос почти до шепота. — Вы пытались убить Уэрта. Вы похитили меня. И вы слишком много знаете.

— А вы, естественно, опасаетесь, что я использую эти знания против вас.

— Мне трудно навредить больше, чем мне уже навредили.

— Чего не скажешь про ваших друзей?

Ева выразительно промолчала — и господин Дэйлион вздохнул даже как-то разочарованно.

— Думал, вы окажетесь смышленее. — Ее снова подхватили под руку. Докуривая на ходу, неуклонно повлекли в сторону зимнего сада. — Вы правда полагаете, ваш жених позволил бы мне гулять по этому дворцу, не будь у него рычагов давления?

Еве хотелось сказать, что рычаги давления — это про Айрес. Затем вспомнила, что за улыбчивостью Мирка скрывался все-таки Тибель — и король.

Он не так глуп, чтобы оставлять рядом с собой возможную угрозу. И не так безобиден.

— В таком случае вам стоит получше контролировать свой тон, — бесстрастно проговорила она вместо этого. — Особенно когда речь заходит о моем женихе.

— О, уж простите пожилому человеку маленькую слабость. — Особого раскаяния в этом извинении Ева не различила. — Я знаю, когда меня могут услышать посторонние. Получше некоторых.

Ответить Ева не успела: галерея привела их в зимний сад, и препираться при посторонних точно было небезопасно.

Сад раскинулся за двустворчатыми дверьми, на которых вырезали дуб почти в натуральную высоту, и под магическим куполом с регуляцией осадков и температуры. Прозрачный мерцающий барьер, выглядевший куда эффектнее любой стеклянной крыши, слегка присыпало снегом, но это не мешало колючим зимним звездам наблюдать за теми, кто прогуливался по мраморным тропинкам при ярком свете парковых фонарей. Серебряные кроны странных деревьев с белыми стволами слегка мерцали на фоне черных небес; листья в форме звезд падали на сиреневый папоротник и клумбы, пестревшие рыжими тюльпанами. Ева уже наведывалась сюда с Мираклом, поведавшим, что это любимые деревья риджийских дроу — семена для этого сада подарили еще его прапрапрадедушке, когда керфианцы подписали с дроу какой-то старый договор. Миракл даже сказал, какой, но Ева успела забыть.

Что ж, все лучше банальных пальм.

— Зачем мы здесь? — осведомилась Ева устало.

Вместо ответа убийца стряхнул сигарный пепел прямо на садовую дорожку. Махнув кому-то рукой, негромко окликнул:

— Али!

Обернулись сразу несколько сиятельных персон, беседовавших среди деревьев или ворковавших в каменных ротондах, увитых синим плющом. Но обращение было адресовано девушке, которая любовалась на рыбок в круглом пруду чуть впереди.

Быстро подобрав юбку длинного платья, интриговавшего глубоким вырезом на корсаже, девушка направилась к ним. По ее пружинистой походке становилось ясно — побежать ей не дают лишь правила приличия.

— Тоже решил прогуляться, па? — приблизившись, незнакомка сверкнула лучезарной улыбкой и белизной мелких зубок в обрамлении некрашеных губ. Обратила юное, очень симпатичное лицо к Еве — и тут же смущенно откинула за спину темный локон, выбившийся из прически. — О… лиоретта.

Такую прическу (четыре тонкие косички, сплетенные на затылке, удерживая распущенные волосы) за сегодняшний вечер Ева видела не раз. А ранее видела в подвалах Кмитсвера — у Айрес. Логично, что придворные дамы следовали моде, заданной королевой; но Еве почему-то стало легче от мысли, что больше никто не будет брать пример с Айрес Тибель.

Еще она видела такие же глаза, похожие на осколки сапфира. У того, на чью руку сейчас опиралась ее рука.

Только его глаза не светились такой невинностью.

— Знакомьтесь, лиоретта. Аларена, моя дочь, — сказал господин Дэйлион. — Слыхали б вы, как она поет.

— Я польщена, лиоретта.

Судя по восторженному взгляду, которым девушка сверлила ее лицо, это была не просто учтивая фигура речи. Конечно, теперь любой керфианец почтет за честь быть представленным деве из пророчества Лоурэн — и будущей королеве.

От осознания, насколько жестоко они обмануты, Еве иногда хотелось истерически расхохотаться.

— Хотя, возможно, лиоретта дала бы твоим способностям более строгую оценку, — продолжил убийца. — Лиоретта у нас тоже музицирует.

— Почла бы за честь спеть для вас, — мечтательно выдохнула Аларена.

— Может, даже удосужится как-нибудь тебя послушать. Ей вроде тоже нравятся твои любимые пьески… те, которые писал наш знакомый Тибель. Правда, лиоретта?

Ева едва удержалась от того, чтобы зажмуриться.

Так прогнать неуместные воспоминания было бы проще.