Три руки ткали один музыкальный гобелен. Два человека, не связанных ничем, даже настоящей враждой, творили одно на двоих волшебство.

Музыка — трехчастная, недолгая, почти классическая по форме пьеска — закончилась как-то слишком быстро. Педаль длила финальный аккорд, даже когда пальцы их уже перестали касаться клавиш; и, слушая, как он истаивает в тишину, Ева почувствовала, как Кейлус выпрямился, слегка скользнув ладонью по ее спине, наконец выпуская ее из полукольца своих рук.

— Недурно для той, у кого другой профиль, — сказал он, сев уже просто рядом.

Ева повернула голову, чтобы увидеть его глаза. Больше не смеявшиеся.

Это испугало ее больше, чем любая насмешка.

— А мы определенно могли бы поладить. — Когда мужчина протянул руку к ее лицу, Ева почти дернулась, чтобы вскочить — но ее лишь слегка, совершенно по-отечески погладили по волосам. — Увы, наши сердца уже заняты… не только музыкой.

В этом снова прозвучала издевка. Немного успокаивавшая, как и этот жест. Да только когда Ева все-таки встала, позволив его пальцам соскользнуть со светлых прядей, она чувствовала себя так, словно предала кого-то.

Отчасти саму себя.

— В своем я уверена больше, чем в вашем, — сухо заметила она, отступив от инструмента на пару шагов. Задним умом осознавая, что это не лучшее замечание для избранной ею стратегии налаживания контакта, но не способная подавить эмоции, грызшие душу за минутное забытье.

Она никогда не ощущала подобной синхронии. Ни с кем. Ни с одним аккомпанировавшим ей концертмейстером — включая того, с кем они уединялись в классе, занимаясь далеко не только камерным ансамблем. И ловила себя на том, что многое бы отдала, чтобы Дерозе сейчас действительно оказался у нее: даже если браслет все еще будет на ее руке.

Играть с человеком, чувствующим тебя так — наслаждение, с которым многие другие и рядом не стояли.

— Как я уже говорил, маленькие мертвые девочки не в моем вкусе. И я слишком ценю того, с кем уже связан, чтобы предпочесть ему даже самый прекрасный в мире дуэт. — В его глазах медными искрами танцевала ирония. — Как и ты, полагаю.

Это было правдиво. Даже синхрония не могла в полной мере заставить Еву проникнуться к лиэру Кейлусу хотя бы симпатией — вместо интереса и желания понять, что она испытывала сейчас. Не говоря уже о том, чтобы радостно забыть Герберта. А еще это было трогательно: наличие возлюбленного, преданность и верность ему — еще одна черта, которую Ева не могла не оценить.

Хотя, будь на ее месте кто-то, не столь адекватно относящийся к факту наличия возлюбленного вместо возлюбленной…

— Странная ты, кошечка. И интерес твой ко мне странный, — сказал Кейлус, каким-то образом угадав часть ее мыслей — если не все.

— А вы, хотите сказать, совсем его во мне не разжигали, — не удержалась Ева.

— Разжигал, — ничуть не смутившись, подтвердил Кейлус. Усмехнувшись чему-то, отвернулся, глядя в ноты. — Просто не ожидал, что он будет такой… чистый. Как и ты.

Не такой уж чистый, подумала Ева с легким сарказмом. На ее взгляд в этом их дуэте интимности было больше, чем в поцелуе. И слияния душ — больше, чем в постели.

— Значит…

Закончить фразу она не успела.

Профиль Кейлуса утонул в заволокшей комнату сумрачной дымке. Стены поплыли во внезапном головокружении.

Захлебываясь темнотой, волной захлестнувшую ее сознание, Ева еще успела обиженно подумать «за что», — и услышать откуда-то взявшийся голос Динки, сочувственно вздохнувший «дурилка».

ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 13.02:

***

Второй вечер своего заключения Гербеуэрт тир Рейоль встречал, сидя на кровати в отведенных ему покоях, приложив пальцы к вискам.

Ночевать в этих покоях ему было далеко не впервой. Когда-то он даже радовался возможности встретить ночь здесь вместо того, чтобы возвращаться домой. Пусть Айрес не дула ему на разбитые коленки, но исправно навещала племянника перед сном. Поправляла одеяло, целовала в лоб, желая приятных сновидений — от матери он привык такого не ждать: господин Рейоль был категорически против «этих ваших девичьих нежностей», а между возможностью быть хорошей супругой и хорошей матерью госпожа Рейоль без долгих колебаний выбрала первое. Однако Айрес тирин Тибель никто, ничего и никогда не посмел бы указывать.

Наследнику рода Рейоль потребовалось пятнадцать лет и изрядная трепка от жизни, чтобы избавиться от своих наивных детских иллюзий, будто где-то есть место, где ему всегда будет безопасно и тепло. И человек, который никогда не сделает ему больно.

— Так ты и в голове решать задачки умеешь, — констатировал Мэт, возникнув в кресле перед камином.

Герберт ничем не проявил, что его услышал. Лишь опущенные ресницы его на миг дрогнули. А, может, то и вовсе была игра света от огня, заливавшего сумраком просторную комнату в любимых королевой багровых тонах; по причине того, что наследник престола сидел совершенно неподвижно, волшебные кристаллы давно уже погасли.

— Все пытаешься взломать защиту милого дядюшки? — не дождавшись ответа, демон непринужденно закинул ногу на ногу. — Ну да, бумажки или их след легко обнаружить, а ментальный взлом в твоем отношении Ее Величество не практикует…

Герберт не откликнулся. Правда, опустил одну руку на колено, по пути махнув ею так, будто перечеркивая нечто написанное в воздухе.

— Не бойся, слежки нет. Не сейчас и не в этой комнате, по крайней мере.

— Я знаю, — процедил некромант, не открывая глаз. — Как ты мог заметить, я немного занят.

— А я думал, тебе будет интересно узнать, как поживает наша златовласка. Но нет так нет.

Даже это не заставило Герберта посмотреть на демона.

— Как она? — просто спросил некромант ровно.

— Сносно, сносно. Твой дядюшка с ней на удивление мил. Порой даже слишком, — доверительно сообщил Мэт. — Да и времени у нее без тебя, как ты понимаешь, не так много.

Герберт снова не ответил. Только рука на колене немного сжалась, впиваясь ногтями в черную ткань брюк.

— Даже если ты решишь свою задачку и взломаешь защиту поместья, — в отсутствие реакции продолжил Мэт, — придется рисковать тем, что твоя дорогая тетушка раскроет твой маленький секрет… но, если хочешь, я могу услужить. Одно слово, и сегодня же она будет свободна.

— Нет, — отрезал некромант, не задумываясь.

— Я и оживить ее могу. Знаешь ведь, что могу.

— Никаких сделок.

— Почему, малыш? Не готов ради любимой оказать мне маленькую услугу?

Вкрадчивостью демонского голоса можно было бы смазывать ржавые замки.

— Не ту, о которой ты попросишь.

— Так весь вопрос в цене? Но ты ведь… хотя нет, знаешь. Вижу. — Он тихо посмеялся — как будто даже с удовольствием от того, что все не будет так просто. — Ладно, упрямец. Могу передать ей привет, если хочешь.

— Сомневаюсь. Не в твоих интересах вселять в нее надежду. — Взметнув ресницы вверх, Герберт все же взглянул в лицо под золотыми кудряшками. Огонь поделил лик Мэта на две половины — и если свет, лежавший на одной, будто подчеркивал его невинность, вторая тонула во тьме, в которой тем ярче сиял дьявольской синью светящийся глаз. — Ты ведь и ей предлагаешь помощь, верно?

Демон только рассмеялся вновь. Уже громко, с таким задором и предвкушением, словно его пригласили поучаствовать в чем-то чрезвычайно захватывающем и приятном.

— Удачи, малыш, — сказал он, прежде чем удалиться в незримое, из которого пришел. — Посмотрим, кто из нас окажется быстрее.

Герберт не шелохнулся, оставшись наедине с тенями. Зато выдох его был шумным, медленным и почти судорожным.

Таким же неподвижным его и застала Айрес, заглянувшая в комнату немногим позже.

— Вижу, не занят. Выпьем фейр? — очень приветливо спросила она: как могла спросить племянника обычная добрая тетушка, к которой тот заглянул в гости на выходные. — Если ты не против.

Без единого слова поднявшись с аккуратно застеленной кровати, Герберт безропотно направился навстречу королеве, ждавшей его в дверях с улыбкой на лице.