— А собак-то как и за что? — спросила Ева, поймав себя на невольном возмущении. С неудовольствием осознав, что рассказу удалось заинтересовать ее не меньше отыгрыша безропотности.
— Она разбила вазу, стоившую, подозреваю, больше всех денег, что она видела за жизнь. И, испугавшись, что я буду недоволен, свалила осколки в пищевые отходы, которыми слуги подкармливали псов. Как бы я ни презирал магию, с тех пор в защите дома полагаюсь исключительно на нее, благо пару лет назад приветил в особняке тех, кто обеспечивает мне превосходную охрану.
Где-то я это уже читала, подумала Ева, тоскливо вспоминая свою оставшуюся дома библиотеку. И ведь тогда решила, что это до жути глупо, неправдоподобно и жестоко по отношению к животным…
Интересную информацию касательно презрения достопочтенного лиэра к магии она решила приберечь для позднейшего осмысления.
— Также мне примерно сотню раз пришлось вежливо просить лиоретту не мешать мне работать, пятьдесят — выслушивать намеки, что из нас вышла бы превосходная супружеская пара, десять — оставлять лиоретту разочарованной в пикантных ситуациях, которыми наверняка воспользовались бы другие, и пару раз выкидывать из своей постели в весьма интересно неодетом виде, — продолжил мужчина задумчивым перечислением. — После же меня в отместку поспешили ославить на всех углах похотливым мерзавцем, непрестанно осаждавшим неприступную крепость чести бедной девушки, пока та не сбежала от меня к порядочному человеку. После такого изъявления благодарности, признаться, зрелище ее взрывающейся головы доставило мне немалое удовольствие.
Ева помолчала, пытаясь по-новому уложить в голове уже известные факты. Под таким углом история, услышанная от Эльена, смотрелась весьма любопытно — и совсем иначе.
Впрочем, Кейлус вполне мог и приврать, дабы вызвать ее расположение. Хотя, учитывая его прямоту во многих других вещах…
— Бедная девушка, — наконец определившись с ответом, Ева с четко выверенной грустью качнула головой. — Ей бы стоило просто смириться, что вы, как говорят у нас, играете в другой лиге.
— О, тут ты не совсем права. И не в одном аспекте. — Глаза, не сводившие взгляда с ее лица, блеснули даже как-то задорно. — Некоторые женщины, знаешь ли, только и мечтают исцелить страдающие души тех, кто погряз в своих заблуждениях касательно постельных предпочтений. И уверены, что заблуждаются они лишь потому, что до сих пор не встречали достойной особы прекрасного пола. Я же принципиального различия между мужчинами и женщинами не нахожу и не делаю — но той девице, разумеется, и в голову не пришло, что подобная личность может не привлекать меня по причинам, никак не связанным с ее женской природой. — Кейлус лениво поднес бокал к губам, чтобы вновь пригубить свое вино — и Ева впервые заметила, насколько они с Гербертом похожи, если сделать скидку на контрастно различный окрас. — Откровенно говоря, в вопросах выбора партнера меня куда больше волнует внутреннее, нежели внешнее, и то, что у него в голове, нежели то, что между ног.
Ева порадовалась, что не может краснеть. Во всяком случае, изучающий взгляд милейшего лиэра наводил на мысли, что ее провоцируют, и совершенно сознательно. Желая посмотреть на реакцию и сделать выводы.
В более живом состоянии на подобные заявления Ева могла отреагировать куда более красноречиво — но сейчас радовать своего тюремщика возможностью узнать о ней что-то помимо того, что ей хотелось показать, не собиралась.
— Весьма любопытная и, пожалуй, здравая позиция, — лишь сдержанно произнесла она, вновь опуская глаза.
Ответом ей было короткое насмешливое «ха». И тихий хрустальный «дзинь», с которым Кейлус Тибель щелкнул пальцами по краю бокала.
— Так что ты решила? — спросил он затем.
— Я помогу вам. Я не буду сопротивляться. Только поклянитесь, что не тронете Герб… Уэрта, — старательно глядя на белоснежную скатерть, откликнулась Ева: готовившаяся к этому вопросу с момента, как села за стол. — Желательно магической клятвой.
— Я согласился бы на это лишь при условии, что ты также обязуешься выполнить обязательства со своей стороны. Но для этого с тебя придется снять браслет, а ты в таком случае наверняка попробуешь вытворить какую-нибудь глупость, так что придется нам верить друг другу на слово. — Краем глаза она увидела, как Кейлус Тибель чуть склонил темноволосую голову к плечу, облитому бордовым шелком рубашки. — Откуда столь похвальное смирение?
— Я уже сказала. Иногда покорность разумнее. А вы привели весьма убедительные аргументы, почему в данном случае она точно будет разумнее.
Опустошив бокал до дна, Кейлус выразительно приподнял его на уровень глаз. Лишь тогда Ева заметила скелет в костюме лакея, поспешивший отделиться от стены подле камина. Ну да, Кейлус ведь тоже некромант… пусть, кажется, и пользующийся даром куда реже Герберта.
Впрочем, у него наверняка и силенок не так много, чтобы позволить себе целый дом немертвых слуг.
— Забавно, — изрек мужчина, когда скелет аккуратно, не пролив ни капли, наполнил его бокал из темной бутыли, слегка бликующей в отсветах ажурной медной люстры. — Когда я выстраивал планы на твой счет, я предполагал, что ты окажешься копией предыдущей. Думал, что прикончу тебя сразу, как ты исполнишь предназначенную тебе роль, и не был уверен, что у меня хватит терпения не сделать это раньше — ибо умертвить подобное определенно милосерднее, чем позволить ему публично позориться и досаждать окружающим. И, кажется, ошибался. — Проследив, как скелет возвращается на место, чтобы вновь застыть экстравагантным элементом декора, новый глоток Кейлус сделал как будто с сожалением. — Даже обидно, что мы не встретились раньше. Я бы не отсиживался в безопасности, пока тебя убивали… хотя бы потому, что не мог позволить себе такую роскошь, как поднять тебя, удержав разум и душу.
Ева невольно вскинула голову.
— С чего вы…
— При всей гениальности Уэрти сомневаюсь, что он нашел тебя после того, как твое сознание успело умереть. Даже он вряд ли мог оказаться сильнее основополагающих принципов некромантии и работы человеческого тела. А поверить, что он по чудесному совпадению обнаружил тебя ровно в минуты, отделявшие твое убийство от твоей окончательной смерти, довольно трудно. — Глядя на девушку, с трудом удерживавшую на губах возражения и опровержения, Кейлус усмехнулся. — Думаешь, я не понимаю, на что ты рассчитываешь? Прикинуться покорной, дождаться, пока Уэрти придет за тобой… благородный принц, спасающий свою прекрасную возлюбленную. И коварный злодей будет повержен, и сказка закончится тем, чем обязаны заканчиваться все сказки. Но если ты и правда его полюбила, мне тебя жаль. Знаешь девиз Тибелей?
— «Победа превыше всего», — вспомнив уроки Эльена, отрапортовала Ева в тихом бешенстве.
— Точно. Девиз нашей проклятой семейки. Пусть Уэрт носит имя другого рода, но наша порода передалась ему вместе с кровью. — Явно забавляясь при виде злости, проступающей в ее лице, Кейлус вновь коснулся губами края бокала. — Тибелей нельзя любить. Для нас всегда есть только цель. Все остальное — то и те, через кого можно переступить на пути к ней.
— А вас, стало быть, любить можно и нужно.
— Что ты. Я не исключение. Хоть и стараюсь быть как можно менее… тибелистым. — В том, как мужчина взглянул на нее, возвращая бокал на стол, читалось почти искреннее сочувствие. — Для него ты всегда будешь на втором месте, кошечка. Средством достижения цели. Средством получения трона. Он никогда не полюбит тебя… не так, как ты хочешь и, возможно, заслуживаешь.
Еве хотелось многое сказать ему. И про Миракла, и про Обмен, и про то, что он ни черта не знает о своем племяннике и вообще последний, кто имеет право его судить. Но все это было совершенно излишне и грозило весьма неприятными последствиями; поэтому она лишь молча смотрела, как Кейлус Тибель возвращается к ужину, стынущему на фарфоровой тарелке.
— Вы правда думаете, что все будет так просто? — осведомилась она с издевкой, когда тот дожевывал последний кусок. — Что стоит заполучить меня, как Айрес волшебным образом исчезнет с престола, чтобы вы могли с комфортом устроиться на вакантном месте?
