Риджийцы долго торговались за право увезти Еву на свою территорию, чтобы организовать ее возвращение на родину со всеми удобствами. Но Герберт на этот счет был непреклонен, а Ева не слишком-то оспаривала его право говорить за нее категоричное «нет». В итоге некромант и Лодберг пришли к полюбовному соглашению — обменялись кристаллами, с помощью которых поддерживали связь. Маг дроу не забывал исправно анализировать возмущения в магической изнанке мира, вычисляя место и время появления следующей прорехи. Герберт не забывал «брать трубку», когда кристалл требовал его внимания, педантично проверять услышанное и отпиваться зельем от головной боли, изредка злорадно гадая, известен ли его рецепт риджийцам.

Пускай некромант примирился с тем, что Ева его покинет — это не означало, что он проникся любовью к тем, кто ей в этом поможет.

Трещины между мирами всякий раз возникали в абсолютно рандомных местах. Что с той, что с этой стороны. Повлиять на это не было никакой возможности: лишь заставить работать в оба конца и надеяться, что эти концы окажутся там, где надо. Снежане в свое время повезло: единственный проход, который Лод зачаровал для нее, вел в Питер. Оттуда добраться до Москвы было бы несложно, но Белая Ведьма такой удачей не воспользовалась.

Еве (как и во многом другом) повезло куда меньше.

Несколько прорех открылись на других континентах или посреди океана — телепорты на такие расстояния были нестабильными, а добраться морем они уже не успевали: возмущения в пространстве выдавали себя не раньше чем за пять дней. Первая прореха, которую Ева в итоге увидела, открыла по ту сторону прекрасный вид на тропический остров с пальмами, вынудив прелестную лиоретту вежливо отказаться от путешествия. Вторая явила взору Тауэрский мост — Ева успела поразмыслить, как будет искать русское посольство и рассказывать там фантастическую историю своей амнезии касательно всего, что случилось после встречи с машиной на пересечении Малой Дмитровки и Страстного бульвара, но в итоге решила дождаться, пока пункт назначения откроется поближе к исторической родине. За третьей ревел горный водопад — где он находился, ни Ева, ни Снежка так и не поняли, но топить Еву немедленно по возвращении не хотелось никому. Хотя бы потому, что к каждой прорехе ее провожал Герберт, и порой Ева думала, что Аид в его лице потерял очень ценного кадра: Церберу с его появлением точно можно было бы дать отставку.

В последний раз Лодберг вышел на связь три дня назад, чтобы сообщить, что следующая прореха откроется в Ленджийских горах. Таким образом теоретическое Евино отбытие запланировали на завтра — снова, и на четвертый раз это превратилось почти в рутину.

— Будет тебе лишним поводом остаться, — без малейшего веселья откликнулся Мирк, бросив в темноту под столом очередной кусочек мяса в сладком фруктовом соусе. Темнота отозвалась аппетитным чавканьем. — Вдруг совесть не позволит уйти, не сказав «до свидания» несчастному брошенному жениху.

— Мирк, сколько раз говорить, — устало проговорила Мирана, — не прикармливай Герберта со стола.

— Король имеет право время от времени не слушаться маму. Зачем вообще иначе нужна корона?

— Я запланировал на завтра особенный ужин, — жизнерадостно откликнулся Эльен. Он дежурил поодаль, не гнушаясь лично подливать гостям амелье вместо услужливых скелетов — и за тем, как Ева уминает третью перемену блюд, наблюдал с не меньшим умилением, что месяц назад. — На десерт лигитринские персики в шалфеевом меду, а такие кушанья лучше не пропускать…

Подняв глаза, Ева увидела Герберта, ожидаемо мрачного, ковыряющего свое жаркое на фоне камина.

В огромной столовой замка Рейолей они собрались вчетвером, не считая дракона под столом и призрака у дверей. Как ни странно, этого оказалось достаточно, чтобы залу, что когда-то встретила Еву гулкой мертвенной пустотой, заполнила жизнь. Достаточно было даже двоих — с тех пор, как Ева ожила, они с Гербертом неизменно ели вместе, на радость Эльену, которому все же представилась возможность удивить дорогую гостью еще и талантом распорядителя кухни.

Кажется, никто из собравшихся не верил, что повод, в честь которого они собрались, на сей раз может не оказаться пустышкой. Не верили и в первый раз, хотя тогда обстановка за столом была куда более нервной, а после третьей неудачной попытки разуверились окончательно. Наверное, Ева бы злилась, если б не понимала: за этим столом есть по меньшей мере один человек, который принимает эту перспективу всерьез, и с этим человеком им еще предстоит очередной серьезный разговор.

Хотя эти «семейные ужины» ей в любом случае нравились. Тем, что зарождали в ней надежду — это заложит традицию, которая продолжит существование и после ее ухода, и Герберту придется чуть реже ужинать в компании скелетов за дверью и невеселых мыслей в своей голове.

— Если я не вернусь, передайте мои наилучшие пожелания господину Дэйлиону.

— О, к четвертому разу уже «наилучшие пожелания», — хмыкнула Мирана. — В первый, кажется, Дауд вообще не удостоился быть чести упомянутым.

— Может, к пятому разу уже сможешь передать пожелания счастливой жизни в новом браке…

Нож госпожи полковника укоризненно заскрежетал по серебру, резанув мясо куда суровее необходимого:

— Мирк!

— Ничего, мам, семь лет — приличный траур даже по моим меркам. — Ухмылку короля Керфи скрыла белизна столовой салфетки, чопорно поднесенной к губам. — Хотя называть его «папой» не обещаю. Много чести.

Жизнь продолжается, думала Ева, пока скелеты, бряцая костяными ступнями, уносили грязные тарелки, расчищая место для десерта. Продолжается — и продолжится, даже когда ее уже не будет здесь. Герберт-младший будет расти, чтобы однажды затмить солнце блеском драконьих крыльев, на радость наблюдающей откуда-то маме и своему королю. Люди, с которыми она соприкоснулась, будут влюбляться, жениться, взрослеть и стареть, решать вопросы сердечные и государственные.

Иногда ей было интересно, присоединялся бы к ним Кейлус, сложись все немного по-другому. Хотя, если бы сегодня он мог составить им компанию, все сложилось бы сильно по-другому.

С ним Ева тоже попрощалась, всего один раз — но невянущий летоцвет в стеклянном фонарике должен стоять на его могиле и теперь. Когда она попросила у Герберта вернуть ей давний подарок, тот даже не уточнил, зачем: Ева рассказала сама.

Он был не против.

Керфианский двор, естественно, не поставили в известность, что Избранная вскоре их покинет, но после Дня Жнеца Милосердного Ева нечасто появлялась на дворцовых приемах, предпочитая оставаться под крышей замка Рейолей. Учитывая обстоятельства, это осуждали не больше, чем ветреность спасительницы всея Керфи в сердечных вопросах. Еве на слухи и домыслы о ее персоне было немножко квинтово (в плане параллельности). Расстраивался, кажется, только добросердечный господин Соммит — от Мирка Ева часто получала его приветы. Иногда в цветочной форме.

Куда больше ей запомнился привет от Бианты. Коробку пряничных скелетиков, адресованных в замок Гербеуэрта Рейоля, Эльен привез из очередной поездки в Шейн — почту для наследника, идущую от непроверенных лиц, традиционно оставляли в городском магистрате для проверки. Ева была рада, что коробка не успела сгинуть в аду магических инспекций: к скелетикам прилагалась записка от рыжей девчонки из застенок Кмитсвера, коротко гласившая «Спасительнице от меня и от папы».

Всю коробку они с аппетитом съели на пару с Гербертом за просмотром последнего сезона «Игры престолов» (после эпичного Евиного пересказа предыдущих), и Ева подозревала, что это во многом повлияло на ее великодушный вердикт «не так плохо, как когда-то казалось».

— Раз уж мы заговорили о пожеланиях, пускай Советники Альянэла передадут Повелителю мое почтение. — В том, как Мирк откинулся на спинку высокого стула, пока скелет-лакей переправлял предназначенную ему чашку с серебряного подноса на стол, скользнула величественная небрежность истинно монаршей особы. — Заодно можете ненавязчиво узнать, что он думает касательно одиннадцатой статьи третьей главы договора о создании экономического союза, чтобы до следующей встречи я мог подумать над сотым вариантом правок.