Встреча отца с сыном была полна бурной радости и объятий, и увенчалась обильнейшим завтраком — квирит Капитон, отец Ролло, был очень рад увидеть сына и не пожалел для него и его товарищей запасов.

— А что бать, как там моя альма матер? — невзначай поинтересовался Ролло. — Давно не слышал, как там дела.

— Завод сейчас не работает, — остро глянув на сына, ответил Капитон. — Они же производили взрывчатку для горняков в Бургасе и еще где-то. Жандармы быстро отреагировали — как только оттуда пошли сведения, что горняки бунтуют, завод оцепили, всех работников разогнали, производство остановили. Шесть дней назад было. Сейчас там десяток жандармов сидит, охраняют. Готовый продукт вроде бы не вывозили — они, в общем, не знают, что с ним делать. Пока, значит, никого не пускают, чтобы случайно не рвануло. Там его, говорят, фунтов двести пятьдесят — если рванет по случайности, пожалуй, всю Эстелью сдует. А то, может, и до нас докатится. Так что вы, детки, уж поосторожнее там.

— Ничего, бать, мы аккуратненько. — Улыбнулся мужчина. Ты ж знаешь, я там три года проработал. Так что ко всей этой алхимии со всем уважением.

То, что взрывчатку не вывезли — это очень хорошо. Были у нас сомнения на этот счет. И то, что жандармов всего десяток — тоже неплохо. Сомневаюсь, что они там все время сохраняют бдительность — наверняка со скуки маются, и службу несут спустя рукава. Плохо, что лихого налета устроить не получится. Не то действительно можно устроить фейерверк, который и на луне увидят. Я слабо представляю мощность нитроглицерина, но, полагаю, сотни килограммов нам в любом случае хватит, чтобы посмотреть на мир с высоты птичьего полета.

Ферму от химзавода отделяет лесополоса, шириной в три мили. Несколько минут поразмышляв о возможности в наглую подъехать к заводу на паровике, обрядившись в жандармскую форму, я от этой идеи отказался. Незнакомый жандарм, да еще в сопровождении гражданских, только насторожит охрану. Держать противника за идиота опасно. Поэтому мы погрузились в локомобиль, и отъехали на километр от фермы — больше для того, чтобы следы потом не привели к Капитону — вряд ли это ограбление останется без расследования, не хотелось подставлять дружелюбно настроенного старика.

Спутники с моими доводами согласились. Вооружившись рюкзаками, отряд направился к заводу. Доменико, как выяснилось, не утратил после того удара своего любопытства. Он теперь явно старался держаться подальше от Керы, но при этом по-прежнему озарял сумрачный лес своей лучезарной улыбкой. Поравнявшись со мной, парень принялся удовлетворять свое любопытство.

— Дорога нам предстоит дальняя, так что предлагаю скрасить ее беседой. Удовлетворите мое любопытство, Диего, расскажите, как вы встретились с трибуном?

Вообще-то я обычно не расположен попусту болтать, но Доменико подкупал своей непосредственностью, так что понемногу вытянул из меня не только подробности нашего знакомства с Рубио, но и встречу с Евой, — официальную, конечно же, версию, — я еще не сошел с ума, чтобы рассказывать о том, что мы идем воровать нитроглицерин в компании с богиней беды. Однако на этом он не успокоился. Причины, по которым я так стремился к месту очищения тысяч язычников его конечно же заинтересовали, и он был так деликатен, что я рассказал даже про смерть родителей.

— Их звали Мария и Винсенте Ортес, — закончил я. — И я сделаю все, чтобы каждый иерарх чистых услышал эти имена перед смертью.

— Ортес? — удивился Доменико.

— Да, выходит мы с вами однофамильцы, — согласился я. — Странное совпадение, неправда ли?

— Действительно странно, — согласился эквит. Парень принял крайне задумчивый и серьезный вид. — Тем более, я никогда не слышал, чтобы у нашей семьи были какие-нибудь побочные ветви. Нужно будет обязательно покопаться в семейном архиве, если когда-нибудь доведется побывать дома.

— Лучше расскажите, Доменико, как вы оказались среди бунтовщиков, — я решил отвлечь собеседника, тем более мне действительно было любопытно.

— О, это тоже очень интересная цепь совпадений, — с готовностью согласился Доменико. Похоже поговорить о себе он любил ничуть не меньше, чем расспрашивать других. — В Памплону меня своей волей отправил отец два года назад. Можно сказать, сослал в качестве наказания. Разумеется, я как почтительный сын не должен осуждать своего предка, однако должен сообщить, в тот момент я посылал на его голову такие проклятия, что если бы сбылась хотя бы половина, папеньке больше никогда не довелось бы покинуть отхожего места! Столичная жизнь крайне увлекательна, но в то же время губительна для молодых, неокрепших умов. Тем более, компания у нас подобралась лихая до невозможности, и наши развлечения порой были на грани приличий. Да что там, если уж быть совсем откровенным — они далеко заходили за эту грань. Терпение у папеньки лопнуло после того, как мы устроили фейерверк в храме чистых прямо во время службы. Даже и не знаю, каким богам следует приносить благодарственные жертвы, что виновники переполоха так и остались неизвестными. Уверен, нас всех ждало бы медленное очищение во славу чистого бога несмотря на положение семей. И очень хорошо, что кто-то из слуг набрался-таки смелости и доложил отцу. Сейчас, понимая, чем могло закончиться продолжение такого образа жизни, я готов в ноги поклониться тому доносчику. Ведь он мог пойти не к отцу, а прямо в храм, и, между прочим, получить награду в две сотни золотых скурпулов!

Доменико споткнулся о вылезший из земли корень, выругался, потер все еще ноющую грудь, и продолжил:

— Отец был в ярости. Первым делом приказал высечь меня розгами! Представляете, Диего, какое унижение для взрослого парня! Но и этого было мало. В результате я был отправлен в одну из самых отдаленных провинций империи. Причем завод был выбран не просто так — это предприятие было убыточным, и отец даже подумывал о его закрытии. Мои проделки заставили его изменить решение. По условиям наказания вернуться домой, в столицу я смогу только после того, как в течение года завод будет приносить ежемесячную десятипроцентную прибыль. Даже не знаю, доводилось ли вам испытывать такое же отчаяние, какое почувствовал я! — Парень замолчал, глянул мне в глаза, и извинился:

— Простите, дружище, я порой совершенно не слежу за языком. Это была только фигура речи, я вовсе не сравниваю ту историю с вашей.

— Не стоит, Доменико, я и не думал воспринимать ваши слова в таком ключе. — Мне действительно хотелось услышать продолжение, очень уж интересно он рассказывал.

— Тем не менее, это была дивная бестактность. Однако продолжу. Условие показалось мне тогда совершенно невыполнимым, но я тоже не лишен гордости. Я поклялся себе, что не стану просить о снисхождении, и в самом деле не вернусь в столицу до тех пор, пока это условие не будет выполнено. И знаете, Диего, злость и задор порой творят настоящие чудеса. Всего через полтора года завод вышел на самоокупаемость. Думаю, если бы не последние события, где-нибудь через полгода я смог бы с триумфом вернуться в отчий дом. Другое дело, что я весьма увлекся работой, и уже начал задаваться вопросом — а хочу ли я возвращаться? После того, как патриции ввели эти проклинаемые квоты, отец, конечно, потребовал моего возвращения. Он, естественно, сразу понял, к чему все идет. Уж как только он меня не уговаривал! Но я был тверд, — гордо воздел палец эквит. — Я сказал — папа, не следует нарушать собственное слово. Ты сам запретил мне возвращаться, не выполнив условия, и я твердо намерен его исполнить. И будь уверен, твой сын либо умрет, либо принесет богатство в наш дом. Хотя тут я, конечно, преувеличил. Маловато предприятие. Для того, чтобы семья ощутила значительную прибавку финансов, нужно по меньшей мере пять таких заводов. Мы с ним опять немного поругались, но потом успокоились и договорились, что дело не так безнадежно, как кажется. Если хотя бы часть провинции отстоит свою независимость, можно будет действительно неплохо заработать. Да и людей жалко. Вы ведь, Диего, лучше меня знаете — если чистые добьются своего, жалеть никого не станут. Очищать будут десятками тысяч. Я знаю, плебс порой представляет нас, эквитов, как каких-то Мидасов, ослепленных блеском золота, которые готовы на любое преступление ради лишней монетки. В отношении некоторых это правдивое мнение, но нельзя ведь всех мерить одной мерой! В моем роду принято относиться с уважением не только к деньгам, но и к людям, не зависимо от их положения. Вот, собственно, и вся моя история. За последние дни я не раз думал, что все пойдет прахом, и порой сомневался, что мне удастся сохранить даже собственную жизнь, но каждый раз рядом появлялись люди, которые совершали, казалось бы, невозможные вещи, после чего отчаянная ситуация становилась вполне приемлемой. Это, должен заметить, очень вдохновляет!