— Ты прав. — Я решил сказать старику о своих выводах. — Я просто никак не привыкну, что теперь воюю.

— Ничего, малыш. — Лицо старика снова смягчилось. — Ты еще привыкнешь. Очень быстро привыкнешь, если, конечно, переживешь сегодняшний день.

— Я постараюсь. Но мне нужно разузнать, что с моими родителями. И еще, мне бы хотелось узнать, где ты так научился стрелять.

Мануэль закатил глаза и проворчал что-то о том, что тупая молодежь совсем не умеет расставлять приоритеты.

— Прежде всего, нам надо убраться отсюда подальше, пока кто-нибудь не пришел проверить, что это за стрельба. А до того хорошо бы собрать трофеи.

Так мы и поступили. Смотреть на покойников было неприятно, но особых чувств они не вызывали. Единственное — я еще сильнее поразился умениям Рубио, когда увидел, что каждый из чистых поражен в голову. С каждого из трупов мы сняли по винтовке, и по одному кофру с обоймами. Арсенал получился внушительный, как по количеству, так и по массе. Долго ходить с таким грузом не получится, но немного — можно. Я хотел бросить лишние винтовки, но Мануэль уговорил их оставить.

— Нам, конечно, столько не нужно. Но вдруг какие хорошие люди встретятся? Если кто-то станет стрелять из моего трофея в чистых — мне только радость будет.

Пришлось нести. Так и дошли до моего дома, и там решили устроить базу. Родителей в нашей квартире, конечно, не было. Я и не думал их там найти, хотя какая-то глупая, нерациональная надежда все-таки была. Квартира была пуста, и большого беспорядка в ней не было. Все вещи были на своих местах, и даже тайник, в котором отец держал деньги, остался нетронутым. Я сделал вывод, что их, по крайней мере, не грабили, и счел это добрым знаком. Мануэль на мои умозаключения только покачал головой — он не был столь оптимистичен, но не стал меня разубеждать, и я был ему за то благодарен. На поиски решил отправляться уже утром. Ночью неблагонадежные, буде таковые остались в городе, явно затаятся, и расспросить о том, что произошло, будет некого. Даже если и удастся кого-нибудь найти, вместо ответов можно получить пулю. К обычным гражданам подходить с вопросами на ночь глядя тоже неразумно — тем более, нужно еще выбраться из гетто, а это, подозреваю, будет непросто. Ночевать решили здесь же. В квартире остались кое-какие припасы, что было очень кстати после двухдневной голодовки.

— Ну, что ты все мнешься? Хочешь узнать, где я научился так хорошо стрелять? — спросил Мануэль, когда мы определились с планами на ближайшее будущее, и уселись за столом. — Нет в этом никакого секрета, мог бы и сам догадаться. Перед тобой трибун преторианского легиона его величества, Мануэль Рубио. Бывший трибун, понятное дело. Даже если бы не чистые, был бы сейчас в почетной отставке по возрасту.

Я некоторое время молчал, осмысливая сказанное.

— Я думал, из гвардии никого не осталось. Когда его величество отрекся от престола, про гвардию говорили, что вас тоже распустили.

— Да, распустили. Сначала объявили приказ о расформировании полка и об увольнении в запас, а потом вылавливали по одному. Чистые. Эти их спиры. Их и придумали для того, чтобы нейтрализовать гвардию и ту часть армии, что не приняла отречения императора. Нас резали по одному. Скрадывали на улицах, врывались в дома. А сенату было наплевать. Когда мы поняли, что происходит, поздно было что-то делать. Пытались объединяться, но нас уже слишком мало было. А парламент им помогал. Эти упыри все никак свалившуюся на них после отречения императора власть не могли поделить. — Старик так сжал кружку, которую держал, что металл смялся. Недоуменно глянув на испорченную емкость, он отставил ее в сторону. — Эти мрази упивались открывшимися возможностями, и были до слез благодарны за эту власть чистым. Они до последнего грызлись между собой, а когда сообразили, что власть, которую они так жаждали, им только издалека показали, а потом тихо забрали иерархи новой церкви, радостно сложили лапки. Боялись потерять даже те крохи, что остались. До простых солдат и гвардейцев им дела не было.

Мануэль замолчал, уставившись пустым взглядом куда-то в стол, но через минуту тряхнул головой, и на его лицо вернулось обычное язвительное выражение.

— Ну а то, что стреляю хорошо, так это тренировался много. И еще дар у меня такой. Всегда попадать в цель, — старик подмигнул, будто его слова несли в себе какую-то двусмысленность, но я так и не сообразил, в чем была шутка, а уточнять не стал. — Таксиарх[20] стрельбы, говорит о чем-нибудь? Правда, таксиарх слабый, я едва успел подтвердить ранг до того, как нас разогнали. Ладно, Диего. Пора баиньки. Если ты еще не отказался от своей идеи засунуть наши задницы в самую гущу событий, то завтра надо быть в форме.

Куда можно пойти, чтобы узнать судьбу родителей? Не такой простой вопрос, если учесть, что друзей в городе за все время я так и не завел. У меня был только один вариант — доминус Понсе. Вряд ли он знал что-то конкретно про моих родителей, но хотя бы должен был рассказать, что происходит в городе и куда увезли большинство неблагонадежных. А раз выбора особого не было, именно к нему я и направился. Проблема в том, что стрельбу мы вчера слышали именно с той стороны — выстрелы звучали на границе между неблагонадежным районом, и остальной частью города. По крайней мере, мне так показалось, и Рубио не возражал, когда я поделился с ним этой догадкой.

При свете дня было видно, что неблагонадежные кварталы пусты. И опустели они явно не просто так — пару раз мы наткнулись на пятна подозрительно бурого цвета.

— Позавчерашнее, — определил Рубио. — Что и не удивительно. Вчера здесь было уже спокойно.

По мере приближения к границе, пятен становилось больше, живых же людей мы не встречали. Как, впрочем, и покойников, что наводило на логичную мысль — порядок в городе восстановлен. Иначе, до мертвых тел дела никому бы не было. Несколько раз мы видели патрули жандармов. Правда, больше Мануэль не стрелял, чего я внутренне опасался.

— Ну что ты на меня так смотришь? — прошептал спутник, затылком почувствовав мой взгляд, когда мы наблюдали за первым патрулем. — Да, я хочу их пристрелить. Прямо руки чешутся. Только их тут наверняка поблизости много ошивается. И чистые, и жандармы. На выстрелы набегут быстро и столько, что нас мгновенно загонят. Я-то уйду, а вот такой лопух как ты, тут и останется. Нет уж, развлекаться будем потом, когда дело сделаем.

В общем, до ломбарда доминуса Понсе добрались без происшествий. Сложности начались, как и в прошлый раз, уже в конце пути. Мы остановились в той самой подворотне, в которой я сидел всего три дня назад, пытаясь сообразить — есть у входа в ломбард засада, или нет. И сейчас, в отличие от того дождливого вечера, было достаточно светло, чтобы со всей уверенностью определить — улица пуста. Ни в той арке, ни в других удобных местах никого не было. Улица вообще была достаточно пустынна, только патрули время от времени проходили мимо, и тогда нам приходилось сильнее вжиматься в кучу мусора, за которой мы скрывались от их взглядов. Но патрули появлялись относительно редко, и времени на то, чтобы проскользнуть в магазин было более чем достаточно. Однако мы сидели в этой куче мусора уже полчаса, за которые отряд жандармов прошел мимо всего дважды, а я все никак не мог решиться. Было такое чувство, что постучаться сейчас к доминусу Понсе будет большой ошибкой.

— Малыш, ты меня все больше и больше радуешь! — наконец нарушил тишину Мануэль. — Ты ведь не просто так сидишь здесь, а не бросаешься радостно в объятия своего знакомца?

— Не знаю, — прошептал я в ответ. — Не по себе как-то. Вроде тихо все, а все равно не хочется туда идти.

— Вот это и радует, — довольно кивнул старик. — Ты всего третий день в боевых условиях, и уже чуйка проснулась. У меня, чтобы этому научиться, ушло гораздо больше времени. Видать, любят тебя боги. Да и я, значит, не ошибся.