Старик всплескивает руками, роняя только что найденный ключ на землю, хватается за сердце и начинает падать. Мы с парнями бросаемся к нему, начинаем хлопотать вокруг. Жаль, Кера не сориентировалась — она так и продолжает стоять, наблюдая за разворачивающейся сценой.

— Агата! Если с ней что случилось… — придушенно жалуется Рубио.

Жандармов нервирует суета, которую мы развели вокруг Рубио, но в то же время они больше не чувствуют от нас угрозы. Карабины висят на ремнях, двое из них подходят ближе.

— Итэлус, Юст подберите ключ и открывайте багажник. — Видя, что от нас никакого толка, распоряжается сержант. На проблемы Рубио ему наплевать, а жаль. Я надеялся, что он подойдет поближе.

Мир привычно замедляется. Тройка жандармов собралась возле багажника и возится с замком, еще двое вместо того, чтобы контролировать нас, смотрят на своих коллег. Им не интересен больной перенервничавший старик, гораздо сильнее им любопытно содержимое багажника. Это хорошо, что на нас никто не смотрит. Правая рука у Рубио за пазухой сжимает не сердце, а револьвер. С его манной можно не беспокоиться, что хоть одна пуля пройдет мимо, но тогда поднимется шум. До города меньше тысячи футов, выстрелы непременно услышат. Наверняка такой патруль здесь не один. Нужно что-то, что их отвлечет надежнее. Рядовой, наконец, справляется с замком и поднимает крышку багажника. Все трое заглядывают внутрь. Не страшно, оружие завалено сверху узлами с провизией, сразу и не разглядеть. Сержант опирается обеими ладонями на край багажника. Остальным тоже любопытно. Кажется, их привлек запах копченый свинины — он действительно крайне соблазнителен. Да, вот сейчас.

— Отец! — Я кричу, неожиданно, голос резкий, высокий, паникующий. Неудивительно, что солдат, который держал крышку багажника дергается и отпускает ее.

В следующий момент к моему воплю присоединяется сержант и еще один из жандармов, которым прижало пальцы. Крышка захлопнулась намертво. У сержанта прижаты обе руки, у солдата только одна, но он сейчас тоже вряд ли способен думать о чем-то, кроме боли. На помощь к несчастным, бросаются даже те двое жандармов, которые должны были контролировать пассажиров.

— Ева, тебе, — кричу я богине, надеясь, что она поймет, что я имею ввиду. Называть настоящее имя вслух не стоит, вряд ли за прошедшие годы успели забыть, кто такая Кера. Сам тем временем выхватываю примотанный к левой ноге штык-нож от одной из трофейных винтовок.

Мы с Керой оказываемся возле жандармов одновременно. На нас по-прежнему не обращают внимания. Бледный от ужаса рядовой, по вине которого сержант попал в столь ужасную ситуацию, дрожащими руками пытается снова попасть ключом в замок багажника. Остальные двое дергают крышку, чем только ухудшают ситуацию. Тот жандарм, который ближе ко мне, кажется, успевает что-то почувствовать. Он успел обернуться, но и только. Ни схватиться за оружие, ни даже закричать. Лезвие входит в бок, короткий вскрик, и человек на секунду выгибается, прежде, чем повалиться. Я выдергиваю клинок, готовлюсь шагнуть к следующей жертве, но обнаруживаю, что уже поздно. Кера времени не теряла — они мертвы все, включая зажатых крышкой багажника. Богиня обошлась без оружия — у двоих свернуты шеи, у сержанта лицо вмято внутрь черепа, а последний падает с дырой в груди. Девушка, улыбаясь, рассматривает красный комок, который, кажется, продолжает пульсировать прямо у нее в руке. Взглянув на меня, богиня улыбается счастливой улыбкой:

— А ты тоже любишь, когда они мучаются, да? — при этом кивает на «мою» жертву. Рядовой действительно еще жив. Он корчится от боли в пыли, пытается что-то сказать, но только выплевывает сгустки крови. Я механически наклоняюсь, и вбиваю штык ему в сердце, после чего делаю пару шагов в сторону. Меня начинает рвать.

— Вот так-то, малыш. Издалека стрелять — это не война. А ты привыкни врагам в глаза смотреть, видеть, как у них жизнь уходит, чувствовать содрогание их тел, их кровь, стекающую по твоим рукам…

От этих наставлений меня вывернуло еще сильнее, даже в глазах потемнело. Но я все-таки удержался и остался в сознании. А старик, слава богам, нашел себе новые объекты для издевательств:

— Что, впечатлились? — обратился он к толедцам, которые большими глазами смотрели на Керу. — Ты, Мариус, вроде подумывал за ней приударить?

Ответа он так и не дождался. Для бывших кузнецов происшедшее стало слишком большим шоком, чтобы обращать внимание на подколки Рубио, так что они не обратили внимания на его ехидство. Кера, кстати, удивительным образом почти не запачкалась. За исключением рук следов крови на девушке не наблюдалось, и эта деталь только добавляла страха.

— Эй, барышни! — старик, похоже, начал раздражаться. — Если вы думаете, что я сам стану прятать трупы, то вы глубоко заблуждаетесь. У меня уже возраст не тот, чтобы с покойниками возиться. Взяли и понесли вон, в канаву. И, это, кровожадная ты наша, могла бы и поаккуратнее! Тут только два комплекта формы можно использовать.

— Хорошо, — улыбнулась девушка. — В следующий раз буду только сворачивать шеи. — И отбросила, наконец, сердце, которое до сих пор держала. Меня снова вывернуло.

Тела спрятали на обочине, закидав травой и кустарником. Так себе маскировка, надолго не хватит. Впрочем, надолго и ненужно. Пока перетаскивали первых трех покойников, Рубио деловито раздевал оставшихся двух, чья форма не была забрызгана кровью. Трофеи достались мне и Мариусу — остальным просто не подошли по фигуре — слишком заметно было, что они с чужого плеча. Процедура мародерства и переодевания проходила в молчании, поэтому, когда старик двинулся дальше в город, удивлены были все.

— А ты не перепутал направления? — поинтересовался я.

— Ну, насколько мне известно, Памплона там, впереди. Мы же туда ехали?

— Что, после всего этого? — Махнул рукой Мариус куда-то назад. Его наш маршрут тоже удивил.

— А что изменилось? Насколько я помню, мы собирались воевать с жандармами и чистыми. В Памплоне восстание, значит, мы попали туда, куда нужно. Или вы уже передумали? Увидели кровушку, и готовы бежать к мамочке? Так я напомню, мамочек тут ни у кого в живых не осталось.

Мариус от такого аргумента опешил. Да и все, кроме Керы. Действительно, после происшедшего мне казалось, что мы должны бежать как можно дальше и быстрее — должно быть, инерция мышления. А ведь старик прав, мы собирались воевать с чистыми, и нам сейчас представилась отличная возможность. Ну да, до Бургаса мы так и не добрались, но чем Памплона хуже?

— Страшно, — я сам удивился своим чувствам. — Вроде знали, куда едем и зачем, но пока казалось, что это все далеко, было нормально. А теперь страшно. Да и там, на дороге… Не думал, что это будет так мерзко. И все же ты прав, незачем тянуть.

Судя по тому, с какой признательностью посмотрели на меня толедцы, они думали примерно так же. И даже Мануэль вопреки обыкновению не стал насмехаться:

— Нормально. И страх нормально, и отвращение. Я бы неприятно удивился, если бы кому-нибудь понравилось происшедшее на дороге. Другое дело, что если мы собираемся делать то, что собираемся, к этому придется привыкнуть.

Больше мы не обсуждали эту тему. Разговор перешел на наши дальнейшие планы, которых, конечно, не было и быть не могло. Нужно ведь сначала оценить обстановку. Бессмысленно колесить на машине по городу в поисках новых неприятностей — дурная затея. Рано или поздно нас снова остановят — пока от этого защищает трофейная жандармская форма: встреченные патрули провожали нас глазами, но увидев синие мундиры не останавливали. Однако очень скоро трупы убитых найдут, и тогда наша спокойная жизнь закончится. Идиотов на службе, вопреки распространенному мнению не так уж много, раздетые рядовые не могут не натолкнуть на мысль о маскараде. Нас определенно будут искать, и искать очень тщательно. Так что в первую очередь необходимо найти убежище. Ну или сразу идти на прорыв к восставшим, однако, во-первых, мы даже не знаем, где находится очаг сопротивления, во-вторых — кто сказал, что нас там примут с распростертыми объятиями? Лично я обязательно подумал бы, что мы засланные.