А в ту ночь знамение было на небе странное и великое: звезды небесные светом сияли великим и будто падали над монастырем и вокруг монастыря в большом множестве[12]. Всю ночь Троицкое воинство и все православные христиане, мужчины и женщины, бились с врагами беспрестанно. У нас на стене убита была всего только одна женщина, и к утру неприятели нестройно метнулись в разные стороны и разбежались. Пан Сборовский изгубил многих из своего избранного воинства, и стал сердиться, и тосковать, и досадовать, а Сапега и Лисовский над ним посмеивались: «что же ты не одолел это лукошко? Поучил бы нас, как ворон давить; а мы с лукошками воевать не привыкли».

Это был последний приступ. Неприятели заслышали, что царский племянник, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский с войском, да с генералом Яковом Делагарди и пятью тысячами Шведов идет и нещадно побивает Поляков: выгнал их из Орешка, из Русы, из Порхова, из Торопца, Торжка, Твери, Ярославля. Осердились на это польские воеводы, оставили Троицкий Сергиев монастырь и пошли на Князя Михаила Васильевича по Переславской дороге. Встретили они Князя близ Колязина Монастыря, рубились с ним целый 13-й день августа, к вечеру не выдержали и побежали, гонимые своим страхом и русскими полками. Прибежали они через несколько дней опять под самые стены обители, но уж не смели ходить на приступ. Нестройными ватагами бродили кругом, попадались нашим иной раз по три и по два человека, вредили нам немного, бились с нашими, когда мы ходили дрова рубить, или траву косить.

Князь Михаил Васильевич знал, что в обители Святого Сергия немного уж осталось народу для защиты стен, и для того прислал в обитель воеводу Давида Жеребцова и с ним девятьсот человек избранного воинства. Давид Жеребцов пришел благополучно, не встретив ни одного неприятеля, пришел и принял на себя все строение монастырское и запасы все принял по описи, за подписью старца Макария. А запасов было еще так много, что одного овса оставалось 7776 четвертей. Пекли в обители всякий день хлеба по двадцати четвертей, да брали еще из кладовых девять, десять, а иной раз и одиннадцать четвертей сухарей в день.

После прихода Давида Жеребцова, вылазки наши стали чаще, иной раз не совсем успешны, а все же беспокоили неприятелей.

В 4 день января (1610) ночью пришла к обители еще подмога от князя Михаила Васильевича, пятьсот человек отборных воинов с воеводою Григорьем Валуевым; пришли они, немного отдохнули, да утром соединились с Давидом Жеребцовым и с монастырскими людьми, вышли все на Клементьевское поле, и неустрашимо напали на польские и литовские отряды; разом смяли их и втоптали в Сапегины таборы и зажгли все, что они на зиму себе построили. Бились и на Келареве пруде, и на Волкуше, и на Красной горе, бились целый день; много народу нашего погибло, еще больше погибло неприятелей; но это был последний бой. Неприятеля оттеснили, а с 12 дня января все неприятели до последнего пропали — убежали к Дмитрову.

Кончились бедствия Троицкого Сергиева монастыря, но не кончились бедствия России, потому что до восшествия на престол Благословенного Дома Романовых, оставалось еще 3 года и 50 дней.

На том месте, где теперь самые многолюдные и великолепные части Петербурга, одной из самых богатых столиц в мире, полтораста лет тому назад были непроходимые леса и болота. Устье нашей величественной Невы было дико и низменно. О нем есть странное предание: говорят, будто Шведский Король Карл XI подарил одному из своих вельмож огромное пространство земли, около невского устья. Вельможа, очень довольный подарком, осмотрел место, построил себе дом, или дачу, устроил большую ферму, населил ее Шведами и назвал Lustholm (Увеселительный остров). Прошло два, три года, и вдруг, осенью, прежде нежели река замерзла, вода вышла из берегов, затопила всю колонию, часть ее разрушила; несколько работников на новой ферме замерзло; многие перетонули. Труды и издержки вельможи пропали; в досаде на климат и местность, он прозвал свою дачу Teufelsholm (Чертов остров), бросил все и уехал.

Когда в этих местах было очень мало жителей, не были вырублены леса, не были осушены болота, вероятно, климат был гораздо хуже, нежели теперь. На всем пространстве, которое теперь занимает Петербург, полтораста лет тому назад самое населенное место было при устье Охты, впадающей в Неву, верстах в семи от Финского залива. На остром углу, между Охтой и Невой, т. е. на левом берегу Охты, была небольшая каменная шведская крепость, Ниеншанц, с правильными валами и рвами. На правой стороне Охты, подле Невы, которая у Шведов называлась Ниен, был расположен Ниенштадт, то есть Невский город. В нем было довольно много жителей, большой военный госпиталь и две церкви, одна в самой крепости, Шведская, а другая в городе Немецкая. Жители Ниенштадта вообще были довольно богаты; кто-то из них имел кирпичный завод на правом берегу Невы, на нынешней Выборгской стороне; а другой, именно купец Фризиус, в начале войны с Петром Великим, дал Карлу XII взаймы значительную сумму денег. Торговля Ниенштадта была значительна: в 1694 году, за девять лет до завоевания этого городка Петром Великим, к нему пришло 108 кораблей с разными товарами, а отошло с товарами же 80 кораблей. Зимою в Ниенштадте жителей было немного; за то летом невское устье кипело деятельностью. Сто восемь кораблей в один год — по тогдашнему положению торговли, было очень много. Шведы построили крепость Ниеншанц, для защиты своей торговли и для охранения границ; каждые два года гарнизон этой крепости сменялся, и, прослужив тут законное время, возвращался в Нарву.

Но последней смене ниеншанцского гарнизона не довелось возвратиться по той дороге, по которой он пришел.

19 августа, 1700 года, Царь и Великий Князь Петр Алексеевич объявил Швеции войну. Великий Государь указал: «Свейского Короля, за многие его к Нему Великому Государю неправды, и что во время его Государева шествия чрез Ригу от Рижских жителей чинились ему Великому Государю многие противности и неприятства, идтить на его Свейского Короля городы своим Великого Государя ратным людям войною…[13]».

В 1702 году был взят русскими войсками Нотебург, наш древний Орешек, переименованный Петром в Шлиссельбург, город-ключ к морю. Вскоре после того Государь пожаловал бомбардирского поручика Александра Даниловича Меньшикова Шлиссельбургским, Лифляндским, Корельским и Ингерманландским Генерал-Губернатором. Тогда под начальством нового Генерал-Губернатора была только одна небольшая крепость, при истоке Невы; а все остальное, целые три области, нужно было завоевать, чтобы титул Меньшикова не остался одним титулом. Значит, дело было уже обдумано и решено в уме Петра Великого.

Известие о взятии Шлиссельбурга было причиною гибели Ниенштадта. Комендант ниеншанцский приготовился к упорной защите, приказал всем жителям выбраться из города, имение сложить на корабли или отвезть в Нарву, сам с гарнизоном заперся в крепости, а город сжег; пожар продолжался больше двух суток.

24 апреля 1703 года 20.000 человек русского войска, под начальством Шереметева, остановились на правом берегу Невы, не доходя 15 верст до Ниеншанца, и фельдмаршал послал вперед две тысячи человек, под командою полковника Нейдгарда и капитана Глебовского, для того, чтобы узнать хорошенько местность. Ночью отряд неприметно подошел к крепости; в ней произошла страшная тревога; наши храбрецы ворвались в Ниеншанц и заняли одну часть его. После такого блестящего, славного начала, отряд несколько времени не знал однако же, на что решиться: ему не известно было, сколько в крепости войска; он не мог ожидать скорой помощи от своих, да сверх того он не получил приказания овладеть крепостью, а только узнать местность. Нейдгард решился отступить. Между тем Шведы опомнились от первого удара, приняли свои меры и приготовились защищаться до последней капли крови.