Осмысление этого факта заставляет моё сердце пропустить удар.

«Я тебе не пара… Прости, Тим, ты заслуживаешь лучшего…»

Отголосок воспоминания вынуждает стыдливо опустить глаза и максимально твёрдо произнести:

– Что ж… рада была снова тебя увидеть. Ты отлично выглядишь, – беглый взгляд по его прямым скулам, возмужавшей рельефной фигуре, тяжёлым ботинкам, и я осторожно делаю шаг назад. Потом второй. Третий.

– Ты здесь одна?

Ах ты ж…! Не успела!

– С подругами, – кошу глаза в сторону пьяного хоровода. – А ты?

Вот зачем спрашиваю? Кто-нибудь может мне объяснить?

– У друга мальчишник, – будто только вспомнив об этом, он, виновато улыбаясь, проводит по макушке рукой и озирается на другой конец клуба.

– Ааа… – тяну я со знанием дела. – Не буду отвлекать, – пользуясь моментом, быстро отступаю и теряюсь среди пляшущей толпы.

Бочком-бочком, и вот он – бар.

Подзываю бармена и делаю заказ.

– На мой счёт, – взмах руки около моего лица, и сидение рядом со мной уже занято бывшим.

– Зачем? – не желая гадать, спрашиваю я.

– Хочу угостить.

Вот так просто. И в этом весь Тим.

– Спасибо. Это уже будет лишнее.

– Мил, – поверх моей руки ложится горячая ладонь, и я вздрагиваю от давно забытых ощущений. – Я тебя очень хорошо знаю.

– Если знаешь, тогда почему до сих пор разговариваешь со мной? – стойко выдерживаю и не отдёргиваю руку, позволяя мужским пальцам бережно, но крепко обхватить мои.

– Я простил тебя, – говорит парень. – Не мог не простить.

– Прошло много времени, – отзываюсь я.

– У тебя кто-то есть?

Глаза в глаза.

– Нет. Но кое-что изменилось, – мягко выуживаю свою руку из захвата.

– Что? – напрягается Тим.

Втягиваю спёртый воздух и…

– Я.

Выпиваю шот, поставленный передо мной барменом, оставляю наличку, кидаю сдавленное: «Пока.» и, не смотря на помрачневшего Тимофея, ухожу предупредить девчонок, что на сегодня с меня достаточно.

Напиваться в моих планах не было. Потанцевать успела. По закону подлости бывшего встретила. Пора и честь знать.

Выйдя из клуба, запрокидываю голову и восстанавливаю сердцебиение.

Встреча с Тимом далась нелегко. Разрушительное цунами из воспоминаний и тревог, которые я с мучительным чередованием вычёркивала из своего сердца, обрушилось в один миг.

Я помню тот день, когда порвала наше счастье в клочья и выбрала не его, а повышение статуса. Помню его колкие слова, брошенные мне вслед, последний взгляд, пропитанный мольбой и беспомощностью и уже опоздавшее на несколько часов полёта сообщение: «Что мне сделать, чтобы ты вернулась?»

– Я подвезу, – сыплет на рану соль уверенный голос.

Поворачиваю голову и всматриваюсь в окаменелый взгляд Жданова.

– Я тоже изменился, Мила, – опережает он мой неозвученный вопрос. – Теперь я не позволю тебе сбежать, а сразу привяжу к себе.

– Прости, пап. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, – говорю я, отрешённо наблюдая за мелькающим пейзажем за окном. – Перенервничал… – расстёгиваю верхние пуговицы рубашки, чтобы расслабить шею. – Поэтому и не мог заткнуться, и не давал тебе слово вставить.

– Да прекрати, – хлопает по плечу отец. – Ты сработал отлично и без моих слов. Я чуть от гордости не лопнул, а ты извиняешься.

Искренний смех родителя расслабляет, и я до минимума смягчаю свой повышенный невроз.

– Контракт у нас в кармане. Теперь можно и отдохнуть, – заключает мужчина, в предвкушении потирая руки, стоит только в наше купе зайти бортпроводнице с задержавшимся завтраком.

И я бы не отказался от тихого часа, но наш поезд скоро прибудет на станцию родного города, и мне предстоит разгрести все накопившиеся дела, чтобы потом не умереть под их завалом.

– Ты езжай сразу домой, пап, я сам с делами управлюсь, – с лёгким нажимом предлагаю я, зная, что Барсов-старший хоть и крепкий мужик, но возраст берёт своё, и здоровье уже начинает подводить.

– Да вот ещё, – возмущается Марк Миронович в своей манере, вздёргивая подбородок и напрягая шею, где надувается крупная вена. – Никакого сна, пока не буду убеждён, что эти хитрецы не наделали в контракте сносок с мелким шрифтом.

– Пап, – повторяю я.

– И не подумаю, – вторит отец.

– В кого ты такой упрямый? – набираю полную грудь воздуха, чтобы подготовиться бить тараном. – Бабушка с дедушкой были святыми людьми!

– Остроумно, Ян, – иронично хмыкает мужчина, продолжая с аппетитом поглощать пищу.

– Я сам всё проконтролирую, – заверяю я. – Не доверяешь?

Вилка с куском курицы перед ртом Барсова-старшего застывает, и он вонзается в меня сканирующим взглядом:

– К этой сделке мы готовились несколько месяцев.

– Я в курсе, – напоминаю я, пододвигая к мужчине блистер с таблетками для сердца.

Курица отправляется в рот, и отец тщательно смыкает зубы, неодобрительно поглядывая на лекарство.

Вздыхаю и начинаю молча буравить взглядом родителя, чтобы тот послушно выполнил указание врача.

– Терпеть не могу это, – ворчит он, но всё-таки делает то, что от него требуют.

В победе быстро приподнимаю уголок рта. Большее не позволено, а то вообще откажется от лечения.

Проблемы с сердцем начались у Марка Мироновича совсем недавно, когда пришлось знатно понервничать, попав в зону турбулентности и приземлившись совсем не мягко, как было обещано пилотом. Диагноз и наставления врача отец воспринял как издёвку и покинул больницу с гордым видом. Это на первый раз. А вот во второй – сам прибежал. Как миленький явился к своему старому другу-доктору, усиленно прижимая руку к груди. Правда, с условием, что об этом никто не должен знать. А я вообще случайным свидетелем оказался. Это родителю больше всего и не понравилось. Сын увидел его слабым. Всё. Это конец. Приходится теперь все свои беспокойства за близкого человека скрывать за непроницаемой маской и не дай Бог случайно показать жалость.

– Пап, слушай. Мы с тобой толком и не присели даже. Если ты так переживаешь, то я вообще не притронусь к договору. Но давай ты сейчас поедешь домой, а завтра уже приступишь к детальному разбору? – пытаюсь мирно урегулировать возникшую стычку, и мужчина заметно расслабляет плечи.

– Ладно. Так уж и быть. Ты ведь всё равно, кобень, сделаешь по-своему.

Сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, и до самого конечного пункта утыкаюсь в лэптоп, чтобы почитать последние сводки новостей.

Только вся информация шла побоку. В центре мозга твёрдо обосновалась одна дерзкая особа, вспоминая о которой, меня дико клинило.

Ещё на конференции словил глюк, будто вместо помощницы нашего партнёра сидит Вольская. Аж рот открыл от удивления и внезапной ярости.

Вовремя спохватился. Получше присмотрелся и немного успокоился. Моя Мила не может играть за другую команду. Она сейчас, наверное, поджигает чулки, которые я в спешке с утра подложил ей на стол.

Чёрт! Так и вижу перед собой, как грациозно она выставляет ножку вперёд и, слегка прихватывая ноготками, ведёт маленькие пальчики вверх, надевая чулок до самого бедра.

– Кхе-кхе. Ян? – зовёт голос отца. – Палец убери с клавиши.

– А? – моргаю и фокусирую взгляд.

– Ты не слышишь, что ли? – усмехается мужчина. – У тебя уже ошибку выдаёт. Пищит на весь поезд. Проснись, парень.

– Ээм… прости. Задумался, – встряхиваю головой, избавляясь от ненужных мыслей.

– Ты последнее время вообще сам не свой… – задумчиво произносит Барсов-старший. – В облаках витаешь…

– Тебе показалось, – отнекиваюсь я.

Марк Миронович на это лишь странно улыбается, вызывая у меня вспышку раздражения.

Захлопываю ноутбук и, поудобнее уложившись, отворачиваюсь к стене.

Закрываю глаза, и снова она.

Да мать твою! Что ж это такое-то, а?

Ещё никогда ни о ком так долго не думал.

После смерти мамы и не проходящей подавленности отца зарёкся никогда не связываться с отношениями, чувствами и всей этой прочей лабудой.