- Послушайте, отчасти я могу с Вами согласиться, но не все же так однозначно! А то раньше в истории не было случаев и измен, и отступлений и откровенных провалов. Я вообще категорически против этого нашего нынешнего увлечения живописанием национальной истории в лубочном стиле - мы-де самые хорошие, честные и добрые, а вокруг - сплошь нечисть поганая собралась. И все это под соусом любви к родине. Причем самое смешное, а для меня и обидное - все же малая родина, что этим еще больше грешат в Балтийской Федерации. Удивительно, что еще сибиряки не начали...
- А им не надо - у них и так дела неплохо идут. А эти игры в ура-патриотизм напрямую связаны с внутренними провалами. А этот их бывший канцлер там от души начудил. Разгребать будут долго.
- А Вам не кажется, что Вы сами себе противоречите, когда так подчеркиваете значение продажи Аляски для общего развития страны? В целом-то дела в конце прошлого века очень даже неплохо шли.
- Вовсе нет, в широком историческом плане - хотя это и Ваша епархия - мы ничуть не лучше или хуже других. Есть, чем гордиться, и есть, чего стыдиться. Это - нормально. Но тогда мы сами себе укорот сделали.
- Ладно, не будем спорить. Это - в конце концов, лишь только история.
- Не только.
Оба замолчали. Германов воспользовался паузой, чтобы подлить коньяк в бокалы, которые оба собеседника сами не заметили, как осушили за разговором.
После этого, пригубив в очередной раз из бокала, он как бы между делом спросил:
- Это Вы право выкупа имеете в виду?
Померанцев, в свою очередь, последовал примеру собеседника, и коротко ответил:
- Именно.
Помолчав, оба синхронно отсалютовали друг другу поднятыми бокалами и одним глотком, очень по-русски, добили благородный напиток.
Дальше инициативу разговора опять взял на себя Померанцев.
- Видите ли, работая в Вашингтоне, я взялся прочитать дневник-мемуары тогдашнего посла, барона Стекля. Их никто никогда не издавал, но кто-то в посольстве, похоже еще в начале века взял на себя труд перепечатать мемуары всех послов России в САСШ, кто их оставил, конечно, на пишущей машинке. Этот труд хранится в посольстве и доступен для всех сотрудников. Другое дело, что мало у кого доходят руки до такого чтения. Но я их прочитал. И нашел там прямое указание на некоторое изменение позиции российской стороны после известного совещания у Императора. Барон прямо пишет о том, что, вернувшись в Вашингтон, он довел новое условие до сведения американцев, описывает их опасение, что стань оно достоянием общественности, вся сделка вполне могла бы не состояться, но, слава Богу, обошлось.
Вернувшись в Киев после получения назначения гетманом, я рассказал об этом ближайшим приятелям из числа интересующихся и очень скоро познакомился с Вашим старым другом.
- И что же дальше?
- Да ничего, собственно, и не было. Встречались, говорили, думали. Незадолго до трагедии он рассказал мне, что, вроде бы, вышел на след русского альтерната тайной статьи... - и здесь Померанцев вопросительно посмотрел на Германова. Сказано было уже достаточно.
Тот еще раз подлил коньяк, посмотрел прямо в глаза гостю и слегка кивнул головой.
- Где?! - спросил Померанцев почти шепотом.
Германов в ответ молча трижды покачал правой рукой, направив ее указательный палец прямо вниз.
Губернатор откинулся на спинку кресла и тихо прошептал:
- Все не зря.
Перед его взором как бы прошли мрачные коридоры и камеры киевского тюремного замка, бесконечные допросы, позорный суд. Очнулся он от тихого звона стекла - Германов коснулся края его бокала своим.
- Выпьем, - сказал он, - за Вас и Ваших товарищей.
И, конечно, как раз в тот момент, когда они допивали свои бокалы, в кабинет вошли их жены. Почти пустая бутылка на письменном столе говорила сама за себя. И если жена губернатора собралась высказать "этим мужчинам" все, что она о них думает, то Ольга, понимавшая ситуацию немного лучше, достала из бара еще два бокала и протянула их мужу:
- Налей и нам. Давайте выпьем за то, что все самое тяжелое в жизни вашей семьи осталось уже позади. Это я как старшая сестра говорю.
Шоферу и охраннику губернатора в этот вечер пришлось ждать его долго. Горничная Германовых трижды приносила им чай с пирогами в небольшую сторожку у входа в сад.
К вечеру, когда посиделки стали уже совсем семейными, Ольга с помощью троюродной, как женщины в конце концов все же выяснили, сестры, собрала на скорую руку легкий ужин. Выяснилось, что, не смотря на все свое дипломатическое прошлое, Померанцев вполне разделял предпочтения Германова в отношении простых русских закусок и напитков в случае, если речь шла о вечере в доброй компании. Бывший министр хотя и не провел, как его хозяин пару лет в окопах Великой войны, но успел повоевать в добровольческих отрядах, освобождал Киев и ходил под Варшаву, когда, собственно, и было положено начало его карьеры. Так что посидели и выпили крепко.
Как ни странно, эта полу-офицерская пьянка позволила и Вере, жене губернатора несколько отмякнуть душой. Впервые за много месяцев ее отпустило внутреннее напряжение. Она вдруг ощутила, что сидящие с ней за одним столом почти незнакомые люди не только ничего от нее не хотят, но, напротив, искренне сочувствуют и готовы помочь без всякой задней мысли. Напоследок долго провожались у машины. Вера настаивала, что в следующий раз они обязательно встретятся "у нее" - в губернаторской резиденции, но остальные прекрасно понимали, что общение такого рода и, главное, продолжение незаконченного разговора Германова и Померанцева, возможно только в небольшом, уютном домике профессорской четы.
Глава девятая