— Воин в рогатом шлеме молча махнул строю, в рядах пикейщиков появилась брешь, через которую к нему двинулись двое. Шли тяжело, спины согнули от усилий. Оба держат за кованые ручки огромный сундук, обитый золотыми полосками, на крышке знакомая огненная птица. Сундук грохнулся рядом с Комаром так, будто внутрь положили несколько гирь, почва под ним заметно просела. Самый высокий из носильщиков, у которого из-за спины видны лезвия обоюдоострой секиры, обхватил ручищами крышку и потянул на себя. Я представил, как вздулись от усилий вены под литым шлемом, как тяжело дышит элитный воин. Сундук распахнулся перед нами как пещера сокровищ, готовая отдаться первому же Али Бабе. Второй носильщик молча наблюдал, готовый по команде достать арбалет. В небрежной позе было что-то хищное, молниеносное, смертельное.
— Рагор сказал ты упрямее своего коня. Комар достал из сундука серый слиток и подбросил пару раз. — Если бы мне предложили, я бы мать родную продал. Правильно говорят — дуракам везёт. Ты же наёмник верно, хоть и в клане, и я очень сомневаюсь, что твои наниматели заплатили тебе столько же. Предлагаю лучшую сделку в жизни. Два божественных арта в обмен на сто миллионов зелёных. Ну как, по рукам?
— А с чего бы такая щедрость? — спокойно ответил Дарт. — А впрочем, неважно. Мой ответ — нет.
Арбалетчик и воин с топором повернули шлемы к Комару. Каждый готов в миг выхватить оружие, только дай приказ, только намекни…
И действительно, зачем предлагать такие деньжищи, когда есть сила решить вопрос, подумал я.
Комар стал нервно теребить дорогую перчатку. В искусной вещице двигался каждый членик, а он следил за рукой невидимым для нас взглядом из прорези. — На данный момент клан Чёрные Перцы практически уничтожен. Власть в Чернотопи принадлежит неписям. Игроков отлавливают и убивают как скотину, по возможности зверски пытают. Вдоль городской стены сотни повешенных, и это похоже лишь начало. О таком новом порядке ты мечтаешь?
Дарт расправил плечи, выдернул меч как пушинку. — Нельзя сделать омлет, не разбив яиц. Мы и дальше будем болтать, или займёмся делом.
— Артефакты у меня! — выкрикнул я, и тут же пожалел, когда взгляды десятков бойцов, доселе незамечающих худощавого блондина в чёрной робе, сошлись на мне, а затем медленно, будто боясь спугнуть, перекинулись на белое как мел копьё в правой руке и цвета слоновой кости перчатку в левой.
Оба арта легче горсти монет, от каждого в мир источается сила. Как маг, пусть и некромант, чувствую как движутся невидимые глазу нити рунических формул, что понятны одному лишь их создателю, как замедляется время вокруг ладоней. Мои глаза заворожённо вперились в чудо оружия, что так беспечно показал на обозрение. Копьё чуть длиннее посоха. Вершина неестественно белого дерева истончается до иглы, что судя по всему прочнее адамантия и может с лёгкостью пронзать любой доспех, нанизывая врагов словно помидоры для канапе. Перчатка тоже внушает мощь, но совершенно другую — холодную. Матовая поверхность испещрена непонятными письменами, по составу как отполированная кость огромного животного. Каждая деталь не выплавлена, а вырезана с нечеловеческой точностью. Так и хочется снять с ладони, примерить.
— Парень, ты чего удумал? — злобно повернулся Дарт, перехватывая меч удобнее. Его огромная фигура двинулась на меня исполинской горой, заслоняя солнце. В глазах вспыхнул огонь.
В воздухе щёлкнуло, и лицо рыцаря дрогнуло. Он повернулся к Комару, одновременно выдёргивая арбалетный болт из плеча. Страж сундука вновь нажал на крючок под арбалетом, и второй болт свистнул у меня над ухом. Позади кто-то громко выдохнул, душа полетела либо в небеса, либо что более вероятно — в подземное царство Баала. Русана в миг оказалась рядом, потянула меня назад, но я замер в ступоре, наблюдая за схваткой двух гигантов. Второй страж сундука замахнулся секирой над головой Дарта, с чудовищной быстротой опустил. От столкновения зачарованного оружия полетели рыжие искры. Дарт едва успел отвести в сторону и двигался так, чтобы арбалетчик целился в спину товарища. Комар поднял кулак к небу, и разжал пальцы. Пики медленно опустились, я различил знакомый звук взводимых арбалетов в задних рядах. Передние пока медлили, должно быть действуют по другой команде старшего. Бронированный круг стал сжиматься, с каждым шагом сверкающие наконечники приближались всё ближе. Я попятился, обнаружил что Амон Анвар на удивление жив, а значит это мой лич отправился под землю, до следующего призыва. Волшебник всё продолжал что-то бубнить под нос, как будто сейчас ещё не время уносить зад на другой конец света. Его белые как молоко глаза невидяще смотрели вперёд, напряжённое лицо вновь выглядело старше. Я брезгливо отвёл взгляд, продолжил смотреть как жестоко бьётся Дарт. Секира крутилась юлой, перескакивала из одной руки в другую. Рослый воин бил редко, больше оборонялся, как делает опытный боец, когда время работает на него, и Дарту приходилось двигаться ещё быстрее. Одно дело драться с шайкой необученных бандитов и совсем другое вот с этим. Его напарник пытался зайти с боков, заряжал арбалет быстрее чем я моргаю, а стрелял и того чаще. Большая часть болтов звонко отскакивало, перехваченные мечом, некоторые пролетали мимо и находили цель в брёвнах хижины. Лишь нескольким удалось. У Дарта из плеча, раскроив доспех как консервы шпротов, торчит два трёхгранных наконечника. Будь поединок честным — один на один, возможно и был шанс, но в Серогорье надеяться на честность так же глупо, как тырить арты из сокровищницы сильнейшего клана. Мне показалось, что секира вот-вот отсечёт череявую голову, погрузится до пояса, или вовсе располовинит. Звон металла превзошёл даже металлический гул сапог. Воины огневедов навалились на ограду, воздух сотряс боевой клич. Жерди прогнулись во внутрь, захрустели рвущиеся волокна. Глаза черепов на кольях вспыхнули красным, тонкие красные лучи, как множество лазеров вырвались на свободу, красные нити прошлись по первым рядам. Трое упало. Их тела переступили и навалились на ограду сильнее. Дерево протяжно заскрипело и лопнуло, забор повалился. Один из воинов наступил на опрокинутый череп, покрутил ногой, вминая останки в сырую землю.
Кромка полумесяцев секиры засветилась бледно-красным. Готов поставить хоть тысячу деревянных, что рожа под шлемом ухмыляется, подсчитывает в уме дивиденды за удачное дельце. Дарт гневно сплюнул кровавую слюну, вновь встал в боевую позицию. Пальцы до хруста стиснули меч. Теперь не то что отступать, сделать шаг назад некуда. Вся наша странная группа сжалась в один жалкий комок у входа в хижину. Единственный, кто хоть как-то способен сопротивляться едва стоит, напоминает меня после кувыркания по склону, или боя с жаборылами, или после схватки с вампирами. По всему выходит, меня каждый раз почти расплющивали в сырой блин, но что-то всегда помогало, как-будто касалась невидимая рука Фортуны. Я безнадёжно осмотрел урон. Левая рука Дарта напоминает ежа, чёрный доспех измят, местами вспорот. На металле буреет подсохшая за поединок кровь. За короткий промежуток игры какой только не насмотрелся, и запёкшейся, и свежей, только-что пролитой, и медленно струящейся, вытекающей по капле. Даже не тошнит.
Я прижал Русю к себе, та поддалась легко, будто этого и ждала. Робы Жнеца коснулось мягкое, и судя по моему раскрасневшемуся лицу — весьма упругое, приятное. Сражение, да и жизни показались ничтожными. За что дерутся, чего хотят от меня? Непонятно. Если умирать, то в объятьях красивой женщины, а не за идеалы этих двух: сумасшедшего рыцаря-анархиста и отвратительного колдуна. Всё время бормочит непонятную гадость на своём мёртвом языке, даже смотреть в его сторону нет желания, и я уставился на второго стража. Арбалетчик держит нас на мушке, рука не дрогнет, видно как косится в сторону Комара, что всё так же стоит опираясь рукой о величественный двуручник.
— Русь, у него же рапира была?
Русана расширила на меня глаза, будто сморозил абсолютную глупость. — Ты серьёзно?
Я опять присмотрелся к мечу. Что-то знакомое вынырнуло в памяти, но снова занырнуло, когда секироносец пошёл на сближение. Тяжёлый доспех тяжело брякает, бум, бум. Пластины ходят одна под другую, не давая узреть и кусочка незащищённой кожи. Ещё одной атаки Дарт не выдержит. Даже у чугуна, из которого он как будто бы отлит, есть своя температура плавления, а наша битва дошла до высшего градуса.
