Моя реконструкция учения о примате Августина была бы неполной, если бы я оставил без внимания один его аспект, о котором я умолчал в своих более ранних работах. Августин считал Петра образом Церкви и христиан. Данная концепция являет собой своеобразную антитезу или скорее даже интеллектуальный фон по отношению к богословию Петрова служения, развиваемому исключительно в епископальной или «потификальной» перспективе.

Начнем с фактов. Многократно в своих текстах Августин утверждал, что Петр является камнем, но камнем является и Церковь (En. Ps. 103. 3. 2). Таким образом, Петр предвосхищает собой Церковь (Tract, in Ioh. 7. 14). Исповедуя Христа Сыном Бога Живого в Кесарии, Петр выступает как представитель Церкви (personam Ecclesiae gestabat – S. 295. 3; En. Ps. 108. 1). Чтобы до конца прояснить ситуацию, отметим, что под Церковью в данном случае подразумевается вся полнота христиан. См. слово 76 § 1.1: Hoc autem ei nomen, ut Petrus appellaretur, a Domino impositum est: et hoc in ea figura, ut significaret Ecclesiam. Quia enim Christus petra, Petrus populus Christianus. Petra enim principale nomen est. Ideo Petrus a petra, non petra a Petro: quomodo non a Christiano Christus, sed a Christo Christianus uocatur («Само имя Петр дано ему от Господа, оно как образ, символизирующий Церковь, поскольку камень – это Христос, а Петр – народ христианский. Камень, таким образом, – это первоначальное имя. Вот почему Петр получил имя от камня, а не камень – от Петра, как и [имя] Христос не происходит от [понятия] “христианин”, но христианин от Христа»).

Отталкиваясь от этого рассуждения, мы приходим к выводу, что, хотя власть ключей получил Петр, этой властью обладает вся Церковь. Даже если в сакраментальной сфере эта власть непосредственно осуществляется носителями епископского служения, община реальным образом в этом участвует: верующие присутствуют на богослужении и возносят молитвы, (см.: S. Guelf. 16. 2[41]).

Теперь обратимся к экклезиологической интерпретации этого факта в основных его аспектах: Petrus / Ecclesia и Petrus / Roma – эти оппозиции относятся к различным уровням августиновской концепции служения Петра. Петр исповедует веру и от лица всех апостолов, и от лица всех христиан («поскольку единство было во всех» – S. 232. 3). Римская Церковь, в силу своего Петрова происхождения, представляет собой символ единства веры внутри епископской коллегии и во всей Вселенской Церкви. Осуществляя свое служение в общении с престолом Петра, епископы делают единство реальным в каждой общине и в Кафолической Церкви в целом.

Теперь обратимся к корням (источникам) этой августиновской концепции. Без сомнения, ни Киприан, ни Оптат не рассматривали Петра как образ Церкви и всех христиан (см. в то же время послание Киприана: Ер. 66. 8. 2—3). Однако эту идею мы уже встречали у Тертуллиана. (S. Guelf. 16. 2 можно сопоставить с Раеп. 9.4, хотя в данном случае вряд ли можно говорить о прямом заимствовании[42]). Вероятно, в полемике с донатистами, для которых было свойственно преувеличение значения епископата[43], Августин стал настаивать на роли общины самой по себе. Можно, таким образом, сказать, что он дополнил учение Киприана идеями Тертуллиана, в то же время существенно развив их. Отметим также, что, в отличие от Тертуллиана, Августин не рассматривал членов ordo (иерархии) лишь как делегатов общины. В данном случае, как и в случае с учением о примате, Августину с присущей ему гениальностью удалось, с одной стороны, сохранить в полной мере верность африканской традиции, а с другой – предложить ее совершенно новое и более глубокое прочтение.

Святой Фульгенций во всех сферах своей богословской мысли являет собой подражателя святого Августина. И, как и всякий подражатель, каким бы блестящим и преданным он ни был, руспийский епископ воспринимает идеи своего учителя в несколько упрощенной и огрубленной форме. Эта особенность интеллектуальной деятельности Фульгенция в полной мере реализуется в его концепции примата.

В своих публикациях я уже обращался к тексту Ер. Y1. 21, прославляющему веру Римской Церкви: как драгоценное обрамление гробницы апостолов Петра и Павла, эта Церковь хранит предание (в данном случае учение о двух природах единого Слова воплощенного). В согласии с этим преданием пребывает весь христианский мир. Римская Церковь выражает веру всей Церкви, являя собой свидетеля истины. Эта концепция представляется классическим выражением африканской экклезиологии.

В свете того, что я уже говорил об учении Августина, и стремясь дополнить предыдущее сообщение, я уделю особое внимание представлениям Фульгенция о Петре как об образе всей Церкви. Подобная трактовка исповедания Петра в Кесарии указывает на то, что власть ключей принадлежит всей Церкви. В этой связи можно указать на три почти идентичных пассажа из сочинений Фульгенция: De remissione peccatorum. 1. 19. 1; 2. 20. 3; De fide ad Petrum. 39. Я процитирую лишь последний, краткий и наиболее показательный. В этом фрагменте нашло также выражение Киприаново учение о том, что для спасения необходимо быть членом Кафолической Церкви и в актуальный момент, и usque in finem:

…paenitentia peccatori tunc prodest, si eam in Ecclesia catholica gerat; cui Deus in persona beati Petri ligandi soluendique tribuit potestatem, dicens: Quae alligaueris, etc. (Мф 16,19) (« …покаяние пойдет на пользу грешнику только если он принес его в Кафолической Церкви; именно ей, в лице блаженного Петра, Бог дал власть вязать и решить, сказав: “Все, что свяжешь и т.д.”»).

Нет никаких оснований предполагать, что Фульгенций отступает здесь от концепции Августина. Он не сужает понятие «Церковь» до понятия «церковная иерархия». Для Фульгенция сохраняет актуальность характерное для Августина различение двух оппозиций: Petrus / Ecclesia – Petrus I Roma…

(1) Правление Юстиниана: спор о Трех Главах[45]. Незадолго до начала византийской эпохи, возможно непосредственно перед отвоеванием Африки войсками Империи, проблемы примата коснулся в своих сочинениях карфагенский диакон Ферранд, ученик Фульгенция. В этот исторический момент он написал свое пятое письмо, обращенное к константинопольскому scholasticus Северу («О том, что наш Господь Иисус Христос един от Святой и Нераздельной Троицы»). Уже в первом параграфе Ферранд призывает своего адресата сделать запрос «в первую очередь к предстоятелю Апостольского престола, чье здравое учение согласуется с судом истины и укрепляется силой авторитета» (principaliter apostolicae sedis antistitem, cuius sana doctrina constat iudicio ueritatis et fulcitur munimine auctoritatis), a только затем к другим понтификам (епископам), отличающимся ученостью и заслуживающим почтения. Таким образом, мы имеем дело с концепцией, традиционной для Африки: Римский престол наиболее совершенным образом свидетельствует о вере, общей для всей Церкви.

Что касается периода спора о Трех Главах, то я приведу только два свидетельства: одно из них принадлежит Факунду Гермианскому, другое – Либерату Карфагенскому. Первое из них я уже цитировал.

В своем пространном сочинении Pro defensione Trium Capitulorum, написанном, вероятно, в 550 г., еще до того как папа Вигилий явил всем свои заблуждения, Факунд не уделил большого внимания проблеме римского примата. Но он дважды обращается к инциденту, произошедшему в Антиохии, когда Павел выражал неудовольствие по поводу поведения Петра.

Второе интересующее нас свидетельство содержится в сочинении Либерата Breuiarium causae Nestorianorum et Eutychianorum, которое было составлено к 564—565 гг., также в контексте спора о Трех Главах, но уже после II Константинопольского собора. Либерат, так же как за 15 лет до него Факунд, касается интересующей нас темы лишь мимоходом. Как мне представляется, он не уделяет слишком много внимания роли св. Льва в создании Халкидонского ороса. Но в 22-й главе он упоминает, что по приказу Юстиниана папа Сильверий в 536 г. был сослан в Патару, в Ликии. Епископ выражает удивление и даже возмущение тем обстоятельством, что папа был отправлен в изгнание в столь далекое от его кафедры место, в то время как он стоит «над Церковью всего мира» (super ecclesiam mundi totius).