Эта концепция явно восходит к Киприану, хотя под влиянием обстоятельств Оптат делает больший акцент на римском примате. Петр (и его преемник – римский папа) являет собой символ единства, но он не является источником власти для других апостолов (и, как следствие, епископов). Фраза из сочинения «Против донатистов» (7. 3. 3) представляется непротиворечащей этому тезису, если ее правильно интерпретировать:

…bono unitatis beatus Petrus cui satis erat si post quod negauit solam ueniam consequeretur et praeferri apostolis omnibus meruit et claues regni caelorum communicandas ceteris solus accepit («…ради блага единства блаженный Петр, для которого было достаточно после его отречения получить одно только прощение, и удостоился того, чтобы возвыситься над всеми апостолами, и один получил ключи Царства небесного, чтобы владеть ими вместе с остальными»).

Можно перевести: «…получил ключи… которые он должен был передать[37]или чтобы их предать…» Это выражение являет собой гапакс, цель которого заключается только в том, чтобы подчеркнуть (но с какой силой!) значение общения (см. также на той же странице: infra, § 4). В сущности, communicare в классической традиции означает «делать общим». В этом и заключается вся экклезиологическая мысль Киприана, как мы это обозначили выше. В наиболее ясной форме карфагенский епископ выразил свои идеи в Vnit. 4 (TR) и 5 (TR и РТ): после Петра апостолы получили ту же власть, что и они, предстоятели Церквей, обладают епископством in solidum[38].

С целью экономии времени приведу еще лишь вывод из предыдущей работы, основанный на анализе ряда предшествующих указанной фразе текстов и других размышлениях: «[Оптат] в этом отношении являет собой важное звено в развитии представлений африканских христиан о римском первенстве, демонстрируя преемственность богословской мысли от Киприана к Августину (на что мы укажем в дальнейшем). В том числе и в его лице Кафолическая Церковь Африки свидетельствовала о значении Петра и его преемников в церковном организме, но отводила им роль центра общения»[39].

Августин воспринял наследие своих предшественников и существенно развил их концепцию примата. Здесь я также сосредоточусь на наиболее значимых вопросах, иногда позволяя себе некоторые дополнения и приводя новые факты и свидетельства, отсутствующие в опубликованной статье[40].

Петр был «избран первым», primus electus, в то время как Павел был призван «последним», чтобы было явлено единство (nouissimus'. слово 299, на праздник Петра и Павла § 2; primatus, к примеру, в En. Ps. 108,1, означает только лишь такого рода «первенство») (см.: Sermo 46. 30). Римская же Церковь как престол Петра являет собой Церковь, «в которой всегда было крепким главенство апостольской кафедры» (in qua semper apostolicae cathedrae viguit principatus. – Ер. 43. 3. 7). Таким образом, благодаря Петру и его первенству Римская Церковь представляет собой центр общения. Здесь Августин лишь повторяет Киприана (и Оптата).

По мнению Августина, как и по мнению Киприана (то же можно сказать и об Оптате!), Петр не является источником власти других апостолов, так же как и папа, его преемник, не является источником власти для других епископов. Известен только один текст, где подобная идея находит некоторую фиксацию, правда довольно курьезную: в период пелагианского спора африканские епископы отправили послание папе Иннокентию (Ер. inter Aug. 177. 19), в котором указывали, со свойственным стилистике епископской переписки позднеантичного периода раболепием, что их «ручеек» берет начало из того же «источника», что и река понтифика. Этим источником, естественно, является Христос. Иннокентий ответил на это, что «ручеек» вытекает «из реки» – весьма показательное расхождение во взглядах (Ер. inter Aug. 181. 1).

(1) Следствия в вероучительной сфере. Как известно, Киприан столкнулся с большой проблемой, которую он не мог решить интеллектуальными средствами: как преодолеть конфликт, участником которого, с одной стороны, является Рим, а с другой – не один какой-нибудь епископ, а весь епископат в целом? В качестве примера можно привести спор о повторном крещении еретиков. Августин предложил свой вариант выхода из данной коллизии, развив в своих сочинениях «богословие собора». По его мнению, авторитет соборов определяется их географическим охватом. Существуют соборы провинциального, регионального и вселенского уровней. Августин не был уверен, что эта богословская концепция способна разрешить все затруднения.

В любом случае, обращаясь к проблеме римского примата, Августин всегда представлял особый авторитет папы действующим в согласии с собором и даже в рамках собора. Конфронтация африканского епископата с папой Зосимом (418), который попытался отменить вероучительные постановления африканских соборов, а также политические маневры, позволившие африканским епископам заручиться поддержкой равеннского императорского двора и одержать верх над папой, вернув ему «здравый» образ мыслей, все это было проявлением описанной выше экклезиологической позиции, даже если тайная политическая борьба и представлялась сама по себе крайне удручающей. Тот же самый смысл имела и широко известная формула из Слова 131 (§ 10), произнесенного Августином несколько ранее (23 сентября 417 г.) в Карфагене в тот момент, когда гиппонийский епископ считал пелагианский спор уже разрешенным. Я уже цитировал и анализировал этот фрагмент: речь там идет опять же о согласии Рима с африканскими соборами, решения которых папа должен был просто ратифицировать…

(2) Следствия в дисциплинарной сфере. Речь идет о проблеме автономии Африканских Церквей и практике апелляции к Римскому престолу. В данном случае достаточно указать на некоторые принципы, которые существовали по крайней мере в теории:

– На протяжении всего времени, когда подобная юридическая возможность существовала, с апелляцией к Риму обращались только после того, как какое-либо решение принималось на локальном уровне. Вынесенное решение могло быть оспорено.

– Апелляция не могла быть подана клириком рангом ниже епископа. Таким образом, практику апелляции нужно рассматривать в свете принципов Киприановой экклезиологии: африканские епископы считали, что в компетенции Римского престола находятся дела stricto sensu связанные с общением епископов.

– Вмешательство Рима как судебной инстанции второго уровня совершалось не через голову африканского епископата, но предполагало его привлечение к расследованию.

Обращения к Риму в 418—419 гг. клирика Апиария из Сикки Венерии (Проконсульская Африка, Эль-Кеф, Тунис), у которого был конфликт со своим епископом, затем мавританского епископа Гонория в 420 г. и, наконец, знаменитого Антонина, епископа Фуссалы в 422 г. указывают на то, что Африканская Церковь была готова проявить уступчивость и даже содействовать папе в реализации его судебных прерогатив. Явным было стремление африканского епископата избежать столкновения с Римским престолом. Реализация на практике теоретических принципов сталкивалась с определенными сложностями. Не вдаваясь в подробности, отметим, что созванный в 424—425 гг. в Карфагене собор запретил апелляцию к Римскому престолу: Vt nullus ad Ecclesiam Romanam audeat appellare («Никто да не осмелится апеллировать к Римской Церкви»). Ничто не может служить лучшим доказательством стремления Африканских Церквей к автономии, что соответствовало в полной мере их экклезиологической традиции.