Затаив дыхание, ждала, чем же ещё поделится Кирино, но хмырь молчал. Молчал и сверлил меня ржавым взглядом, будто из-за этого я должна была сбежать, сверкая пятками. Но после вчерашнего страх отступил в самый дальний угол, а наружу выбрались любопытство и желание разобраться. Кирино был ближе всех к отцу, тут и думать не надо, к кому обращаться и к кому прицепиться. И, кажется, он начал понимать, во что вляпался.

И дальше позволять всё делать за себя я не намеревалась. Таши не всегда будет рядом, Ярай, как выяснилось, и сам в опасности, а отцу до меня дела нет. Оставалась сестра, но насчёт неё, если оценивать ситуацию объективно и трезво, уверенности не было – семья семьёй, но виделись мы всего один раз. Сомнений насчёт нашего родства не возникало, если Грассэ – он же Ардо – действительно мой отец, то Ирнэ – полная его копия внешне, а значит его дочь.

– Знаешь легенду о Ночи Гнева?

Кивнула, пусть и не особо понимала, на какой именно момент он намекал.

– Чтобы пленить Восьмого, нужно было создать подходящую тюрьму. Нужно было что-то, способное питать её вечно. И тогда Роктэ отправился на поиски дракона. Не помнишь? И занёс он меч для удара, и алой кровью окропилась сталь. И покрылись его глаза ржой, разъедая душу…

Так вот откуда эта строчка! А я и не подумала даже, хотя читала Ночь Гнева не один раз, но конкретно эту часть помнила смутно. Кажется, там что-то говорилось про сердце дракона, которое будет жить даже без тела, столь много в нём сосредоточено магии.

–…ибо тот, кто убьёт дракона, живущего вечность, будет вечность же умирать вместо него.

– Ты – Роктэ?

Кирино рассмеялся. Отчего-то из-за его смеха по спине пробежались мурашки. Жуткого в нём ничего не было, разве что непривычно было видеть по-своему радостного хмыря, развеселившегося от моего, наверное, весьма глупого вопроса. И как я вообще предположила, что он – один из Семерых?

– Нет, – отсмеявшись, он вновь стал непроницаемо-холодным и спокойно посмотрел на меня, – я не Роктэ. Я убил дракона. Тронутого злом, обезумевшего, теряющего силу… так что, как ни посмотри, я оказал ему услугу, и он отблагодарил меня за это. Но даже так, дракон остаётся драконом.

– Тебе нужно было сердце дракона? Для чего?

– Умна. Вся в отца, – со вздохом признал Кирино. – Для своей «тюрьмы». Потому что если моё настоящее тело умрёт, никакое Перерождение не поможет.

Не смогла сдержаться и протянула ладонь, чтобы коснуться хотя бы плеча. Сколько всего выпало на его долю? Не удивительно, что он стал таким… жёстким. Где-то внутри прятался мальчик-калека, похожий на тонкую паучью лилию, измученный, но не сломленный, с ясным решительным взором. Я ведь видела благодаря Весташи, каким был Кирино. Я чувствовала благодаря осколку в себе всё то, что чувствовал Кирино тогда.

– Прекрати, – вновь рассмеялся он и опустил взгляд на свои записи. – Я уже давно не мальчик и уж тем более не калека. Всё это в прошлом.

– Но…

– Восьмой, тебе что, некого больше пожалеть? Иди этого… рыжего пожалей. Он порядочно настрадался и обожает, когда кто-то замечает его тяжкую судьбу.

– Кирино, – я пыталась произнести его имя твёрдо, но голос дрогнул, и получилось что-то моляще-жалостливое, на что хмырь только фыркнул.

Но всё-таки посмотрел на меня.

– Будешь лезть со всем этим, отдам Цикаде.

Это была не угроза – констатация факта.

– А теперь сходи и разбуди спящую красавицу. Есть дела поважнее.

***

Следующие полдня, пока Кирино сидел в окружении бумаг, а Таши отправился по его заданию что-то выяснить в городе, я занималась чисткой одежды и уборкой в комнате. Чёрная слизь за ночь успела высохнуть и от морского ветра, проникшего через распахнутое настежь окно, покрылась соляным налётом. Отваливалась она целыми кусками, иногда – мелкой крошкой, а там, где ещё не просохло, я догадалась насыпать ещё соли. Хватало буквально щепотки, чтобы пятно размером в три ладони съёживалось до размеров небольшого блюдца.

Когда поинтересовалась у Кирино, что это вообще такое, он только пожал плечами.

– Кровь демона?

Меня передёрнуло. От попытки оттереть ладони от фантомной мерзости останавливало только то, что на мне всё ещё был халат мэтра, который и так изрядно помялся за время ночных гуляний.

Конечно, куда быстрее и проще было бы справиться какой-нибудь хитрой магией, но хмырь ничему учить не собирался, а помогать и отвлекаться от своего – тем более. Порядочно разозлившись на него, я так и носилась со второго этажа на первый, то перетаскивая пострадавшие кресла, то ворохи одежды, то всякую мелочёвку, вроде склянок с мазями и духами; потом, когда всё лишнее было сложено на заднем дворе, взялась за ведро с тряпкой. Старалась шуметь и топать как можно громче и вообще всячески мешаться, но через пару лучин злость прошла, да и мои попытки донять Кирино не принесли никакого результата.

Справиться со сломанным балдахином не вышло, а вот перевернуть письменный стол удалось. Следующим стало зеркало над туалетным столиком, рама крепилась отдельно, и большая часть осколков всё ещё держалась в ней. Шкаф с перекошенными дверцами не тронула, только отколупала чёрные пятна. Решив, что в самой комнате сделала всё возможное, отправилась вниз – перебирать платья и остальную одежду.

И на лестнице столкнулась с Шугеном.

Фамильяр красовался шестью парами светящихся глаз, расположенных то тут, то там по телу и моргавших вразнобой. Выглядел он взъерошенным и озадаченным, словно не мог вспомнить, кто я и что здесь делаю. Боясь спугнуть, медленно села на ступеньки и протянула руку.

– Аш-ш-шэ-эу, – дёрнул усами он.

– Молодец! – улыбнулась в ответ, почесав за длинным ухом с кисточкой. Кисточка, причём, была только на одном ухе, но Шуген и раньше славился любовью к мелким изменениям своего внешнего вида. Он говорил, что у людей есть наряды, а у него – форма тела.

– Кроуфь, – промурлыкал Шуген и потёрся башкой о руку, – от кроу-уф-ви.

– Что здесь случилось?

Кот запрыгнул на колени и растёкся бесформенной чёрной массой, подставляя живот. Понять это можно было однозначно – хитрая морда требовала внимания и ласки и всячески намекала, что ей слишком долго не уделяли должного внимания. Ох, а я ведь ещё и сливки ему обещала, но так и не налила!.. Как бы меня сейчас не только покусали за такое вопиющие безобразие.

– Хвос-ст комяуты, – втянув лишние глаза со звучным хлопком, фамильяр спрыгнул, сладко потянулся и пополз вниз, опустившись на живот и при этом поднимая лапы с высоким замахом. – Горя-аучий.

– А ещё?

– Ашэ.

– Это был мой отец?

– Не Грас-с-сэ. Аш-шэ.

Нахмурившись, не заметила, как Шуген привёл меня к комнате Ярая. Кирино и Таши перенесли магистра туда, здраво рассудив, что ему будет спокойнее очнуться в знакомой обстановке, да и хмырю с записями было куда удобнее расположиться за столом. Впрочем, когда я выходила из комнаты и видела его в последний раз, он снова устраивался на полу, раскладывая листки с рисунками и схемами в каком-то ему одному ведомом порядке. Будто готовился к ритуалу или что-то вроде того.

– Не имя-яу, – едва различимо зашипел фамильяр, – кровь. Кро-оувь!

И, кинув на меня раздражённый взгляд, он проскользнул в тонкую щель приоткрытой двери.

Очень хотелось застать Кирино врасплох, поэтому зашла без стука, не подумав, что Ярай уже мог очнуться. Так и было – магистр, переодевшийся в тёмно-зелёный с охровыми вставками камзол, стоял у окна, тогда как Кирино сидел в кресле за столом. Раскиданные до этого записи сейчас лежали аккуратной стопкой перед ним. Шугена нигде не было видно, но я не сомневалась, что хитрая зараза сидела где-то и наблюдала за всем – от того, что он стал приходить в себя, на душе стало спокойнее.

– Она беременна, – вполголоса произнёс Ярай, кидая на меня короткий взгляд.

Он ведь… про Ирнэ говорил? Вряд ли здесь шла речь о чём-то другом, кроме сестры или того, что случилось с магистром. И вот опять создавалось впечатление, словно для Ярая я всё ещё пустое место – то, как он непринуждённо продолжил разговор, соизволив одарить меня только взглядом… было неприятно, как минимум.