Под сводчатым потолком зала при входе и в коридорах вереницей висели магические огни; тонкие колонны были вырезаны столь же искусно и ажурно, как и двери, а просторность и отсутствие каких-либо картин на стенах, съедающих цокот каблуков по мрамору ковров или хоть каких-то предметов интерьера – да даже банальные доспехи с алебардами или щитами! – только добавляли уверенности в том, что это – дворец сказочного снежного волшебника. Но по мере продвижение вглубь окружение становилось менее сказочным, а отсутствие людей и запустение нагоняли лишь тоску. Если бы заранее не знала, что девушек специально стараются вести разными путями, разводя по отдельным комнаткам или залам, и если бы не видела воочию людей на пирсе, точно бы подумала, что только я одна сегодня и должна быть представлена королю.
Поворот, ещё один, винтовая лестница – и мы вышли к низенькой эбеновой двери. Настолько низкой, что наклониться при входе пришлось даже мне, а магистр Ярай и вовсе согнулся чуть ли не вдвое. Служанка сделала книксен, попросила наши плащи и вежливо пожелала удачи, при этом её болтливость мигом улетучилась, а голос стал серым и чеканным.
– Их Величества просили передать, что Им необходимо переговорить с вами как можно скорее, – повесив плащи на руку и прижав их к животу, девушка опустила глаза долу, – до церемонии Цветков. Учитывая обстоятельства, Их Величества допускают нарушение этикета. Ваша подопечная подождёт своей очереди в этой комнате, а после её сопроводят к вам, к Серебряному залу.
Я повела оголёнными плечами – фасон платья был специально подобран более взрослым, чтобы создавалось впечатление, что я нисколько не серая мышка – и неуверенно посмотрела на Ярая. Не знаю уж насчёт порядков во дворце, но обычно если что-то срочное, об этом говорят сразу, разве не так? Или это какая-то проверка?
Магистр коротко кивнул мне и отправился вниз по лестнице, служанка – сразу за ним, а мне, судя по всему, только и оставалось, что сидеть как на иголках неизвестно сколько. За свою безопасность я не тревожилась, со мной был Шуген, хотя Ярай строго-настрого запретил фамильяру показываться кому-либо на глаза, а в случае непредвиденных ситуаций обставлять всё так, словно я сама себя защитила магией. Кот ворчал, что его используют в качестве какого-то охранного амулета и что за такое безобразное обращение в уплату требуется как минимум корова, да не простая, а чтоб из-под неё сразу сливки выходили или сметана.
– Ты здесь? – шёпотом спросила я, взявшись за ручку двери.
Опал – длинная витая цепочка позволяла спрятать сам камень на уровне солнечного сплетения – приятно потеплел, и всякая тревога мигом прошла. А когда увидела, что за дверью находится самый обычный кабинет в бордовых тонах, щекочущая пустота внутри заполнилась уверенностью, что ничего страшного не случится. И вместо того, чтобы занять кресло или угловой диванчик, я принялась осматриваться. На стеллажах стояли книги, в основном на ньэннском, но разобрать больше двух-трёх слов на корешках у меня не вышло. Камин напротив пары кресел делился уютным теплом – видимо, его зажгли специально, – а над каминной полкой висел спрятанный под белой тканью портрет. Любопытство взяло вверх, я оттянула край – это оказался портрет женщины в соломенной шляпе и простеньком ситцевом платье. Она стояла у парапета набережной с охапкой луговых цветов. Яркое лазурное небо, остров Бурь с дворцом на фоне… Я невольно закусила губу и отпрянула, потому что поняла: на портрете была изображена мама. При виде её широкой улыбки и радостных зелёных глаз в груди кольнуло.
Позади раздался громкий чих. Я вздрогнула и обернулась. Шуген, бесцеремонно лежавший поперёк стола, игрался с пером в чернильнице.
– Пахнет Ашэ-у, – промурлыкал он, плавно стёк на пол и подбежал ближе. Раз – и вот фамильяр оказался на каминной полке, вперив светящийся синевой взгляд в завешенный тканью портрет.
Наверное, у короля и правда был своеобразный юмор – сначала подсунуть нелюдимому магистру болтливую служанку, а меня отправить в кабинет отца. Хотя, что тут, в сущности, такого? Ну кабинет и кабинет. Я же, по выдуманной вместе с Яраем легенде, знала о настоящей работе дражайшего родителя, что он не просто маг на королевской службе, но ещё и Раджети.
– Магистр не узнает? – на всякий случай уточнила я, обеспокоившись тем, что Ярай будет ругать нерадивого фамильяра, которому запретили показываться воплоти.
– Не уз-снает, – зафыркал кот, – если дочь Аш-шэ не с-скаже-ут.
Я кивнула, борясь с соблазном сорвать ткань с портрета и хорошенько его рассмотреть. Или, может, лучше оставить жирную кляксу на каких-нибудь бумагах на столе? Или перепутать книги? Пакостить по-серьёзному не хотелось, но как-то дать о себе знать… а как давно вообще отец был тут? И скажут ли ему, что меня сюда отводили? Судя по всему, он меня и не искал – либо будучи чем-то очень занятым, либо находясь в уверенности, что мне ничего не угрожает. Хотя, одно другому не противоречило.
А почему портрет вообще завесили? Непорядок. Если пододвинуть кресло, как раз должна достать…
Дальнейшее произошло слишком стремительно. Кое-как, не помяв при этом пышную юбку, я сумела дотолкать кресло, взобралась на него и потянула ткань, но та упрямо цеплялась за дальний угол. Раздался скрежет – мне сначала показалось, что это началась рваться ткань, – и почти сразу после него – короткий лай.
– Сидеть! – неожиданно вскрикнул тонкий девичий голосок.
Шуген прыгнул вперёд, уронив и меня, и кресло, я полетела вниз, и картина-таки грохнулась об пол. Край рамы с громким треском раскололся, заставив меня пожалеть об опрометчивом решении посмотреть на портрет во всей красе. А потом в повисшей тишине раздалось:
– Извините!
Я, всё ещё вцепившаяся в теперь уже подранный кусок ткани, едва нашла в себе силы, чтобы справиться с шоком и выбраться из-под придавившего меня кресла. Было непонятно, стоило краснеть или бледнеть, что вообще дальше делать и как быть. Шуген благополучно испарился, и я осталась один на один с десятилетней пигалицей в мальчишеском тёмном костюмчике и сидевшей рядом с ней белоснежной кудрявой борзой. Длинные золотые волосы девочки были заплетены в две изрядно растрёпанные косы, серые глаза смотрели с испугом, но где-то в глубине чувствовалось любопытство. За её спиной, распахнув тёмную пасть, чернел уходящий налево тайный проход, до времени скрытый книжными стеллажами.
– Вы ведь не скажете никому, что я здесь была? – понизив голос до заговорщицкого шёпота, спросила она.
Только и нашла в себе силы, что качнуть головой. Судя по тут же сползшей мантилье, заколки держались на волосах на последнем издыхании, вот только никакого зеркала рядом не было, чтобы понять, насколько ужасно я выглядела и в каком виде предстану перед светлыми очами Их Величества.
– Давайте я помогу! – кинулась вперёд девчушка, но не ко мне, как я было ожидала, а к картине.
Вот вроде и хотела что-то такое сотворить в кабинете отца, в качестве мелкой мести за всю ту ложь, что он мне на уши навешал, а портрет всё же жаль – матушка ведь ни в чём не виновата! Не удивлюсь, если он и её обманывал так или иначе, не случайно ведь она каждый раз плакала, стоило ему отлучиться надолго…
– Как тебя зовут? – спросила я, наблюдая за тем, как она хлопотала над разбитой рамой – судя по жестам, всполохам магических потоков и неслышно движущимся губам, девочка перебирала заклинания, которые могли бы помочь.
Впрочем, к чему удивляться, находясь в королевском замке? Магов тут должно быть порядочно, и это лично мой дар проснулся поздно, а у кого-то мог быть огромный потенциал и в десять, и даже в пять лет от роду.
– Вы тогда меня сдадите, – надулась пигалица, глянув исподлобья.
– Не сдам, – улыбнулась я, – обещаю. Да и надо ведь мне как-то тебя называть?
– Пусть будет Белка, – хитро сверкнула серыми глазами она, и пока я отвлеклась – рама сама собой вернулась к первоначальному виду.
В четыре руки мы перевернули кресло и вернули картину на место. Как только я перестала настаивать насчёт имени, Белка разом успокоилась и начала без остановки тараторить. И как она сожалеет, что Герцог так меня напугал, он ведь обычно такой послушный и тихий! И как сложно найти нужный выход в этой сети тайных ходов, а карту ведь как-то рисовать надо! И никому-никому нельзя говорить о них, это ведь страшный секрет, Белка даже своему опекуну ничего не рассказывала… хотя, возможно, он и сам знал, что здесь и как.
