Это и был гигантский минус такого размещения: при случайном обнаружении лагеря его скрытная уединенность играла на руку врагу, на нас могли внезапно напасть из леса или окружить, если противника много.
Скорее всего, у царицы все просчитано. Мы спим здесь и ничего не боимся – значит бояться нечего, враг далеко. Или, что тоже допускаю, враг даже не помышляет о высадке на этой стороне реки, а все приготовления ведутся впрок.
Не ради меня же это все – слухи о вторжении, чтобы целая страна повсеместно искала сбежавшего невестора сорвавшей джек-пот бывшей цариссы.
А если – ради меня?!..
Не верилось. Вернее, я старался гнать такие мысли – глупые и невообразимые. Однако, интуиция, сволочь такая, была под дых: царице нужен был именно я, никто другой ее не устраивал. Меня – преступника, которого следовало вздернуть на ближайшем суку – привезли, и уже прогретая машина событий завертелась. Выезд, к которому все было готово, состоялся незамедлительно. Ради меня пощадили привезенных в крепость Зарину, Шурика и дядю Люсика, которым, согласно местным законам, тоже предстояло болтаться на соседних сучьях. Однако…
Однако.
От этих фактов бросало в дрожь. Патрули, просеки, вышки, ополчение – и все это ради поимки меня?
Нет.
Стоп. Почему, собственно, нет? Хороший понт дороже денег – так говорили в моем мире. И если я пришел к выводу, что цель не оправдывает средства, то ведь не сразу же я к нему пришел, сначала пришлось проплутать в дебрях и тупиках других возможностей. Для Томы, например, цель оправдывает средства. Почему у Верховной царицы, которая выбрала преемницей именно Тому, должно быть не так?
За рекой я узнаю правду. Если враг далеко, и все слухи о нем – всего лишь слухи, то…
Думать об этом рано. Нет, думать никогда не рано и, тем более, никогда не поздно. Думать надо всегда. Но для конкретных выводов сейчас у меня не хватало информации. Лишь один из таких выводов, подкинутый интуицией, ныл под сердцем: если, как сказала царица, «без этого человека экспедиция потеряет смысл», то проводником и советником мои роли за рекой не ограничатся. От меня потребуется что-то несусветное, что могу выполнить именно я – вот такой, со всеми своими умениями и непохожими на других тараканами в голове.
Хотелось поговорить об этом. Не получалось. Царица была рядом, но ее все время отвлекали, и я оставался наедине с дикими мыслями. Даже хотелось, чтобы могучий неизвестный враг оказался как можно ближе, то есть, чтобы версия о нем оказалась правдой. Потому что иначе…
Не знаю, смогу ли я сегодня уснуть.
Накрапывал дождь. После быстро приготовленного и еще быстрее съеденного ужина половина царберов осталась на посту, остальные и я с царицей отправились спать. Меня роль оберегаемого объекта устраивала: охраняют, кормят, на часах стоять не надо. Не жизнь, а сказка. И если бы не тягостные мысли…
Как же трудно жить, когда чего-то не понимаешь и, главное, знаешь об этом. Лучше не знать. Так счастливы многие супруги, не знающие об изменах своих вторых половинок – если, конечно, изменщики достойны великого звания половинок. Я бы таких «половинок» еще раз половинил, чтобы не позорили слово.
Вот какой я кровожадный на словах. А когда доходит до дела, всегда хочется, чтобы все были живы, здоровы и счастливы. Интересно, как научно называется это мое психическое расстройство?
Не знаю. Как не знаю очень многого. И хорошо, что не знаю, если верить библейским мудрецам. «Во многой мудрости много печали» – это приписывают Соломону, мудрейшему из мудрых всех времен и народов. А продолжение у сказанного еще круче: «Кто умножает познания, умножает скорбь». Как говорится, начали за здравие, кончили за упокой. Обидно, что сказано-то логично и предельно правдоподобно, не придерешься, как бы ни хотелось. А душа протестует.
Хочу все знать и быть счастливым. Вот. Это моя мечта.
Интересно, как научно называется и такое психическое расстройство?
Из пяти установленных в лесу палаток меня разместили в средней, вместе с двумя солдатами. Они легли по бокам от меня, их оружие осталось снаружи. Опять же – для перестраховки. Боятся, что я чего-нибудь отчебучу.
Не отчебучу. Не смогу, даже если позволят обстоятельства. Потому что от моих дел зависят чужие жизни.
Кстати, спать меня увели самым первым, чтобы не видел, в какую из палаток отправилась царица. С точки зрения безопасности все правильно. С точки зрения доверия – показательно, это говорит, что до настоящего доверия еще как Сизифу до премии за результативность. Человек, который допускает предательство ближних как средство для достижения цели, никогда не поверит, что кто-то не сможет предать физически, потому что организм не позволит языку сказать опасное слово или ноге сделать шаг в пропасть себялюбия. Так многие не понимают Гастелло, Матросова и тысячи… нет, миллионы других, большей частью безвестных защитников чужих жизней ценой своей. Для кого-то закрыть амбразуру грудью нормально и единственно правильно, для других – неприемлемо и, соответственно, ненормально. Не буду судить, кто здесь ненормален, я свой выбор сделал. Точнее, что-то внутри меня сделало его. Наверное, этим, что внутри, мы, ненормальные и нормальные, и отличаемся.
Царица меня не понимала, но умело использовала. Потому она и царица. Вот и еще один довод, что хреновый из меня вышел бы царь, выбери я во время судьбоносного совещания другую дорогу. Играть чужими жизнями – не мое.
Башни, цекады, храмы и деревеньки мы проезжали не останавливаясь, все необходимое было с собой, а места отдыха для нас готовили высланные вперед гонцы. Три следующих дня дул пронизывающий ветер, периодически моросил дождик. Настоящая гроза, на которую пару раз намекало небо, так и не состоялась, но балахон на мне промок насквозь, и я впервые оценил и на себе ощутил не только его плюсы, но и минусы. Ткань липла к телу, ехать было некомфортно. Ночью я снимал балахон для просушки. Царберы рядом со мной спали в доспехах. Постоянно сравнивая их с роботами, я ничуть не кривил душой. Пусть у них под латами надеты вещи из ткани и стеганая подкладка, но я, наверное, не выдержал бы жизни в таких условиях. А они чувствовали себя нормально. Человек, как известно из расхожей народной мудрости, ко всему привыкает. Вот еще один пример нормальности и ненормальности. Оказывается, все дело – в привычке. Как тебя с детства воспитают или каким себя сделаешь – таким и будешь, а все, кто не такие, покажутся ненормальными.
Мы ехали быстро, коней периодически меняли, как на ямских станциях в старые времена – в пути нас всегда ждали готовый обед и свежие лошади, и если бы не спасительные ночевки, то из меня, думавшего, что поездки верхом – дело привычное, душу бы вытрясло.
Разговоры и вопросы в пути не поощрялись. Иными словами, они грубо обрывались, и мои вопросы (например, где мы едем) остались без ответов. Проезжаемые места и башни мне были незнакомы, цвета флагов – неизвестны.
Единственный нормальный разговор, не связанный с дорогой и размещением, когда мне что-то говорили, и я покорно исполнял, коснулся цели экспедиции. Затянутое тучами небо посветлело, скошенные поля вдоль дороги раскинулись едва ли не до горизонта, видимость позволяла не бояться засад, которые негде было организовать. Для безопасности в приоритете оказалось наблюдение за тем, что находится далеко впереди и прикрытие тылов. Новые условия заставили до того скученно двигавшийся отряд растянуться на сотни метров.
У меня на языке висели десятки вопросов, но Верховная царица, как видно, не желала обсуждать что-либо в присутствии солдат. Сейчас появилась возможность поговорить практически наедине, без лишних ушей.
– Мне хотелось бы узнать о крестоносцах как можно больше, – сказал я. – Пока едем, я обдумал бы информацию и, возможно, вспомнил бы что-то оттолкнувшись от какой-то новой подробности или по аналогии.
Звук моего голоса напряг царберов, они направили коней ближе к нам. Царица властным жестом вернула их обратно.
