Литмир - Электронная Библиотека

========== Корабли в чужой гавани ==========

К тому моменту, когда у хоккейного клуба "Медведи" появляется новый спортивный директор, клуб переживает не самые лучшие времена. Проще и откровеннее — находится в глубокой и беспросветной яме. Проблемы с игроками, деньгами, руководством — адекватным и во всем разбирающимся; одно за другим поражения кряду.

И появление начальницы-женщины с неприкрытым скептицизмом воспринимают все — от настороженно-внимательных тренеров до откровенно насмехающихся игроков в раздевалке.

Вратарь "Медведей" Шмелев с вычурно-устаревшим именем Кузьма — балагур, душа компании, знаменитый блогер, звезда интернета, любимец пустоголовых школьниц. Просто Шмелев — вечно травящий байки и анекдоты, пустозвон, не лезущий за словом в карман, откровенно нахальный пацан, не стесняющийся ничуть высказать все, что думает или видит — как, например, красивую до неприличия женщину, без стука и стеснения ввалившуюся в раздевалку, потенциально полную полуголых парней.

— А я не представилась? Виктория Михайловна Каштанова, новый спортивный директор хоккейного клуба "Медведи".

У нее рукопожатие — спокойное и уверенное, а точеная ладонь ледяная, как если бы на улице разгар зимы, добрые минус тридцать и никаких перчаток.

Шмелев запоздало насмешками давится — высказанными и рвущимися с языка, с досадой признавая, что привычка острить оказалась неуместной и даже вредной. А еще, ловя затаенно-неприязненный взгляд непроницаемых пыльно-зеленых, понимает с сожалением, что лишился не только всех бонусов, но и малейшего расположения нового директора клуба.

Баба на корабле — быть беде, определенно.

Вика просто сбегает: из ставшего родным города, где случилась трагедия; с прежнего места работы; от сочувствующих взглядов коллег, друзей и знакомых; от звонков и визитов мамы, душу каждый раз заново выворачивающих.

Где-то там остаются беспросветно-изнуряющие одинокие ночи, дни опустошающе-жуткого оцепенения и выматывающих до сердечной боли слез. Остаются траурно-черные костюмы в шкафу с расшатанной дверцей; уютно-обжитая квартира с флером когда-то осязаемо-ясного счастья; остаются друзья и родные, сочувствующие поначалу, растерянно-неловкие после от колющего незнания — что говорить, как смотреть, чем утешить. Все остается там — все, кроме боли.

Вика просто спасается: в суетливости серых рабочих будней, в хлопотах по обустройству на новом месте, в наведении порядка и дисциплины на новой работе, в смене городов, гостиниц, обстановок, пейзажей, проносящихся в окнах автомобиля.

Вика — она как тот механизм из рекламы батареек с непозволительно долгим сроком службы, заведенный и все никак не разряжающийся: кнопку питания, кажется, выключить забыли. Вика — она как вечный двигатель, как программа, напрочь заглючившая в выполнении поставленной ей задачи, как прибор, работающий чисто на автомате. Вика — в бесконечных спорах и ругани по телефону, просиживающая за ноутбуком, чашками глотающая кофе, снующая по Дворцу, решающая вопросы, достающая тренеров, придирающаяся к игрокам, замороченная звонками, организациями, договорами — эта Вика внешне обыденная, настоящая, цельно-живая. Старательно-забывающая. Стремительно-сбегающая — от боли и от себя.

Но все батарейки рано или поздно садятся.

Свою очередную-случайную Шмелев без всякого сожаления выставляет на ночь глядя на улицу, в прощальном проявлении галантности вызвав ей такси. Искренне надеясь: новой встречи судьба ему не подарит.

Заваливается на диван со смартфоном, лениво пролистывая ленты в соцсетях: порция свежих шуток, восторженно-сюсюкающие комменты под недавно залитым видео, несколько обиженно-гневных сообщений от забытых-брошенных: таких же девушек-однодневок вроде той, что выставил недавно за дверь.

Тянущая скука сковывает скулы; становится непонятно отчего противно и жутко хочется спать. И, раздраженно вжимая палец в кнопку питания телефона, Шмелев морщится против воли от нелепо-несвойственной, едкой мысли, пришедшей вдруг: это все ему, кажется, нужно все меньше. Такое — скучное, предсказуемое, набившее оскомину и вызывающее зевоту. Не пробуждающее эмоций.

В свои двадцать с лишним Шмелеву до странного нудно, тошно и пусто жить. И хер его знает, как с этим бороться и вообще — надо ли.

========== Логическое завершение ==========

Смутное недовольство становится ясным и простым: одно за другим замечания, напоминания, предупреждения, больше похожие на угрозы. Каштанова — она как энерджайзер на шпильках, все замечающий, все успевающий и всем недовольный: ругается с кем-то по телефону, мимоходом бросает замечание опоздавшему игроку, цепляет взглядом очередной непорядок во вверенной ей территории, будь то проблемы с освещением, плохо заточенные коньки или еще какая-нибудь из тысячи мелочей — явных и совсем незаметных.

Раздраженный гул за створкой раздевалки замечает тоже. Лидирует, как обычно, Шмелев, — кто бы сомневался?

— А чего вы на меня-то так смотрите? — Неприязненно-холодный взгляд вскрывает не хуже скальпеля.

— Ну это же вы Чеховым зачитываетесь, "Каштанкой" например. Я вам настоятельно советую перейти на литературу для взрослых. Достоевский писал неплохие романы. "Идиот", например. — Гордо удаляется под одобрительные смешки — ответный выпад оценен в полной мере.

Шмелев хмурый взгляд ввинчивает куда-то под лопатки, ненавязчиво обрисованные тонкой тканью, — отмечает краем сознания, что единственная "баба на корабле" знает толк не только в классике, но и в правильных шмотках тоже.

А еще — бесит его неимоверно.

Лерочка — неполные восемнадцать, вызывающе-красная помада, юбка критически неприличной длины и забитые вырванными из контекста цитатками ленты в сецсетях — на фоне сомнительных фоток, разумеется. Корчить из себя начитанную интеллектуалку, оказывается, модно, даже если мозгов хватает лишь на то, чтобы запостить очередное селфи перед зеркалом — ладно хотя бы в белье.

Пока Лерочка, что-то непрерывно треща, показательно таскает его между стеллажами в книжном, презрительно кривясь на яркие обложки так называемого легкого чтива — выискивает не то Коэльо, не то Мураками — Шмелев со свойственной иронией думает, что на деле потолок ее литературных познаний вряд ли поднимается выше глянцевых журналов про косметику, парней и прочую бабскую лабуду — новая покупка, сто процентов, отправится к паре десятков остальных, заброшенных пылиться на шкаф: книжных полок в квартире Лерочки не водится по определению.

Шмелев, рассеянно сканируя обилие печатной продукции, впритык теснящейся на шатких конструкциях, невольно взглядом за очередную обложку цепляется: весьма дорогое и вполне себе красочное "обучающее пособие" с фривольными и более чем понятными картинками вызывает внезапную усмешку не без доли ехидства: недавняя сцена в раздевалке вспоминается очень к месту — идея по-детски хулиганской выходки созревает практически моментально.

Литература для взрослых, говорите?

У Вики от постоянной беготни по коридорам и этажам ноги гудят как после марафонской дистанции; в голове — разрозненными обрывками телефонные разговоры, результаты важных встреч, всяческая финансовая муть, путаница в документах и еще куча всего важного-обязательного-срочного, требующего ее непосредственного участия и пристального внимания.

Устало рушится в кресло; под столом сбрасывает туфли, давая отдых ногам; морщится, прихлебывая давно остывший кофе. Снова тянется к стопкам документов — взгляд недоуменно на каком-то ярком тяжелом издании останавливается. Машинально, на обложку не глядя, раскрывает страницы — замирает, в первые секунды не понимая искренне, как эта литературная порнография здесь оказалась, и только после на бумажный вкладыш натыкается: "Что вы там говорили про литературу для взрослых?"

1
{"b":"707578","o":1}