— Идём с нами… Идём с нами… Идём с нами…

А стоило черноте оплести меня, я открыл рот и в страхе заорал:

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Глава XXV

ВСЁ ПРОПАЛО…

Я продолжал орать и вырываться от них. Я резко и отчаянно рванулся и освободился от жуткой хватки моей сестры. И снова повторил свой недавний приём — наклонил плечо и с неистовым ором протаранился через круг напевающих детей. И ринулся к лестнице. Гнилой аромат плыл вместе со мной, зловонный и тяжёлый. Ледяная слизь прилипла к моим рукам.

Слова сестры крутились в моей голове:

<<Тебя тоже позабыли… Тебя тоже позабыли…>>

<<Нет, не позабыли! — говорил себе я и через силу поднимался по подвальной лестнице наверх на трясущихся конечностях. — Нет, не позабыли! Нет и нет!>>

— Я заставлю мать вспомнить! — крикнул я в подвал. — Я заставлю её как-то вспомнить! Памела!

Я добрался до верха лестницы. Я тяжело дышал, лёгкие болели от перенагрузки. Я захлопнул подвальную дверь и пошёл по коридору. Пол ходил ходуном под моими ногами. Стены сомкнулись так, что мне стало мерещиться, словно я бегу по чёрному и узкому тоннелю.

— Что мне делать? — спрашивал я сам себя.

Мне мерещилось, что целый дом смыкается передо мной, выталкивает меня прочь, не принимает. Будто бы я уже даже не имею права здесь быть. Как мне доказать, что не вру? Как заставить мать вспомнить нас? Подойдя к парадной лестнице, я наткнулся на папу. Он загородил мне путь.

— Пап! — заорал я. — Ты дома! Умоляю…сообщи матери…

— Ты кто такой? — сердитым голосом спросил папа. — Лучше уходи прочь из нашего дома. Полиция уже на пути к нам.

— Нет, пап, выслушай! — взмолился я.

— Уходи — сейчас же! — прогрохотал он.

— Нет! Я тут живу! — заорал я. — Этот дом тоже мой! Вы должны вспомнить нас! Должны!

Папа ринулся на меня и попытался схватить. Я увернулся, упал на лестницу и больно стукнулся. Боль проткнула меня насквозь. Однако я не остановился. Я начал взбираться по ступеням лестницы на карачках. Лишь на втором этаже я выпрямился и окинул глазами длинный коридор. Что я могу сделать? Как мне заставить предков вспомнить?

<<Моя спальня!>> — решил я.

Покажу им мою спальню.

Возможно, это напомнит им, кто я такой. Возможно, это заставит их вспомнить всё. Я прошёл пару шагов — и затем остановился, тупо смотря на двери с обеих сторон коридора. Какая спальня моя?

Какая?

— Оооооооо! Неееееет! — промычал я.

Моя спальня. Я не помнил, где расположена моя спальня. Я всё позабыл. Даже это. Страх переполнил меня и стиснул сердце.

Я без сил прислонился к стене.

— Всё пропало, — бормотал я. — Всё кончено. Я сдаюсь.

И вдруг нечто в коридоре привлекло мои глаза. Я уставился туда. Глядел, пытаясь вспомнить, что это такое. И неожиданно меня осенило.

Глава XXVI

ФОТО НА СТЕНЕ

Жёлтый прямоугольный свет падал на фото, висевшее на стене в рамочке. Фото медвежонка в мизерных очках сверкало, будто специально для меня, лишь бы привлечь к себе моё внимание.

— Точно! — проорал я, смотря на фото.

Я знал, что фото имеет некое отношение к Памеле. Однако какое наверняка, вспомнить не мог. Но всё же понимал, что фото очень важно для моих предков. Я побежал по коридору, схватил фото двумя руками и принялся отдирать от стены.

— Ты что творишь! — сказал злой голос. — Не тронь!

— Уходи из нашего дома!

Родители влетели в коридор с красными лицами от злости.

— Он тут! — проорал отец вниз. — Мы задержим его в коридоре!

Я лихорадочно пытался отцепить проволоку, на которой висело фото.

— Что вы хотите украсть, парень? — строгим тоном спросила мать. — Оставьте эту фотографию в покое!

— Вы чокнутый? Что вы делаете? — проорал отец.

Он вцепился мне в руку.

— Уходи прочь. Полиция уже тут.

Высокий темноволосый полицейский уже приближался по коридору.

— Вот он! — крикнула мать ему и указала в мою сторону. — Он чокнутый! Чокнутый! Он ворвался к нам домой и…и…

Полицейский грозно шёл ко мне.

— Прошу вас пойти со мной, — мягким тоном произнёс он и холодно сверкнул синими глазами.

Он уже вытянул руку, чтобы меня схватить. Я сдёрнул наконец фото с гвоздя. Мои руки дрожали так, что я чуть не выронил её.

Повернувшись, я высоко поднял рамку.

Я показал изображение своим предкам и проорал:

— <<ТЕПЕРЬ ТЕД УВИДИТ, КАКАЯ Я УМНАЯ!>>

Глава XXVII

И ДУРАЦКИЕ ЖЕ У ТЕБЯ ШУТОЧКИ!

Родители замерли на месте. Они стояли будто статуи, впечатлённые моими действиями и с разинутыми ртами.

<<Вспомнят или нет?>> — спрашивал себя я.

Я настолько сильно держался за фоторамку, будто она была моей единственной жизненной связью…со всем, чем дорожу я.

Вспомнят или нет? Неа. Не помнят.

Попросту стоят. Глядят на фото.

Глядят на меня как на чокнутого.

Неа…неа… И тут я увидел, как из глаз отца скатилась одна слеза.

Мать взвизгнула. Её глаза заблестели от слёз.

— Памела… — прошептала мама.

— Памела… — эхом вторил папа. Он вгляделся в моё лицо со всей силы. — Даниэль!

Он вспомнил!

— Даниэль! — воскликнул отец дрогнувшим тоном. — Я виноват! Прости меня!

Вот тогда мы трое обнялись, уливаясь слезами.

— Вы вспомнили нас! — рыдал я, продолжая сильно стискивать фото. — Вы вспомнили!

— Даниэль, умоляю — прости нас! — зашмыгала мать носом и прижалась к моему лицу своим, мокрым от слёз.

Полицейский встряхнул головой.

— Что здесь такое? — резким голосом спросил он. — Вы знаете этого мальчика, что-ли?

— Конечно, — ответил ему папа. — Он наш сын. Здесь такая ситуация… Короче, всё хорошо.

— Значит, он…не вор?

— Не вор, — ответил отец. — Вы свободны. Простите за беспокойство. Мы сделали страшную ошибку.

Полицейский пошёл на выход, ворча себе под нос и покачивая головой.

— Памела! — выкрикнул я. — Мы должны спешить. Нам нужно выручить Памелу.

Я провёл предков в подвал.

— Она…она в заднем мизерном помещении, — сообщил им я.

Но оно было пустым. Цементный пол был голым. Стены каменные.

Люка нет. Даже щели, ведущей в бесконечную тёмную дыру. Мы явились очень запоздало, понял я.

Она ушла. Родители со страхом глядели на меня.

— Где она? — прошептала мать. — Ты сказал…

— Ушла, — пробормотал я. — Навсегда потеряна.

Я не мог вынести подобного. Я готов был от отчаяния взорваться.

Наконец я сообразил, что продолжаю держать в руках фото медведя в розовых очках.

Привстав на цыпочки, я поднял фото повыше над собой.

— Памела, мы не позабыли тебя! — заорал я. — Мы тебя не позабыли! Мы тебя не позабыли!

Никто не ответил. Очень долго никто не отвечал. А затем пол задрожал, и я услышал низкий грохочущий звук. Грохот становился громким стоном. На полу образовалась трещина, её кусок начал подниматься…выше и выше… И люк неторопливо и тяжело открылся. Все мы ахнули, когда к нам шагнула Памела.

— Мы не позабыли тебя! — крикнул я. — Мы не позабыли!

Густая слизнявая оболочка спадала с неё; она отпадала крупными кусками и, падая на пол, медленно таяла. Памела шагнула в нашу сторону, моргая и разминая конечности, даже потягиваясь. А затем мы обнялись. Нам стало радостно. Мы праздновали самое великолепное семейное воссоединение в истории!

*

Затем я сидел в спальне моей сестры и помогал ей распаковывать какие-то коробки и расставлять вещи по местам. До чего же приятно было делать что-то полезное и нормальное! Я то и дело кидал взгляд на фото медвежонка в мизерных очках. Мы поставили её на тумбочку. Медвежонок улыбался нам оттуда, будто и сам был счастлив оттого, что о нём вспомнили и не позабыли.

— Поведай мне снова, как ты гипнотизировал меня, — попросила сестра, складывая на полку стопку книжек-раскрасок.

— Я тебя не гипнотизировал, — ответил я. — Мне лишь казалось, что я это сделал. Я думал, что всё случилось по моей вине. Однако это было не так. Виной стало зло, которое таилось в этом доме. Но мы одержали победу над домом. Слава Господу, мы победили!