Появился сосед. «Скорая помощь уже в пути», - сказал он.

  "Сколько?" - рявкнул Герберт.

  «Ну, - сказал сосед с явной неохотой, - они сказали, что, может быть, когда-нибудь».

  "Сколько?"

  «Что за туман и все звонки, которые они получают…»

  "Сколько?"

  «Может, пару часов».

  «Пара часов» оказалась заниженной оценкой.

  До приезда скорой помощи оставалось больше трех часов; три самых долгих, самых медленных и мучительно беспомощных часа, которые Герберт когда-либо просидел.

  Ханна была труппой. Она поняла ситуацию. В тумане время реагирования на чрезвычайные ситуации было насмешкой. Ближайшая больница Миддлсекс находилась на другой стороне Гудж-стрит, в десяти минутах ходьбы в обычный день, но в таких условиях, когда она страдает от мучений проклятых, попытки отвезти ее туда почти наверняка сделали бы больше. вред, чем польза

  Больше ничего не имело значения. Ни его мать, ни Стенснесс, ни Папворт, ни Казанцев, ни Фишер, ни де Вер Грин, ни даже Ханна; ни одна из тысяч нитей, составляющих матрицу жизни.

  Он потянулся к ручке двери ванной и убрал руку еще до того, как прикоснулся к ней; металлическая ручка практически светилась от тепла, проникающего с другой стороны.

  Он натянул на руку мокрый рукав куртки, повернул ручку и открыл дверь, прижавшись к стене, на случай, если возникнет прилив пламени.

  Не было, но вполне могло быть.

  Спальня пылала бешеным танцем красных и желтых цветов, который рвал деревянные панели и быстро поглощал кровать.

  Он мог почти видеть дверной проем обратно в гостиную, но не более того. Не важно; ждать не было смысла.

  Герберт вспомнил шутливый девиз Конфуция: «Трус, береги кости».

  Еще раз низко сгорбившись, он услышал гневное шипение, когда его полотенца и одежда изрыгали назад мародерское пламя, он побежал через спальню, через дверной проем в гостиную и почувствовал, как его живот дернулся, когда его опора частично пошатнулась. Он понял, что половица исчезла, благодарный за то, что набрал достаточную инерцию, чтобы преодолеть брешь; вывихнутая лодыжка, без сомнения, была бы смертельной.

  Квартира Ханны была лицом горы Этна, двора Вулкана; это был Стромболи.

  Он больше не чувствовал трость в своей руке, но когда он смотрел, он держался за нее, как если бы это была сама жизнь.

  Время ползло; каждый шаг казался вечностью.

  Он знал, что это угарный газ, лишающий его кислорода и замедляющий его работу; точно так же, как он убил де Вер Грина.

  Герберт пробивался сквозь пламя и перевернутую мебель, обернутая полотенцем трость то талисман, то защита, вода на полотенцах быстро испарялась, но он мог оказаться у входной двери в любой момент, выскочить, спуститься и освободиться.

  Что-то сильно ударило его по лицу, и Герберт по идиотски задумался, был ли злоумышленник еще здесь, так как все это время поджидал его в засаде.

  Затем он понял, что его противник - стена, и из того немногого, что он мог видеть, двери там нет.

  Он заблудился.

  Гостиная обычного размера теперь казалась такой же большой, как Йеллоустон.

  Какой выход был? Какой выход был, черт возьми?

  Вокруг него огонь и дым, но он больше не чувствовал их запаха.

  Наступил момент парализующего шока, когда Герберт увидел, как далеко и быстро распространился огонь. Теперь это было рычащее ревущее чудовище, которое поднялось на него, заставляя его найти путь через обжигающий лабиринт.

  Паника начала накрываться на него, как саван; парализующая, отбеливающая паника, вернейший убийца из всех. У него оставалось всего несколько секунд, прежде чем он полностью поглотил его.

  Затем он услышал голос Ханны и, уже потеряв три чувства, задумался, не галлюцинации ли у него галлюцинации.

  Она не могла вернуться сюда. Она не могла этого сделать.

  Вот оно снова, слабое, но определенное.

  «Должно быть, она была у входной двери, - подумал он. и поэтому она была в безопасности.

  Снова сквозь огонь, вверх и вниз по стульям и обивке, спотыкаясь, зовя Ханну дыханием, которым он больше не обладал, и теперь не получает ответа.

  Герберт подошел к двери, но ее нигде не было.

  Пламя опускалось вниз по лестнице, но он мог видеть сквозь них достаточно далеко, чтобы знать, что ее там нет. Должно быть, она была где-то в квартире.

  Возможно, он действительно это вообразил; заколдовал ее как ангела-хранителя.

  Он сделал два шага в сторону, чтобы лучше видеть квартиру, и нечаянно остановился на чем-то.

  Рука Ханны.

  Она лежала на полу, пламя кружило над ней, как злые волки.

  Не было времени гадать, как она туда попала.

  Герберт поднял ее, перекинул через плечо и побежал вниз по лестнице, бревна вокруг него трескались, одна рука держалась за трость, а другой крепко держала за ноги Ханны.