Литмир - Электронная Библиотека
A
A

  Короче говоря, в основе работы над убийством лежало противоречие. Дни во дворе, тесные, душные и шумные, были ужасны; но чтобы выбраться оттуда, нужно было кого-то убить, а Герберт в свое время повидал достаточно насильственной смерти, чтобы не желать большего.

  И, если честно, теснота, безвоздушность и шумность - еще не все. Похоже, что никто из Отряда Убийц не возражал против условий, но тогда никто из Отряда Убийц не чувствовал, что их присутствие в лучшем случае терпимо, а в худшем - возмущается.

  Герберт не был одним из них. Он не отработал свое время в строю и все еще учился делать вещи по образцу Скотланд-Ярда. Поэтому, что касается его коллег, его пребывание в Five с таким же успехом могло быть пребыванием во внутренних кругах ада. Подозрения между представителями закона всегда были плохими; когда была задействована шпионская служба, ситуация усугубилась в десять раз.

  Из пяти мужчин, собравшихся за столом, когда Герберт вошел в офис, только Тайс и Тель признали его, и только Телятины сделали это с чем-то, что напоминало приветствие на общепринятом английском. Тайс коротко кивнул. Остальные, Коннолли, Таллох и Брэдли, взглянули на него, как если бы он был чем-то, что принесла кошка, и снова вернули свое внимание к делу; это касается Кристофера Крейга, непривлекательного манипулятивного психопата, и Дерека Бентли, неграмотного впечатлительного эпилептика, который в прошлом месяце ворвался на склад в Кройдоне.

  Приехала полиция. Крейг вытащил пистолет. Бентли кричал: «Дай ему это, Крис».

  Призыв сдать оружие или призыв к убийству?

  Крейг, явно принимая это за последнее, - при условии, что он вообще слушал Бентли, что с учетом их отношений казалось маловероятным - застрелил двух полицейских. Детектив констебль Фредерик Фэйрфакс был ранен в плечо, болезненно, но не слишком серьезно. Констебль полиции Сидни Майлз был убит.

  Убийство полицейского было настолько невыносимым, что оставалось невидимым. Бентли и Крейг должны были предстать перед судом в Олд-Бейли в ближайший вторник, девятого числа, и в Скотланд-Ярде не было ни одного человека, который чувствовал бы что-нибудь кроме того, что их обоих следует признать виновными в убийстве.

  Нет, это было не совсем так. Был один человек, который считал иначе, только один человек - и этим человеком был Герберт.

  Проблема, по мнению Герберта, заключалась в следующем. Смертная казнь применяется только к лицам старше восемнадцати лет. Крейгу, который, как и любой другой Герберт, заслуживал повешения, было всего шестнадцать. Даже если его признают виновным, его не казнят.

  Но Бентли было девятнадцать, и он наверняка качнется; даже при том, что его ум был детским, хотя он не произвел смертельного выстрела, и хотя он был не столько другом Крейга, сколько его игрушкой.

  Уникальный среди своих сверстников, Герберт чувствовал, что Бентли просил Крейга передать оружие; ибо если Герберт был в чем-то уверен, так это в том, что он узнал жертву, когда видел ее.

  Однажды он выразил эти мысли своим коллегам, и они дали понять, что когда-то было слишком много.

  Итак, теперь они сгорбились за столом и обсудили суд, который состоится на следующей неделе; в частности, то, что они назвали стратегией своих выступлений в ложе для свидетелей, и то, что циник назвал бы прямым изложением своих историй.

  Коллеги Герберта ушли, чтобы продолжить свои дискуссии в пабе где-то в сумерках, оставив Герберта в офисе, в то время как еще один послеобеденный исход утихал и тек вокруг него. Из окна он увидел, что туман теперь сгущается, превращая уличные фонари в нимбы тусклого золота. Под ним сновали люди с поднятыми воротниками и опущенными подбородками.

  Он почувствовал общее разочарование в погоде. Предыдущий день был волшебным, одним из тех зимних дней, которые заставляли искренне поверить в то, что Англия - это собственная страна Бога: небеса из лазурита, воздух такой свежий, что он шипел на пути к вашим легким, и веселый солнечный свет, легко пробивающийся сквозь голые ветки. Теперь оставалась только грязная, влажная серая прослойка со следами серы.

  Брэдли и Таллох вернулись около шести, понимая, что, как бы они ни были соблазнены, они не могут по совести оставлять Герберта присматривать за фортом на неопределенное время. Не то чтобы было что делать; к тому времени, когда они вернулись, ровная трель телефонов в течение дня превратилась в тонкую струйку, а звонок в восемь часов был первым за более чем час.

  Ни Брэдли, ни Таллох не проявили особого желания ответить на него.

  Брэдли даже не двинулся с места; он мог быть каменным ацтеком, подумал Герберт, вечно флегматичным и невозмутимым, совершенно непонятным даже для такого искусного наблюдателя, как Герберт.

  Таллох, прерванный на полпути разглагольствованием о том, какой аспект современного общества в последнее время вызывал его гнев, сердито прищелкнул языком, как если бы призыв был сделан исключительно для того, чтобы его разозлить. Он имел тенденцию относиться ко всем преступлениям как к личному оскорблению или, по крайней мере, к институциональному, как будто самого существования полиции должно было быть достаточно, чтобы остановить силы беззакония.

  и беспорядок в их следах.

  Герберт позволил телефону позвонить несколько раз для формы, а затем снял трубку.

  «Новый Скотланд-Ярд», - сказал он.

  «Это команда убийц?» Голос молодого человека, задыхающийся от волнения.

  Герберт почувствовал кратковременную боль в животе; переплетение опасений и волнений.

  "Вот так."

  «Это сержант Элкингтон из Гайд-парка. У меня есть поплавок в Длинной воде.

  Элкингтон наткнулся на слово «плавающий», как будто его употребление подразумевало случайный мужской шовинизм, которым он на самом деле не обладал.

2
{"b":"707500","o":1}