«Это дело сделано и вычищено пылью, Херби. Ты чертовски хорошо это знаешь. Де Вер Грин мертв собственными руками, все концы связаны. Что вы еще хотите?"

  Герберт пожал плечами. «Я скажу тебе, когда найду. Теперь иди."

  «Меня там не было, - сказал Фишер, когда Папворт ушел. «Меня не было в парке».

  «Вы знали заранее о предложении Стенснесса?»

  "Нет"

  «Даже если вы работаете над тем же квестом, что и он?»

  "Мистер. Папуорт заботится обо мне, пока я здесь. Я ученый. Он работает в посольстве. Я не дурак, я знаю не хуже вас, в чем его настоящая работа, но это его дело. Я ученый, не более ».

  "Как долго ты знаешь его?"

  "Мистер. Папворт?

  "Да."

  «Только в последние несколько дней».

  "Не раньше, чем?"

  "Нет"

  «Вы никогда не встречали его, скажем, на Манхэттенском проекте?»

  «Я биолог, мистер Смит, а не физик. Моя наука - это наука о жизни, а не о смерти ».

  «Как долго вы проработали в Калтехе?»

  "Шесть лет."

  "А до этого?"

  Фишер сделал паузу. «До этого я был в Германии».

  Математика была неизбежна. Герберт мгновенно заметил связь.

  «Вы были нацистом?»

  "Нет" Фишер почти выплюнул отрицание. «Я не был нацистом».

  «Вы не были членом нацистской партии?»

  «Да, конечно, я был членом».

  «Тогда вы были нацистом».

  «Не так, как ты имеешь в виду. Я был членом, потому что должен был быть им; без этого я никогда не получил бы академической должности с какой-либо репутацией ».

  "И у вас были хорошие публикации?"

  "Да."

  "Куда?"

  «Институт биологических исследований в Берлине-Далене и Франкфуртский институт наследственной биологии».

  «У тебя есть татуировка под мышкой?»

  «Нет. Я сказал вам: я был участником, потому что должен был быть. Я сделал то самое минимальное, что мог. Такие татуировки были только у эсэсовцев ».

  Герберт вспомнил эсэсовцев с их дубовыми листьями и их девизом чести - верность. "Покажи мне."

  Это раздражало Фишера, хотя Герберт подозревал, что это было вызвано скорее неудобством расстегивания рубашки, чем чем-либо еще. Фишер расстегнул достаточно пуговиц, чтобы снять рубашку с плеча, и показал Герберту подмышку. Обедающие за соседними столиками с любопытством смотрели на них.

  Герберт порылся в волосах на подмышке Фишера, чувствуя себя обезьяной, ищущей клещей, пока не убедился, что там действительно нет татуировки.

  Герберт убрал руку и вытер пальцы о штанину.

  «Если бы вы были членом нацистской партии, как бы вы попали в Америку?» он спросил.

  "Что вы имеете в виду?"

  «Американский закон прямо запрещает всем осужденным или даже подозреваемым нацистским чиновникам эмигрировать в Соединенные Штаты».

  «Я ничего об этом не знаю».

  - Это принес Трумэн. Вы уехали в Америку, когда Трумэн был президентом. Вы, должно быть, знали.

  "Как я сказал-"

  «Доктор. Фишер, сейчас мы болтаем в ресторане. Мы легко можем отправиться в менее веселое место; где-нибудь, где я могу быть уверен, что завтра ты опоздаешь на свой самолет обратно в Америку, даже если туман рассеется.

  «Но это не имеет ничего общего с мальчиком в парке».

  "Я этого не знаю".

  Фишер помолчал несколько мгновений, очевидно, взвешивая свои варианты.

  «Вы когда-нибудь слышали об операции« Скрепка »?» - в конце концов спросил он.

  * * *

  Операция «Скрепка» выглядела как плохой шпионский роман, но была евангельской правдой, тошнотворной или прагматичной, в зависимости от того, на какой стороне забора сидеть.

  Что, по мнению Герберта, случилось со всеми нацистскими учеными? Думал ли он, что американцы позволили им остаться в Германии, чтобы помочь восстановить страну? Или не дай бог перескочить границу и уйти работать на россиян?

  Конечно, нет. Это представляло бы гораздо большую угрозу безопасности, чем любая бывшая нацистская принадлежность, которую они могли иметь, или даже любые нацистские симпатии, которые они могли бы сохранить.

  Итак, американцы забрали ученых. Фактически, они преследовали ученых не меньше, чем военных преступников.