«Чем бы ни занимался Казанцев, это должно быть важно», - подумал Герберт. Советские власти обычно не были настолько наглыми, чтобы нападать на полицию с такой прямотой.

  "Как много?" - прошипел Герберт.

  "Три." Казанцев знал, что имел в виду: сколько человек ждет?

  "Куда?"

  Казанцев кивнул головой. Один был в том месте, куда он смотрел раньше; один на южной тропе между тем местом, где они стояли, и мостом; и один в другую сторону, на север, к Бэйсуотер-роуд.

  Герберт повернул Казанцева лицом на север. "Как далеко?" он спросил.

  «Двадцать, тридцать метров».

  «Иди», - сказал Герберт. «В тот момент, когда мы очищаем живую изгородь с левой стороны, мы выходим на траву. Мы идем именно туда, куда я говорю. И если вы издадите звук, этот нож пройдет сквозь ваше пальто. Он достаточно острый.

  Люди Казанцева, возможно, скрылись из виду, но они не были вне пределов слышимости. Один крик Казанцева - и они прибегут.

  Герберт и Казанцев ступили на траву и пересекли ее по дуге, достаточно широкой, чтобы обойти коллегу Казанцева, который, предположительно, все еще стоял на тропинке, не обращая внимания на то, что происходило дальше пяти футов от его носа.

  Без комфорта камня под ногами и осознания того, что камень означает путь, означает пункт назначения, Герберт почувствовал прикосновение паники.

  После нескольких шагов он уже не мог сказать, куда они идут, и в таком тумане он ни на йоту не доверял своему чувству направления.

  Он дышал спокойно, чтобы не передать свое беспокойство Казанцеву, и утешал себя тем, что даже если бы они не направлялись прямо к Бэйсуотер-роуд, они, по крайней мере, увеличили бы дистанцию ​​между собой и подкреплением Казанцева.

  После того, что могло пройти двадцать ярдов или три мили, насколько было известно Герберту, он решил, что удача благоприятствует смелым, и они сделали достаточный обходной путь.

  Он повернул Казанцева немного вправо.

  И вот они снова вернулись на тропу, прямо у ворот Мальборо.

  Больше удачи, чем суждения со стороны Герберта; но, как сказал Наполеон, удачливый генерал в любой момент может победить хорошего.

  Герберт и Казанцев прошли через ворота на тротуар, примыкающий к Бэйсуотер-роуд. Герберт задумался на мгновение, а затем вспомнил, как следил за чехословацким диссидентом до места за углом, откуда они стояли.

  Большинство людей запомнили пабы, потому что были там с друзьями; Герберт запомнил их, потому что они были естественными местами для вуайеризма, который, поскольку он прошел обучение и заплатил за это зарплату, он решил позвонить в слежку.

  Он обратился к Казанцеву. "Хотите выпить?"

  В таверне для стрельбы из лука было темно и пахло, условия усугублялись соответственно туманом и близостью конюшен для верховой езды. Окна были плотно закрыты от холода и загрязняющих веществ, но густые запахи навоза и гвоздя не мешали им проникать сквозь невидимые щели в кирпичной кладке.

  Внутри было немного пьяниц, но все они были либо слишком пьяны, либо слишком скучно, либо слишком близоруки, чтобы бросить на двух нарушителей более простой взгляд.

  Казанцев заказал виски, Герберт - пинту биттера. Бармен назвал Герберту цену; Герберт дал ему деньги.

  "Нет пожалуйста; позвольте мне », - сказал Казанцев.

  «Да, - ответил Герберт. «Эти деньги поступают из вашего кошелька».

  Казанцев, казалось, был этим удивительно доволен.

  Они нашли столик в углу и сели. Герберт прижал Казанцева к стене на случай, если тот попытается сбежать, хотя это казалось маловероятным. Русский выглядел вполне довольным, оставаясь на месте.

  «Мне вряд ли нужно объяснять вам серьезность ситуации», - начал Герберт и внутренне вздрогнул от того, насколько напыщенно он звучал. «Нападение на полицейского - тяжкое преступление. Вы, наверное, рассказали о случае Бентли и Крейга, тех двоих, которые убили полицейского в прошлом месяце, не так ли? Итак, вы знаете, насколько серьезно мы относимся к подобным вещам ».

  «Хлороформ, ваш коллега, мне очень жаль. Я взял его с собой на случай, если меня побеспокоят. Я слышал, как он вошел; Я подкрался к нему из-за угла и удивил его. К тому времени, как я увидел его форму, было уже слишком поздно; он уже был в отключке.

  «А потом вы связали его и снова и снова нанесли хлороформ».

  Казанцев развел руками, признавая точку. "Я сделал. Но что еще я мог сделать? Первоначальная ошибка всегда хуже. Все остальное только усугубляет это ». Он сделал паузу. «С ним все в порядке? Ваш коллега.

  Герберт попытался понять, сработает ли обращение к состраданию Казанцева, и решил, что в целом это не сработает. «У него болит голова, и его гордость тоже. Кроме этого, с ним все будет в порядке.

  "Хороший."

  Казанцев, казалось, имел это в виду.

  Легче всего, может быть, и разумно, было бы просто арестовать Казанцева; но Герберт хотел получить более широкую картину и рассуждал, что чем менее формально он будет вести дела, тем лучше. Он будет напоминать Казанцеву о своих рычагах давления на него и таким образом искать дивиденды.

  «Помимо нападения, у меня есть ваш кошелек и ваше удостоверение личности, без которых у вас большие проблемы, особенно если я расскажу вышестоящим по пищевой цепочке, как я с этим столкнулся. Вы зарегистрированы как корреспондент газеты, но не как дипломат, поэтому у вас нет официальной защиты ни со стороны международного права, ни со стороны советского правительства. Еще у меня есть покойник, который ...