Герберту понадобилось мгновение или две, чтобы понять, что она разговаривает с ним. Его внимание было далеко, переключая различные перестановки Стенснесса, де Вер Грина и Казанцева.

  «Совершенно верно», - сказал он.

  "Вот так. Абсолютно."

  Вошла медсестра. Ей было за сорок, рост был пять футов в кубе, с красным лицом под рыжими волосами, местами переходящими в седые.

  «Это мой сын Герберт, - сказала Мэри.

  «Приятно познакомиться», - сказала медсестра. У нее был ирландский акцент. «Я Анджела».

  «Вы знаете, он детектив Скотланд-Ярда, - добавила Мэри. «Очень важная работа, но ужасные часы. Он редко бывает в гостях и никого не приводит. Как он сможет встретить красивую девушку, если он работает все часы, которые посылает Бог? "

  «Я здесь, - сказал Герберт.

  «Похоже, у вас интересная работа», - сказала Анджела.

  Герберт открыл было рот, чтобы ответить, но Мэри была там первой. «Не трать время на расспросы, Анджела. Ему никогда не разрешают рассказывать о своих делах. Очень тихо. Совершенно секретно. Теперь этот буфер обмена выглядит зловещим ».

  Анжела показала блокнот в общем направлении Мэри. «Еда, которой Мэри Смит следует избегать», - прочитала она. «Молочные продукты, свинина, колбасы, ветчина, бекон, помидоры, солодовый уксус, красное вино, белый сахар, шоколад и поваренная соль».

  "Какие?" - крикнула Мэри, разрываясь между искренним ужасом от этого рецепта и радостью от перспективы добродушной торговли по поводу компромисса. «Ты пытаешься заморить меня голодом или утомить меня там? Было ли создано Национальное здравоохранение для этого? »

  «Пять небольших приемов пищи в день, а не три больших. Так вы избежите этого ужасного ощущения газообразования. Вздутие живота давит на диафрагму, сжимая пространство, доступное для легких, и усиливая одышку ».

  «Если вы собираетесь насадить меня на такую ​​кроличью еду, вы можете хотя бы дать мне отдельную комнату». Как и все хулиганы, подумал Герберт, Мэри толкалась вперед, когда движение было слабым, и отступала, когда столкнулась с серьезным сопротивлением.

  Анджела повернулась к Герберту. «Все они так говорят, когда приезжают. Дайте ей день или два, и она подружится со всеми здесь.

  "Мусор!" крикнула Мэри.

  «Сорок восемь часов до того, как ты будешь играть в бридж, или моя старая мама - голландец».

  "Никогда!"

  Герберт увидел удовольствие от этой схватки на их лицах и на мгновение почувствовал постыдную зависть. Эта медсестра знала Мэри менее тридцати шести часов, и они уже установили шутливые, небрежные отношения, которым он никогда не мог надеяться подражать.

  Узы между матерью и сыном - между этой матерью и этим сыном, во всяком случае - были слишком запутанными и переплетенными, чтобы Герберт когда-либо чувствовал себя по-настоящему комфортно. Их было только двое; его отец умер в Passchendaele до его рождения, и у него не было братьев и сестер. Итак, они кружились в бесконечном па-де-де, находясь между ответственностью и вниманием друг к другу.

  Только когда Герберт покинул больницу, он осознал: его мать, как всегда, озабоченная собой в ущерб всем остальным, забыла о его дне рождения.

  Видя свою мать, Герберт часто задыхался и нуждался в воздухе, даже если воздух к этому времени стал заметно буйным, поэтому он прошел по Лондонскому мосту и подумал, что туман хорош по крайней мере для одного; он скрывал некоторые из самых непривлекательных пейзажей Лондона.

  Спустя семь лет после войны обширные районы города все еще были не более чем руинами; сломанные стены скатывались в воронки от бомб, открытые комнаты удивленно моргали, а затемненные промежутки между зданиями представляли собой множество входов в ад. Разрушенные области превратились в клочки джунглей; потрескавшиеся дома тяжело опирались на провисшие деревянные контрфорсы.

  Лица, вырисовывающиеся из мрака, были пожелтевшими за годы лишений. Для большинства мясо и два овоща означали бежевую баранину и две формы пережаренного картофеля. Неудивительно, что он чувствовал себя подавленным; весь город, должно быть, почувствовал себя подавленным.

  Герберт прибыл к статуе Питера Пэна на двадцать минут раньше. Он хотел быть там с полчаса до запаса, но туман заставлял его идти медленно, опасаясь, что он столкнется с чем-то или кем-то, кого не видел, пока не стало слишком поздно, и однажды он свернул не в ту сторону. и пришлось вернуться по его следам.

  Казанцев вышел из тумана как привидение, отсутствующий в один момент, присутствующий в следующий, без перехода между ними. От потрясения Герберт затаил дыхание. Русский был крупнее, чем он помнил.

  «У тебя есть моя куртка?» - спросил Казанцев.

  «Если у тебя есть ответы».

  «Задавайте мне свои вопросы, и я посмотрю, получу ли я ваши ответы».

  «Его английский был безупречным, - подумал Герберт. Но опять же, агенты МГБ посещали Московскую школу иностранных языков, так и должно быть. Советов было много, но любителей редко.

  Герберт достал из кармана полицейский значок и подбросил его перед лицом Казанцева. «Помните, с кем имеете дело, - сказал он. «Детектив-инспектор Герберт Смит, Нью-Скотланд-Ярд. Ты напал на меня ».

  «Нет, инспектор. Ты напал на меня ».

  «Это правда, - безмолвно признал Герберт. «Ты хлороформил моего коллегу».

  Взгляд Казанцева метнулся к месту над левым плечом Герберта, и в мгновение ока Герберт понял и начал двигаться; вокруг спины Казанцева, одна рука обхватывает шею советского, а другая вынимается из его кармана с небольшим кухонным ножом, который он осторожно принес из своей квартиры.