- Так быстро? И вы мне больше ничего не скажите?</p>
<p>
- А что я могу вам еще сказать? – Волянецкий обернулся к собеседнику. – Дать инструкции? У вас полная свобода выбора. Право строить свою жизнь так, как вы захотите. А мне следует исчезнуть, не оставив следов. Я даже патроны в вашем нагане вернул в исходное состояние.</p>
<p>
- Это, наверное, чрезвычайно интересно – строить разные вселенные, - сказал Игнатий задумчиво.</p>
<p>
- Это очень трудно, Игнатий Константинович, - Волянецкий вздохнул. – Все равно, что прожить жизнь. </p>
<p>
Он улыбнулся, широко и дружески:</p>
<p>
- У вас сейчас есть шанс создать новый мир. Такой, какой вы захотите. И я верю, что у вас это получится! Ну, а теперь до свидания!</p>
<p>
- Мы еще встретимся?</p>
<p>
- А это всецело зависит от вашего выбора, - Чеслав Сэмюэль лукаво прищурился. – У нас же, у миростроителей, не принято оставлять на произвол судьбу тех, кто смог удачно построить свой собственный мир. До встречи!</p>
<p>
Волянецкий быстро шагнул вперед и совершенно бесшумно вошел в стену. Что-то большое тенью мелькнуло за окном.</p>
<p>
Игнатий рванулся вперед, выглянул наружу, пошарил глазами по небу, но ничего не увидел. Гость из ниоткуда бесследно растворился в пространстве и времени.</p>
<p>
Циолковский вернулся к столу, взял наган, повертел в руках.</p>
<p>
- Жить во имя любви, - сказал почти шепотом. – Во имя моей Катеньки…</p>
<p>
За окном над крышами домов оранжево-розовым пожаром разгорался рассвет.</p>
<p>
</p>
<p>
2</p>
<p>
На огневую позицию выдвигаться начали еще заполночь.</p>
<p>
Бронепоезд двигался скрытно: не зажигая огней, неспешно, лишь иногда постукивая колесами на стыках рельс.</p>
<p>
Игнатий Константинович нервничал ужасно. Сначала бледный, напряженный, как струна, ходил из угла в угол в оружейном отсеке. Как маятник в часах на стене: туда-сюда, туда-сюда. Потом не выдержал, отправился лично проверять все шесть установок в соединенных общим коридором бронированных вагонах. Ни за что, ни про что, из-за сущего пустяка, обругал по матери прапорщика Ворошилова. Тут же извинился, дружески потрепал по плечу. </p>
<p>
Клим Ворошилов только рукой махнул: понимал, что капитан Циолковский сейчас слегка не в себе. Оно и понятно. Испытание предстоит весьма серьезное: первое боевое применение установок “К-1”. Труд едва ли не десятка последних лет. Бессонные ночи в конструкторском бюро и цехах паровозного завода. Бесчисленные испытания на секретном полигоне около Луганска, в жару, в дождь и в холод. Эх, да разве ж все упомнишь? </p>
<p>
И вот она, голубушка наша, “Катюша”, - так прозвали установку ребята-сборщики на заводе, - готова, смонтирована по шести комплектов на трех бронепоездах и отправлена на германский фронт – для натурных испытаний и боевого применения, для прорыва вражеской обороны. За которым должно воспоследовать мощное движение пехотных частей и кавалерии на север Германии, а потом – на Берлин, стрелой в самое сердце проклятой кайзеровской империи.</p>
<p>
Разумеется, все шесть установок на бронепоезде оказались в полном порядке: снаряжены как надо, запасные боевые комплекты наличествуют, расчеты бодрствуют и начеку, солдаты выспались и отдохнули днем – свежи, как огурчики, взятые прямиком с грядки. Все вычищено, вылизано, готово к бою.</p>
<p>
Циолковский придирчиво осмотрел ракетные комплексы лично, заглянул в каждый угол, проверил наводку и запалы. Рванулся по коридорам поезда обратно, в оружейку – еще что-то, наверное, замыслил. Клим, само собой, двинулся следом: уж, почитай, десять лет он вместе с Константинычем, привык быть рядом.</p>
<p>
Вдруг вспомнилось почему-то, как в девятьсот пятом Циолковский вытащил его почти из самых лап жандармерии. Кровавые январские события в Питере эхом отозвались в провинциальном Луганске. Клим тогда связался с социал-демократами, и ему грозили крупные неприятности – ссылка в Сибирь, а то и каторга.</p>
<p>
Инженер Циолковский лично явился в жандармерию и потребовал немедленного освобождения мастерового Ворошилова.</p>
<p>
“Голубчик мой, Игнатий Константинович! – взвился жандармский подполковник, начальник луганского сыскного отделения. – Да он же бунтарь! Социалист!”</p>
<p>
“Прежде всего, он – толковый мастер и хороший организатор рабочих, - твердо парировал Циолковский. Взглянул в лицо жандарму с лукавым прищуром. – Или вы, милостивый государь, готовы взять на себя ответственность за срыв секретной государственной программы военного значения?”</p>
<p>
Конечно же, жандармский подполковник не был готов противодействовать разработкам инженера Циолковского, лично санкционированным самим государем. Так и стал мастеровой Клим Ворошилов ближайшим помощником Главного конструктора “К-1”. С революционерами и подпольем пришлось распроститься – какая там революция, если дни и ночи проводишь на заводе да на испытаниях?</p>
<p>
Ну, а когда год назад начался нынешний шухер – войнушка с германцами и австрияками, - Игнатий Константинович получил капитанское звание, а для Клима Ворошилова выхлопотал погоны прапорщика: ажно к самому министру обороны обращался, да…</p>
<p>
Но вернуться в оружейку у Циолковского не получилось. По дороге, в проходе между вагонами, капитана поймал за ремень полковник Стрельников, начальник поезда. Потащил за собой, махнул рукой Климу – давай, мол, за нами.</p>
<p>
Пришли в полковничью “келью”. Стрельников без лишних церемоний достал из шкафчика три пузатых рюмашки, бутылочку “шустова”. Плеснул каждому коньяку по два пальца:</p>
