В Ленинске, во дворе гостиницы “Космонавт”, наш экипаж поместили в изолированный корпус, построенный еще год назад. Здесь, в строжайшем карантине, мне и Олегу предстояло прожить целых три недели. В течение этого срока нас очень тщательно исследуют на предмет поиска всяческой, как выразился Сергей Павлович Королевин, “инопланетной заразы”.

Сегодня с утра – после обязательных медицинских процедур – я было взялся за рисование. Очень хочется положить на холст все, что увидел в полете своими глазами. Холста и красок у меня здесь, в карантине, конечно же, нет, но карандаши и бумага имеются. Начал делать наброски для будущих картин.

Но сегодня дело что-то не пошло. Около часа малевал стыковку “Лунника” и “Знамени”, а потом бросил. Мысли лезут в голову все те же. О странностях нашего полета. Сижу, смотрю в окно и думаю.

За спиной тихонько постучали в дверь, едва слышно скрипнули петли.

- Не помешаю?

- Заходи, Олег, - бросаю через плечо, не оборачиваясь.

- Лексей, в шахматишки не хочешь сразиться? – Макарин старается придать своему голосу бодрые нотки, но я улавливаю фальшь. Все-таки год подготовки в одном экипаже и почти две недели космического полета просто так не проходят. Человека узнаешь куда лучше, чем лет за пять обычной работы на Земле.

- Нет такого желания, - с хрустом потягиваюсь и поворачиваюсь к нему. – Сегодня я не лунный Ботвинник.

Я почти все время выигрываю у Олега, и он в шутку называет меня “чемпионом Луны”.

Макарин присаживается на стул около письменного стола, и чуть прищурившись, смотрит на меня.

- Что-то мне не нравится твое настроение, Лешка. Что-то ты какой-то задумчивый.

- Это ценное наблюдение относится только к сегодняшнему дню или носит общий характер? – вкладываю в ухмылку хорошую дозу сарказма. – Психолог доморощенный…

- Психолог – не психолог, а отличить Леонтьева в нормальном состоянии от сегодняшнего пока еще могу, - парирует Олег. – С Луны ты вернулся другим. Жестче стал, что ли… И еще у тебя чуть ли не с первого дня после посадки кислое настроение.

- Устал, - пожимаю плечами. – И потом… Луна меняет человека… Первая высадка на Луну – это, знаешь ли, не фунт изюма!

- Врешь, - уверенно констатирует Макарин. – Если бы я тебя, черта блондинистого, не знал, может быть, и поверил бы. А так – нет! Врешь.

- Вру, - капитулирую со вздохом. – Потому что есть парочка дурацких мыслишек, от которых никак не могу избавиться.

- Поделись, вместе будем избавляться.

Он пристально смотрит на меня. В глазах твердость и уверенность.

- Добро, поделюсь, - переворачиваю лист бумаги с недорисованной стыковкой, беру с подоконника карандаш, пододвигаю еще один стул и сажусь за письменный стол рядом с Макариным:

- Ты не заметил, что мы участвовали в очень странном космическом полете?

- Настолько странном, что тебя даже высадили из корабля на Луну! – Макарин хохочет. – За безбилетный проезд, наверное?

- Балбес, - ругаюсь беззлобно. – Будешь слушать или хохмить?

Улыбка моментально слетает с лица Олега.

- Я весь внимание, Леша.

Несколько секунд смотрю на чистый лист бумаги, соображая, с чего начать разговор. Сумбур в голове полнейший. Наконец, решаюсь:

- Начнем с того, что мы имели серию практически безаварийных космических полетов со дня старта на орбиту Юрия Гагарова и по сей день. Никто из наших ребят не погиб ни при подготовке к полету, ни в космосе.

- Ну, не такие уж и безаварийные были у нас полеты, - Макарин, не соглашаясь, трясет головой. – Вспомни “Восток-3”, старт Гриши Нелюбина. Отказ третьей ступени, корабль падает в тайгу.

- Но Григорий остался жив. Сломал ногу, лечился долго, но сейчас уже снова на летной подготовке. Так?

- Так, - вынужден согласиться Макарин, но сдаваться в споре в целом он не собирается, и выбрасывает еще один козырь:

- А твой первый полет? Когда отказала автоматика на спуске, и Пашка Белянин сажал “Восход” на “ручняке”?

- Мелочь, - отмахиваюсь я. – Один из штатных режимов посадки.

Макарин морщит лоб, пытаясь вспомнить еще какую-нибудь аварийную ситуацию во время наших полетов, но, в конце концов, разводит руками:

- Ну, все… В остальных полетах действительно ничего серьезно не ломалось.

- И как ты, инженер, это объясняешь?

- Высоким техническим уровнем нашей космической промышленности, - Олег улыбается. – Растущей культурой производства и надежностью испытательной базы…

- Передовицы в “Правду” писать не пробовал? Вполне бы могло получиться… Ты вот что скажи, дорогой товарищ инженер, куда эта культура производства и надежность техники девались при подготовке нашего полета?

- Э… Что-то было не так?

- А ты не заметил? – ухмыляюсь язвительно. – Например, во время запуска?

- Сначала отказ двигателя, а потом пожар на первой ступени ракеты? – вспоминает Макарин. – Ну, да… Это было.

- Номер один и два, записываем, - пишу жирные единицу и двойку на листе бумаги. – Две аварии на участке выведения. Заметь, дорогой мой инженер, при всех предыдущих пусках “Ленина” не было ни одной – ни единой! – неисправности.

- Ну, знаешь, Лешка, такое тоже случается. Не все же коту масленица.

- Согласен, - киваю я. – По теории вероятности могла произойти любая авария даже на тысячекратно испытанном изделии. А у нас – новая ракета-носитель.

- Вот-вот, - подхватывает радостно Олег. – Вот эта неисправность и вылезла в самый напряженный момент полета…

- Ага, вот только причины отказа двигателя и пожара на первой ступени конструкторы с испытателями до сих пор объяснить не могут.

- Бывает, - Макарин снова разводит руками. – Техника у нас – сложнейшая. Не все неисправности видно с первого взгляда. Покопаются – найдут…

- Вполне может быть, что отыщут. Только хочу тебе напомнить, что если бы не своевременное вмешательство Королевина, лунная ракета рванула бы как хороших размеров бомба. И мы не то что к Луне бы не слетали, а и косточек своих бы не собрали!

- Тут я с тобой полностью согласен. Если бы не Сергей Павлович…

- Кстати, о Королевине, - перебиваю я. – А тебе не показалось, что он слишком быстро среагировал на аварию? Как будто заранее знал, что в конце работы первой ступени случится пожар…

Макарин смотрит на меня расширившимися глазами, потом фыркает:

- Лешка, ну ты и злодей! Да Сергей Павлович просто настолько хорошо знает нашу технику, что просто спрогнозировал развитие аварийной ситуации! Такой вот молниеносный прогноз, понимаешь? Спрогнозировал и отдал команду на досрочный запуск двигателей второй ступени.

- Ладно, пока проедем… А как тебе отказ компьютера перед первой коррекцией? И внезапно случившееся – как на заказ! - мое недомогание. Заметь: ничего накануне не было, никаких симптомов…

Рисую на листе бумаги толстые тройку и четверку.

- И что тут таинственного? – Макарин озадаченно чешет затылок. – Был обычный компьютерный сбой. Твоя же болячка… Организм человека адаптируется к условиям космического полета примерно в течение недели.

- Но в предыдущем полете ничего подобного со мной не было! Я чувствовал себя в невесомости, как рыба в воде!

- Ты летал всего лишь сутки. Твой организм не успел толком отреагировать. А вот в нашей экспедиции взял и захандрил. Мне в первом полете дурно сделалось к исходу третьих суток невесомости. Краснел, бледнел и наизнанку выворачивался. Ничего не попишешь: индивидуальная реакция организма.

- Следующий пунктик, - вывожу на листе пятерку. – Еще один очень странный компьютерный “сюрприз” во время прилунения. “Лунник” летел точно на “Луноход”. Сбой компьютерной программы инженеры тоже объяснить не могут.