После долгих размышлений Облако решилось на смелый эксперимент: попытаться воссоздать пропущенную в передаче информацию, домыслить ее. Безусловно, это был новый этап в развитии космического объекта: от простого копирования и прогнозирования Облако переходило к активному творчеству. Примитивные оранжевые дикари не интересовали Облако. Оно решило воссоздать белых людей и их космические корабли – это была более сложная, а значит, и более интересная задача.

Решение задачи полностью увлекло Облако. Оно обобщало всю косвенную информацию, импровизировало, создавало одну экспериментальную модель за другой. Вначале его преследовали постоянные неудачи, но оно упорно не бросало работу. Воссоздание сложнейших объектов по неполным данным стало для Облака пробным камнем, средством самопознания и самоутверждения.

И труд его увенчался успехом. Прошло всего лишь неполных девять земных лет с тех пор, как Облаком были приняты необычные межзвездные сигналы, и в лучах молодого голубого солнца ЕК900603 весело засверкала обшивки боевых космических крейсеров, как две капли воды похожих на планетные корабли из принятой передачи. В ярко освещенных иллюминаторах замелькали фигурки людей в коричневых комбинезонах.

Облако замерло, восхищенное плодами своего труда. Абсолютно все им созданное полностью соответствовало принятой информации, и вместе с тем получилось гораздо более сложным, а потому и реальным. Могучие крейсеры, двуногие разумные существа, сложнейшие бортовые вычислительные системы теперь жили своей, более независимой от воли Облака жизнью. Это был маленький новый мир, существовавший по своим, им самим вырабатываемым законам.

И Облако, одержавшее еще одну победу в познании Вселенной, поднявшееся еще на одну ступень в своем развитии, легким антигравитационным импульсом выбросило этот ограниченный оболочкой космических кораблей новый мир разумных существ в межзвездное пространство, - на расстояние всего лишь нескольких тысяч километров от той самой голубой планеты около небольшой желтой звездочки, откуда к нему девять лет назад пришли слабые и несодержательные сигналы.

5

Судья Бунгскок поправил накрахмаленный парик и уставился на замершего перед ним человека в полосатой робе. Руки стоявшего сковывали браслеты наручников, ноги оплела металлическая цепь.

- Подсудимый, признаете ли вы, что в качестве редактора газеты «Нью-Йорк Пост» неоднократно выступали со статьями, направленными против демонстрации сериала о подвигах Его Превосходительства Верховного Командора и Президента Дигги и вице-президента Тэррага?

Собеседник судьи уже давно разменял восьмой десяток. На его лице застыло выражение усталости, безразличия и легкого презрения ко всему происходящему.

- Я действительно написал две критические статьи о фильме, который снял нынешний министр культуры Терфонд. Но это было сорок два года назад, - бывший редактор поднял взгляд на Бунгскока. – В те времена никто и предположить не мог, что командор Дигга где-то существует реально и однажды явится на Землю с невесть откуда взявшейся космической эскадрой…

- Ваше замечание не имеет значения для вынесения приговора, - прервал его судья и поджал губы. - Преступление не перестает быть преступлением от того, осознавали ли вы незаконный характер ваших деяний или нет. По высочайшему уложению ваша подрывная деятельность наказуема высшей мерой - расстрелом.

Деревянный молоточек негромко ударил по столу:

- Судебное решение принято!

- Я имею право подать апелляцию?

В глазах старика по-прежнему читались спокойствие и отстраненность от мира.

- Уголовный кодекс не предусматривает возможность апелляций для приговоров за преступления, связанные с антигосударственной деятельностью, - судья с трудом подавил зевок и махнул рукой конвойным:

- Уведите!

Два сержанта подхватили обвиняемого под руки и потащили в коридор.

Бунгскок пододвинул к себе лист бумаги, который лежал перед ним на столе, и поставил еще одну галочку.

«Сорок первый. Если двигаться такими темпами, то я, пожалуй, и вправду успею рассмотреть до обеда сто дел. И выиграю бутылку коньяка в споре с этим ничтожеством Кейстоном!»

Он кивнул судебному секретарю:

- Заводите следующего!

1985 год

Владимир Серегин

«Ариец»

1

Врач был румян, круглолиц и добродушен. Словно сошел со страниц книжки детского писателя Глазкова «Про малыша Знайку и его друзей» - помнится, был там такой же благообразный и очень умный доктор Микстуркин.

Эскулап бегло пролистал мою больничную карту и с легким смешком констатировал:

- В вашем случае, Георгий Сергеевич, медицина полностью бессильна.

Тут «Микстуркин» сообразил, что сказанная им фраза звучит несколько двусмысленно, охнул и быстренько поправился:

- В том смысле, что здоровы вы, извините, как бык. И в физическом, и в психическом отношениях. Что же касается голосов, которые вы слышите…

Он задумчиво погрыз кончик шариковой ручки.

- Могу посоветовать вам только одно: отдохнуть. Полностью отключиться на месячишко-другой от всех ваших космических дел. Вам нужен отпуск и хороший отдых. Но без экстремизма! Никаких альпинистских восхождений, серфинга и дельтапланеризма. И лучше обойтись без южных морей. Выберите что-нибудь спокойное, размеренное, неспешное… Желательно, в средней полосе, без резких температурных колебаний… Леса, озера, реки…

Я внял врачебным советам, выбрал и поехал в Песчаную.

2

Песчаная – это маленький районный центр примерно в ста двадцати километрах от Полянска. Вокруг – то, что доктор прописал: озера и леса. А если отъехать от городка еще километров десять на северо-запад по выложенной бетонными плитами дороге, то сначала наткнешься на двухэтажное зданьице из красного кирпича - контрольно-пропускной пункт, а за ним на берегах небольшой речушки Северский Полец обнаружится зона отдыха: налево от дороги – санаторий Центрального Комитета КПСС «Сталинец», направо – гостиничный комплекс «Дружба».

Поначалу мне, как «герою космоса», светила месячная путевка «налево». Но я не захотел проводить отпуск среди заслуженных партийных старцев, их «золотых» детей и «бриллиантовых» внуков, «боевых» подруг и прочей челяди. Я выбрал народную и демократичную «Дружбу», в которой обычно отдыхали шумные компании полярников, орденоносные передовики производства, известные писатели и деятели науки – тоже элита советского общества, но уже рангом пониже партийных бонз. Впрочем, разделение общественных сословий было весьма условным: санаторий и гостиницу связывали мост через реку и тенистая аллейка длиной с полкилометра. С прежних, «строгих» времен на аллейке остался внутренний контрольно-пропускной пункт. Никакие пропуска или удостоверения личности на нем не спрашивали, но дежурный в деревянном домике-будке пребывал постоянно: то ли местное руководство опасалось возвращения прежних порядков, то ли просто решило не сокращать штатную единицу вахтера – авось еще когда-нибудь пригодится.

При такой вольнице нравов и пропускного режима «престарелые» комсомольцы и молодые партийцы «сталинской» прописки постоянно ошивались на «дружеских» дискотеках, а обитатели «Дружбы» частенько наведывались в шикарный ресторан «Сталинца». Смешение разных слоев общества, как правило, и там, и сям завершалось хмельным братанием и даже жарким лобзанием отдыхающего контингента.

Однако рестораны и дискотеки меня интересовали мало – не люблю шумных застолий, массовых зрелищ и громыхающей музыки. Поэтому я с первого же дня в «Дружбе» с упоением окунулся в очаровательный зеленый мир местного разнолесья. С утра и до самого вечера бродил по окрестным рощам и дубравам, дышал чистейшим воздухом в ельниках и сосновых борах. Конечно, все это были искусственные посадки, появившиеся на берегах Северского Полянца в середине прошлого века, когда была мода на переустройство ландшафтов «по просьбам трудящихся», но с тех пор деревья разрослись, перемешались на границах посадок, и теперь вся зона отдыха превратилась в единый огромный лесной массив.