– Ну, что ты, – задумчиво сказал Альберт. – Подумай, как это прекрасно… жить.

Кажется, он был слишком сосредоточен на игре и, обращаясь к Катрин, ее не видел.

У нее выпала шестерка. Первой клеткой стал «Гнев».

– Для понимания природы гнева существенно важно понять природу эго, – зачитала комментарий Катрин. – Эго – это то, что отождествляет себя с «я».

Тут Катрин остановилась и задумалась.

– Что-то непонятно? – спросил Альберт.

– С кем я себя соотношу? – задумчиво спросила старающаяся проникнуть как можно глубже в суть ученица.

Катрин представила женщину – деловую, самостоятельную, успешную. Женщину, которая сама заработала на «Ниссан Жук» цвета морской волны и оплатила большую часть ипотеки за квартиру. Женщину, которая обеспечивала и лечение больной раком матери, и ремонт в доме отца. Женщину, в конце концов, управлявшую коллективом из пятидесяти трех человек. Она сама держала в руках вожжи от собственной судьбы. Однажды Катрин поехала в клинику и сделала аборт, потому что приняла такое решение.

Сложно сказать, откуда взялся образ этой женщины. Подсмотрела ли она его в каком-нибудь фильме, журнале или родилась уже с готовой мечтой стать тем, кем в итоге стала. Одно можно сказать наверняка – она не наследовала ни матери, ни отцу, ни за кем не повторяла и не пользовалась ничьим «готовеньким». Это было ее собственное, полностью личное, кровное, честно заработанное. В общем, нынешний образ ей нравился. И она не променяла бы его ни на какой другой.

– Гнев – это эмоционально-химическая реакция, возникающая, когда эго сталкивается с каким-либо из аспектов своей личности, который был отвергнут как зло, – продолжала читать она. – В этом случае эго проецирует отвергнутый аспект личности на того, через кого проявляется этот аспект, и направляет свою энергию на удаление нежелательного аспекта.

Она снова остановилась, пытаясь вспомнить, когда и на кого злилась в последний раз. Конечно, это был ее муж Герман. Герман, подчеркнуто неблагодарный, всеми силами показывающий, как ему безразлично, что она устала.

Позавчера Катрин снова было предъявлено намерение уйти с работы. Как Герман видел себе дальнейшую жизнь, интересно? Она будет впахивать до пенсии, а он – делать вид, что пишет роман? Это продолжалось уже двадцать лет. Наброски. Третьяковский складывал их в папку с названием «Темная река» на десктопе компьютера. Если ты ничего так и не написал за двадцать лет, может быть, уже и не напишешь? Она так думала, но никогда (никогда!) этого не говорила.

Ладно если бы Герман отплачивал ей нежностью, любовью. Все получалось совсем наоборот. Чем дальше, тем больше он ее не замечал. Ставил ей в упрек, что она груба и холодна. Пугал разводом.

Когда он в последний раз обнимал ее?

Недавно, во многом благодаря йоге, Катрин удалось расслабиться и перестать контролировать ситуацию в семейных делах. Будь что будет. Хочешь бросить работу – бросай. Хочешь разводиться – разводись.

Герман всегда делал, как ему удобно, видел только себя, и уж кто настоящий эгоист, так это…

– Ну, расскажи, о чем думаешь? – спросил ее Альберт.

– Так, – Катрин махнула рукой и глотнула напитка со вкусом земли. – Вспоминаю свою жизнь.

– Гнев нужно отделить от объекта, на который он направлен, – подсказал Альберт.

– Я так и делаю. Злюсь на гнев, который испытываю.

Альберт взглянул на нее недоверчиво и взял кости.

– Это правильно.

Выкинул цифру четыре и попал в клетку Служение. Мгновенно перемахнул через План равновесия и оказался еще выше – в Человеческом плане.

– Ни фига себе, тебе везет, – доброжелательным и простодушным тоном ребенка, вступающего в Царствие Небесное, сказала Катрин.

– Игра непредсказуема, – предупредил Альберт.

В глубине души Катрин надеялась, что чище Альберта, и быстрее достигнет Космического Сознания. Альберт, при всей его йогической продвинутости, был хитрован. Открыл свой собственный магазин одежды для йогов, куда первым делом приводил новых учеников (йога-лапы, алладины и дизайнерская майка Катрин – оттуда). Курил траву. Кажется, был не прочь заняться тантрическим сексом. Во всяком случае, его видели то там, то здесь с молодыми девицами. Иногда, обсуждая его, ученики посмеивались, называя Альберта святым.

С другой стороны, с него можно было брать пример. Он делал, что нравится, и зарабатывал при этом неплохие деньги. Кроме того, был хорошим учителем, умел мотивировать – жестко, по-спортивному, так, как и нужно европейцу: «давай, гнись, еще больше, я знаю, ты можешь…»

Катрин бросила кости. Выпала пятерка. «Алчность».

– Тщеславие приводит игрока к тому, что он начинает всем завидовать, – прочитала Катрин. – Он настолько увлечен иллюзией себя как отдельной реальности, что любые средства удовлетворения своих желаний кажутся ему справедливыми. В конце концов, думает тщеславный игрок, я настолько лучше других, что заслуживаю иметь все, что есть у них. Ну, это уж слишком…

Она швырнула комментарий на стол. Альберт взял карточку и прочитал остальное.

– То, что принадлежит им, должно стать моим, – рассуждает игрок. Он становится недоброжелательным и испытывает страстное желание завладеть материальными благами окружающих его людей.

– У тебя и брать-то нечего, – выпятив губки, с жалостью произнесла Катрин.

Альберт ответил, напротив, серьезно:

– Это почему ты так думаешь?

Следующим ходом он выкинул четверку и оказался в клетке Правильное знание, откуда стрела перекинула его на самый верх, в поле 67 к Плану космического блага. От Космического Сознания Альберта теперь отделяла только линия между полями.

– План Шивы-разрушителя, – задумчиво произнес он. – Уничтожив индивидуальное эго, подходим к космическим источникам.

Он вздохнул и потер виски.

– Что-то я волнуюсь.

– Почему?

– Двигаюсь слишком быстро. Извини.

Альберт встал, направился к кухне.

Катрин тоже поднялась размять ноги. Подошла к подоконнику, где стояла и дымилась ароматическая палочка на подставке из красного дерева в форме узкого листка. Взяла упаковку, прочитала: «Благовоние «Афродезия» – благодаря обворожительному аромату у жителей Индии афродезия именуется цветком влюбленных и применяется в качестве средства, способного усиливать чувства в моменты интимной близости».

Вспомнила, как он перебирал палочки в зале. Из всех выбрал эту…

Улыбнувшись своим мыслям, Катрин захватила упаковку и прошла на кухню. Здесь тоже все было просто и пусто. Стол, два стула, советская мебель, диффенбахия на подоконнике. Трубочки музыки ветра покачивались на притолоке. Голографическое изображение Ганеши, подарок группы на день рождения учителя, висело на стене. Временное пристанище кочевника.

Альберт засыпал траву из сложенного вдвое листа в штакет.

– Уже иду, – сказал он, не поднимая головы.

– Ты, правда, расстроился?

– Конечно. Слишком короткий путь.

– Это же хорошо…

Он поднял глаза, исполненные мудрости и печали, прикурил косяк.

– Я бы еще поиграть хотел…

Катрин положила на стол пустую упаковку «Афродезии».

– Для интимной близости?

– Там дальше написано, – он филигранно обслюнявил тлеющий край, – для снятия усталости и стресса. Ты не дочитала.

– Да? – Катрин поднесла к глазам упаковку.

– Подумал, тебе нужно, когда увидел, как ты медитируешь.

Была глубокая ночь, наверное, столько же, сколько сейчас, когда в стоячем воздухе чужой квартиры Катрин услышала резкий, словно выстрел, звук пришедшей эсэмэски. На сей раз Герман забыл взять телефон в душ. Он только вернулся после одного из слишком часто затягивавшихся в последнее время брейнштормингов.

Они снимали маленькую удушливую квартирку в Беляево – с выглядывавшими из-за каждого угла войлочными и шерстяными померанскими шпицами. Холодильник и плитку украшали наклейки: шотландец с волынкой, дабл-дэкер, красная телефонная будка, постовой в медвежьей шапке, Биг-Бен.

Квартира принадлежала одинокой, крашенной в блондинку даме лет семидесяти с большими крючковатыми наращенными когтями и вечно алым ртом. Эти две страсти – к шпицам и Великобритании – хозяйка квартиры, когда-то работавшая переводчиком, пронесла через всю жизнь. Катрин казалось трогательным, что пожилая леди все еще интересуется жизнью, а вот Герман ее боялся – точнее, делал вид, что боится. По крайней мере, передавать деньги с глазу на глаз отказывался. «Она же таксидермист». Очередной прикрывающий лень креативный заскок, который раньше казался Катрин забавным.