– У тебя тоже?

– Вообще невозможно сосредоточиться.

– Точно.

– Надо посмотреть по лунному календарю. Сегодня, по-моему, полнолуние…

– Да? Ну, тогда все понятно.

Кошкина, кажется, иронии не заметила.

– Сейчас.

Она спешно присела, собрав три милых складочки на животе, и уткнулась в айфон.

– У тебя что, приложение есть?

– Конечно. Лунный календарь. Загрузи.

Показала иконку. Потом снова повозила пальцам.

– Точно.

– Да ладно…

Кошкина с гордостью продемонстрировала – 28 мая.

Катрин ждала Альберта у выхода. Солнце уже припекало, и в саду перед школой, где они занимались, в ласковом движении воздуха проплывал тополиный пух. Катрин закурила «Вог», вспомнив, как поджигала в четвертом классе эти дорожки, похожие на пыль, свалявшуюся под тротуаром. Это было совсем недавно. И между той Катрин и этой почти не было разницы.

Альберт вышел последним – высокий, прямой, широкоплечий и плоский. Даже вне занятий он выглядел экзотично – пучок дредов на голове, желтые штаны с мотней, широкая холщовая сумка с символом ОМ на боку.

– Сегодня полнолуние, ничего? – спросила Катрин.

– Наоборот, – загадочно улыбнулся Альберт, глядя прозрачными глазами.

Они прошли под одуряюще пахнувшим кустом сирени, вышли за решетку ограды. Катрин достала ключи и пискнула «Ниссаном Жуком», «жучком» городских джунглей. Выбрала его года два назад, когда стала генеральным директором ивент-агентства «Радость». Хотелось чего-то вроде джипа, но компактного и женского, без распальцовки. Цвета машинка была морской волны и до сих пор радовала, как экстерьером, так и функциональностью. Погружаясь в нее, Катрин чувствовала себя моллюском в раковине. Наслаждалась тем, как точно автомобиль подогнан под ее ожидания. Быстрый и современный, он мог казаться агрессивным, а мог – изящным. В каждой линии «Ниссана Жука» читалась независимость и гибкая сила.

– Ты какая-то напряженная, – взглянул на Катрин Альберт, пристегиваясь.

– Да? Заметно?

– А то! Как с Германом?

– Да никак.

Завела мотор и тихонько выехала на улицу через дублер по двору – и на Кутузовский.

– Играть лучше в спокойном состоянии, – предупредил Альберт.

– Я знаю. Поедем по третьему кольцу?

Катрин чувствовала после занятия какую-то зудящую неудовлетворенность. И в то же время была как пьяная, проезжающие машины пугали. Все из-за неудачной медитации.

– После ширшасаны шея болит, – въезжая в тоннель, Катрин покрутила головой. Никогда ей не нравились тоннели.

Альберт протянул руку и крепко вцепился в шею, пытаясь размять натянутые троссы и валики сухожилий под затылком Катрин.

– Расслабься.

Она поежилась, неожиданно почувствовав возбуждение от того, что оказалась полностью в его власти, – взятый за шкирку котенок.

– Особенно справа.

– Знаю.

Он мял и мял.

– Каждый день занимаешься?

– Стараюсь.

– Стараюсь… – Альберт усмехнулся и убрал руку. – У тебя такие задатки..

– Это из-за гимнастики, – как-то слишком томно отозвалась Катрин.

– И что толку?

Третьяковская улыбнулась.

– Работы много. Плюс в новой квартире атмосфера такая…

– Позови хороших людей, включи мантры.

– Я пробовала.

– И что?

Пожала плечами. Да, у нее была проблема. И она хотела, чтобы он ей помог.

– Почему ты с Германом не можешь помириться?

– Да я не в ссоре.

– А что тогда? Сделай первый шаг.

– Уже делала.

Катрин отмахнулась. Снова эти негативные мысли, которые она решила раз и навсегда заблокировать. Ибо негативные мысли – источник негативных эмоций, а негативные эмоции – рассадник всех болезней, включая тот же рак. Негатив никогда не приведет ни к чему хорошему. Они уже выехали из тоннеля и свернули к Сити.

– Надо уехать отдохнуть. На работе сложностей много.

– У тебя в голове сложностей много.

– Сейчас куда?

Альберт показал: въехали во дворы – к старому брежневскому дому по Мантулинской улице, облицованному бежевой плиткой.

– Вот здесь.

Катрин припарковалась. Солнце уже почти село. Было без пятнадцати девять.

– Пока раскладывай, я сейчас.

Альберт протянул Катрин сложенную карту для игры «Лила» и стопку комментариев.

Просторная комната, где из мебели – только циновка с ворохом смятого белья да стеллаж с «Упанишадами», «Бхагаватгитой», Гурджиевым, Ошо и другими развивающими книгами. На стене фотография: Альберт в позе лотоса, с улыбкой и сложенными молитвенно ладонями. Позади, положив руку ему на плечо, в той же позе сидит индусский старец, улыбающийся в камеру и как бы предлагающий Альберта миру. Действие происходит в пещере. В интервью, выложенном в Ютубе и собравшем несколько сотен тысяч просмотров, учитель рассказывал, как шесть долгих месяцев провел в гостях у известного непальского подвижника.

На другой стене – платок с изображением Шивы с коброй на шее и трезубцем в одной из четырех рук. Еще один Шива – сторукая танцующая статуэтка на подоконнике. Светлые обои кое-где отходят от стены. К решетке балкона привязаны и треплются по ветру тибетские молитвенные флаги. Вот, собственно, и все.

Этаж высокий, и кажется что квартира выходит из стены какого-то древнего города окнами прямо на ничто, на бездну или на бесконечное болото.

Здесь он, значит, и живет, святой Альберт.

Катрин расправила на потертом паркете поле из семидесяти двух квадратов с поднимающимися стрелами и опускающимися змеями. Достала и сложила стопку комментариев. Клетки древней игры, направленной на духовный рост и осознание, символизировали состояния, через которые проходит человек.

Альберт вернулся с чабанью, на которой стоял глиняный чайник, две чашки и пепельница в виде черепа. Между реек аккуратно лежал забитый косяк. Поджег ароматическую палочку. Сел в позу лотоса напротив.

– Не против, если я покурю?

– Нет, конечно, – улыбнулась Катрин.

– Мне помогает…

– От чего?

– Снимает беспокойство.

– Значит, ты тоже беспокоишься?

– Конечно, я же человек, – Альберт чиркнул зажигалкой, крепко затянулся. – Правила знаешь, да? Каждый по очереди бросает кости, это символизирует карму. Если выпадает шестерка, ты как бы рождаешься и вступаешь в игру. Цель игры – прийти к Космическому Сознанию.

Альберт ткнул пальцем в квадрат 68, из которого шел белый свет.

– Знаю, я же прочитала.

– Главное – это комментарии. Ты должна немного на них медитировать.

Катрин кивнула и взяла кости.

– Подожди, а твоя фишка? Ты куда спешишь?

Альберт присмотрелся к ней и точным неторопливым движением разлил по чашкам чай. Это был темно-коричневый пуэр.

Катрин его не любила. К тому же пуэр пьют зимой, а не летом, – тайна, которую открыли ей, генеральному директору, в одном магазине премиальных китайских чаев. Возможно, Альберт был не в курсе.

– Выбери любой предмет, который тебе дорог, с которым ты можешь себя ассоциировать.

Катрин стянула с пальца обручальное кольцо.

– Отлично.

Он тоже снял с груди и положил на поле амулет в виде колеса сансары на цепочке.

– Теперь бросай.

Тройка.

– Так, значит, здесь ты и живешь?

– Здесь и живу, – повторил Альберт, не глядя на Катрин и кидая в свою очередь.

У него сразу выпало шесть.

– Я родился, – Альберт издал индейский победный клич – открытые эмоции никогда ему не удавались, – а ты все еще в зародышах ходишь.

– Ну, может, я пока не хочу…

Катрин взяла кости и снова бросила. Пять. Когда подняла глаза, увидела, что Альберт внимательно на нее смотрит.

– Что?

– Ничего. Весна, да?

– Да.

В этот момент Третьяковская почувствовала, как кровь прилила к голове, стало даже жарко. Сидеть в лотосе было не очень удобно, Катрин сменила позу, поджав ноги по-русалочьи, сбоку.

Он быстро дошел до Заблуждения («я заблуждаюсь, да, еще бы, я знаю, что я заблуждаюсь») к Очищению («это потому что я не ем мяса, ха-ха»), моментально скакнул со стрелой в Небесный план, пройдя за два хода, самый низменный, физический. Катрин все еще не «родилась».