В тот момент все было освещено светом будущего счастья. После того, как Катрин добилась поста гендиректора «Радости», Третьяковские выбрали несуществующую квартиру в несуществующем пока доме на Измайловском парке, начали выплачивать ипотеку.
Герман же мучился, как будто навсегда попал в ловушку: сомневался в правильности решения, выпивал, задерживался. Все-таки сумма такая большая, время, как всегда, нестабильное, может быть, ему придется уволиться, мало ли, и так далее.
И вот, пока в ванной шумно плескалось некое крупное животное, Катрин прошла в прихожую, выудила его телефон из внутреннего кармана пальто (что делать, надо понимать, на каком свете находишься) и прочитала: «Гермашечка, я уже скучаю)))))) Ты супер, не скромничай)))))) Когда в следующий раз?)))». Руки у нее задрожали, ей стало холодно и тошно. Однако она успела переписать номер отправителя.
Герман вышел веселый и розовый, будто пышный безволосый член, тер полотенцем лысину, пел, даже приобнял ее сзади. Что он сказал при этом? «Фуф, как я запарился»?
Катрин же, превратившись в соляной столб, стояла и смотрела на собственное отражение в окне кухни.
– Ревность, вскормленная неуверенностью в себе, приносит плод потери ощущения надежности и безопасности. Чтобы восстановить уверенность, игроку теперь придется пройти через опыт первой чакры, где он может разобраться с ее причинами и повысить свои вибрации.
Катрин взяла обручальное кольцо и, тихонько чертыхнувшись, вернула его на самый первый уровень, в клетку Жадности.
Нет, жадной она не была. И с ревностью ей как-то удалось разобраться.
Месяца через два нашла в себе силы позвонить любовнице мужа. Та как будто ждала. Ее звали Надя. Сразу назначила свидание в торговом центре «Европейский».
Кафе располагалось в пустом механическом сердце ТРЦ. Вверх и вниз ходили черные лифты с двусторонними, как на игральных картах, куполами, очерченными светодиодной лентой. А через разверстую черную грудину ползли такие же празднично подсвеченные эскалаторы. Фонтан-часы, пальмы в кадках, уличные фонари и южные арки, на которых не хватало только пластмассовых ползучих растений. «Шашлычок-машлычок, настоящий плов из баранины и блюда кавказской кухни ждут вас в кафе «Атриум».
Катрин сидела, почти переваренная ковровой обивкой, запахами мыла «Lush», звуками местного радио, мигающим светом плазменных панелей. Наверх к белому потолку возносилась каждую минуту через три яруса балконов заснувшая модель «Иль де Ботэ»: «Красота возвышает».
Чаще всего Катрин представляла, как это Герман с той женщиной «скромничает» и как конкретно ей удается заставлять его «не скромничать». Вот он мнется голый, в обычном своем задротском стиле – «понимаешь, я вообще в постели не очень, но мог бы попробовать». Она же величественно распахивает перед ним мощные ляжки, давая в себя войти. Немного вульгарная, с толстыми накрашенными губами и крупными чертами лица. Подбадривает, похлопывая по ягодицам. Кладет его плешивую голову на свою огромную мягкую грудь.
На деле Надя оказалась неказистой, маленькой и шебутной. Явилась с высоким харизматичным мужчиной в доспехах мотоциклиста, которого Третьяковская поначалу приняла за телохранителя.
– Петр, мой муж, – представила спутника бывшая любовница Германа, и Катрин заметила, что верхняя губа, которую та растягивает в улыбке, дрожит. – Он все знает. Мы пытаемся вместе проработать этот опыт… И я хочу перед вами извиниться…
Катрин почувствовала себя тяжелой старой рухлядью, брошенной в эту яму с хламом. А модель «Иль де Ботэ» была ее стремящейся к небу, но упирающейся в потолок душой. Третьяковская почти не говорила, пока Надя описывала то, как изменила ее тяга к саморазвитию. Если честно, Катрин сильно жалела, что унизилась до звонка.
Зато от Петра шло какое-то тепло.
– Приходите к нам на йогу, – обратился он к ней, когда счастливая пара встала, расплатившись. – Учитель у нас очень хороший. Думаю, он вас возьмет.
Они-таки затащили Катрин на занятия. Альберт, кажется, все понял с первого взгляда. В общем, она втянулась…
Учитель кинул кости. Единица.
– Так я и знал, – сказал он обреченно и перенес колесо сансары в план Космического Сознания. – Я выбываю.
– Блин. А мне что делать?
– Доигрывать. «Лилу» не оставляют.
Катрин выудила из кармана телефон, посмотрела время.
0.35.
– Ладно, – сказала и взяла кубик. – Только я тогда у тебя переночую… чтобы поздно не ехать.
Альберт уставился на доску.
– Можно?
– Как хочешь.
Около часа ночи Катрин прорвалась к Состраданию, откуда мощная стрела перекинула ее к плану Абсолюта.
– Йес.
Альберт с легкой улыбкой чуть заметно покачал головой, как бы не совсем довольный ее слишком страстным желанием дойти до финала. Он сидел, прислонившись спиной к стене, положив руки на согнутые колени и закинув голову, – похожий на пробежавшего дистанцию марафонца.
– Сострадание, оно же милосердие, оно же сопереживание, – упоенно и нараспев зачитала Катрин, – это божественное качество, которое настолько сильно, что поднимает игрока со второй чакры на восьмую, в план Абсолюта.
Затем она взяла другую карточку.
– Этот план выше всех планов творения, – подняла вверх пальчик, чувствуя какой-то будоражащий прилив сил, буквально мурашки побежали по коже, – как семи главных, так и всех остальных, обозначенных или не обозначенных на игральной доске. Укрепившиеся в истине обитают здесь.
Катрин отложила комментарий, закрыла глаза и села в ваджрасану, поджав под себя ноги. Да, она была совсем неплохим человеком. Могла простить все на свете. Трижды ставила свечу за Германа в церкви, трижды молилась за него и его любовницу. Чтобы не было в их жизни печали и боли, чтобы были они счастливы, чтобы простили ей так же, как она простила им. Чтобы написал свою книгу муж ее и чтобы не оглядывался он на тех, кого обидел.
Катрин – да, она была прекрасна. Главным принципом ее жизни было не навредить, и если она убила собственного ребенка, то только потому, что не была уверена на тот момент, сможет ли сделать его счастливым. Вся жизнь Трифоновой-Третьяковской была посвящена только ближним – отцу, который никогда ее не любил, матери, думавшей только об отце, мужу, занятому чем угодно, но не отдавшей ему жизнь Катрин.
А что нужно ей самой? «Нисcан Жук»? Квартира в Измайловском парке? Должность генерального директора? Бросьте вы. Она могла бы прожить нищенкой при монастыре.
Ищет ли она свою любовь? Нет. Катрин больше не верит, что сможет когда-нибудь полюбить. Точнее, она уже любила и, возможно, еще любит Германа.
Да. И не надо никого там «ответного чувства». Жизнь – иллюзия.
Несколькими ходами позже просветленная опустилась на план Земля, а затем попала в ловушку Эгоизма с самой длинной змеей, которая сбросила ее обратно в Гнев на нижний физический уровень. Было 2 часа 15 минут, когда смирившаяся и спокойная Катрин достигла, наконец, Космического Сознания.
– Ну, все, – сказал Альберт, тихонько напевавший мантры последние полчаса.
Затем он встал, подошел к Катрин и погладил ее по голове.
– Поздравляю тебя. Ты прошла игру за триста пятнадцать ходов.
Он выключил свет и лег на циновку, повернувшись спиной к ней.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.