Разве конец шквального света не должен быть более... драматичным? Война против захватчиков до боли напоминала войну на Расколотых равнинах. Само собой, Лопен не унывал – от этого никакого толку. Но в мыслях не мог не проводить параллели.

Он на стороне хороших парней. Сияющие. Уритиру. И все такое. Несмотря на ошибки некоторых Сияющих в прошлом, Лопен решил, что они хорошие.

Но еще он думал о Расколотых равнинах. И какой глупой была битва, растянувшаяся на столько лет. Сколько отличных парней погибло? Он не мог не тревожиться насчет того, что они прут в такую же кучу крема, если не хуже.

– Хорошо бы этот корабль плыл быстрее, – сказал он. – Хорошо бы чем-нибудь заняться. Все тянется слишком долго.

– Я вот занялся. – Уйо повернулся за столом с собранным даль-пером в руке. – Видишь? Точь-в-точь как раньше.

– Да? И по-прежнему пишет?

Уйо сделал несколько круговых росчерков на клочке бумаги из сумки. Сопряженное даль-перо дернулось взад-вперед по прямой.

– Э-э... – протянул он.

– Ты недотепа-у-которого-гнилой-фрукт-вместо-башки! – воскликнул Лопен, вскочив на ноги. – Ты его сломал.

– Э-э... – повторил Уйо, потом попробовал еще раз. Сопряженное перо реагировало как прежде – перемещалось вправо-влево согласно его движениям, но не сдвигалось ни вверх, ни вниз, когда он переносил свое перо к верху или низу страницы. – Ха!

– Отлично, – произнес Лопен. – Теперь мне придется рассказать даме-ревнительнице. А она скажет: «Лопен, я вижу, ты очень аккуратный и почти никогда ничего не ломаешь, но еще бы не помешало, если бы в голове у твоего старшего кузена были мозги, а не гнилой фрукт». И я соглашусь с ней.

– У них много таких штук. В сумке, которую нам прислали, их по крайней мере пар двадцать. Вряд ли случится что-то страшное, если одно сломается. – Уйо снова провел пером по бумаге. С тем же успехом. – Может, я бы...

– Попробовал его починить? – скептически договорил Лопен. – Почему нет. Само собой, ты суперумный. Но...

– Но, скорее всего, я сломаю его еще больше, – вздохнул Уйо. – Я подумал, что во всем разобрался, младший кузен. Они кажутся уж точно не сложнее часов.

– И сколько часов ты сумел собрать, после того как разобрал на части?

– Был один случай... – начал Уйо.

Лопен встретился с ним взглядом, и оба расплылись в ухмылке.

Уйо хлопнул его по плечу.

– Верни их даме-ревнительнице. Скажи, если надо, я заплачу за сломанное перо. Но не раньше следующего месяца.

Лопен кивнул. Они оба, а еще Пунио, отдавали семье большую часть своего жалованья Сияющих, чтобы помогать кузенам победнее. Значительная часть шла семье Рода. Сияющим хорошо платят, но многие кузены нуждаются в помощи. Так у них принято: когда бедным был Лопен, ему тоже всегда помогали.

Лопен вышел на палубу, гордый тем, как хорошо он приспособился к качке. Он остановился, заметив большую компанию матросов, собравшихся по левому борту. Э-э, штирборт? Он подошел ближе, а потом сплел себя с верхом, чтобы заглянуть через головы.

Что-то плавало в воде неподалеку. Что-то огромное. И очень, очень мертвое.

У Рисн отвратительно засосало под ложечкой, пока Никли переносил ее к нужному борту. Собравшихся матросов окружали спрены тревоги, похожие на перекрученные черные кресты, и несколько сгустков спренов страха. Моряки расступились перед Рисн, и Плэмри – тайленский помощник Никли – бросился вперед, чтобы установить для нее высокий стул. Пока Никли усаживал ее, она схватилась для равновесия за ограждение, потом кивком отпустила носильщика.

На освободившееся место возле стула шагнула капитан. Теперь Рисн могла выглянуть за борт и собственными глазами увидеть, из-за чего все шептались. Мертвый сантид. Разлагающиеся, перевернутые набок панцирь и туша, побелевшие глаза устремлены в небо. Гигантский, почти с треть корабля.

Эти огромные морские существа встречаются исключительно редко. Рисн считала, что они вымерли, но с удовольствием слушала о них истории бабска. Сантиды якобы спасают тонущих моряков и по много дней следуют за кораблями, улучшая настроение людей на борту. Скорее спрены, чем животные, они каким-то образом навевают покой и уверенность.

Скорее всего, это такие же выдумки, как и Стремления. Однако ни один моряк никогда не отзовется плохо о сантиде. Увидеть его в море считается одной из наилучших примет. Можно не спрашивать, как повлияет на настроение команды труп сантида.

«Моряки чуяли, что-то случится, – подумала она. – Последние несколько дней они на взводе».

Возможно, как и Рисн, они заметили закономерность и ждали третью, худшую примету. Для них она бы означала, что путешествие проклято.

Пока она рассматривала чудовищный труп, в ее голове родились вопросы. Разумеется, приметы – это ерунда. Но и пустоносцев она считала выдумками, а они вернулись. Ее мать всегда посмеивалась над Сияющими рыцарями, которые якобы блуждают в бурях как духи, но вот, пожалуйста, двое Сияющих на борту ее корабля. Кто такая Рисн, чтобы утверждать, что все это мифы?

«Нет, – подумала она. – Должно быть другое объяснение». Может, все подстроено?

Она ждала, что третья примета будет наподобие червивого зерна или мертвой питомицы. Нечто такое, что можно провернуть втайне. Но это выходит за рамки простых козней. Неужели ей и правда пришло в голову, что кто-то прячется среди команды? И что он сумел отыскать почти мифическое существо, убить его и оставить в океане, не вызвав подозрений?

«Не обязательно, что все подстроено, – одернула она себя. – Может, и правда несчастливая случайность».

Рисн снова глянула вниз: можно поклясться, громадный глаз уставился прямо на нее. И даже мертвый видит ее насквозь. От туши сантида отваливались куски плоти, и Рисн показалось, что за ней наблюдают. Она вдруг во всей полноте ощутила настроение моряков. Мрачные. Чересчур притихшие. Ни слова о плохой примете. Они уже все поняли. И больше тут добавить нечего.

– После такого мы повернем обратно, – сказал Алстбен, высокий матрос, который любил зачесывать брови в виде шипов. Он глянул на Рисн. – Ни за что на свете не поплывем дальше.

Бури, это не вопрос. Рисн повернулась к капитану в надежде на поддержку, но Дрлвэн сложила руки на груди и ничего не возразила. Видимо, их ждет бунт. Скорее всего, команда слишком преданная и не пойдет на убийство капитана, но... кто их обвинит, если «Странствующий парус» вернется в док с капитаном, старпомом и владелицей взаперти, потому что они «повредились умом»? Особенно после такой явной приметы, как мертвый сантид.

Рисн едва не отдала приказ. Она понимала, когда сделка завязла в креме, когда лучше убраться со своими товарами прочь и не пытаться продавить соглашение.

И все же. Это значит сдаться на милость суеверий. И на милость того, кто пытается запугать ее команду, даже если именно это событие – случайность. Повернуть обратно – все равно что признать поражение.

И самое главное, это значит отказаться от попыток помочь Чири-Чири. Иногда сделка слишком важна, чтобы просто уйти. Иногда нужно торговаться с позиции слабости.

– Почему он плавает? – спросила Рисн у моряков. – Разве после смерти он не должен утонуть?

– Не обязательно, – ответил отделившийся от толпы Кстлед. – Я как-то проходил мимо корабля с пробоиной. Несколько дней спустя раздувшиеся трупы по-прежнему плавали на поверхности, и их обгладывали снизу рыбы.

– Но такого размера? – спросила Рисн. – С таким панцирем?

– Трупы большепанцирников могут плавать на поверхности, – сказал другой матрос. – Их куски, после смерти. Я сам видел.

Преисподняя, Рисн не хватало знаний, чтобы гнуть свою линию. Тем не менее маловероятно, что сантид попался на их пути случайно. Может, все иначе. Может, помешать ее заданию пытается не один человек, а целая организация. У врага есть Сплавленные, существа со способностями Сияющих. Вдруг это обманка, созданная с помощью светоплетения или духозаклинания или еще чего похлеще.