- А если б не одна пришла?
- Тогда увидеть своими глазами, что пришла не одна, - он снова дернул плечом.
Выражение его лица не изменилось. Мана испытывающе смотрел на меня, и я отчего-то чувствовала, что ему очень нелегко сейчас. Даже рот раскрывать и то нелегко.
- О чем ты хотел поговорить?
- Впустишь меня?
- Нет.
- Почему?
- Я так непредвзятее буду к предмету нашего разговора.
- Хорошо, - Мана задумчиво запустил пальцы в волосы, разрушая свою прическу. – Помнишь, когда ты уезжала… улетала с отцом в Италию, мы с тобой перемирие заключили на пару минут?
Конечно, я помнила. Кроме того, я помнила и то, как жалела уже в самолете, что мы не заключили это гребаное перемирие хотя бы на одну ночь перед моим отлетом.
- Я… помню, - голос изменил мне, я опустила глаза, чтобы скрыть эмоции.
- Я понимаю, что это может прозвучать смещно… и жалко, - Мана, конечно, отрепетировал эту речь, но все равно ему было тяжело произносить слова, - но в нынешних условиях я не боюсь показаться тебе смешным. И жалким.
- В каких-таких?..
- Ну… - кажется, он перешел к самой сложной части своей речи. – Война. Меня может не стать. Или тебя, не дай бог.
Он впервые на моей памяти таким образом поминал бога.
- Или… - он вздохнул, снова ероша волосы. – Или ты просто уже не будешь со мной.
Я снова попыталась закрыть глаза рукой, но Мана сжал мою ладонь и не дал этого сделать.
- Поэтому я прошу – давай заключим перемирие. В последний раз. На несколько часов. Пожалуйста.
- А… я… - я растерялась. – И что же… Ох.
Он сжимал мою руку до боли и ждал. Мана умел владеть лицом, но я видела, как неестественно застыли мышцы под его смугловатой кожей и как мучительно подрагивает уголок его губ в якобы легкой усмешке.
- И после этого ты меня… отпустишь? – спросила тихо я.
- Я никогда тебя не отпущу, - сказал он. – Просто подумал – ты ведь меня не спросишь об этом и не прислушаешься к моему мнению.
- Тебе не идет быть таким растерянным.
- Повторюсь: в этой ситуации меня не волнует, как я выгляжу и что ты подумаешь обо мне. Я просто прошу это перемирие.
Я так и не научилась доверять ему до конца, да и вряд ли научусь. И верить его словам о войне и последнем разе я тоже не собиралась. Но ведь то был Мана… И если этот раз и впрямь может быть последним… Если его убьют… Нет, нет, не хочу об этом. Не знаю, о чем они там на совете договорились, но это вынудило Ману прийти ко мне. Значит, все серьезно, и даже очень.
- Входи, - сказала я, отпирая дверь.
Была не ночь. Был светлый день, когда Мана сунулся снова ко мне в душ. На этот раз я его не гнала и не отталкивала – сил не было, да и не хотела я этого делать. Сплетясь с ним в объятиях, я ощущала, как сильно мне не хватает этого мужчины. Пело не только тело, пела и душа. И плакала.
А он все глядел мне в глаза, как тогда, в самом начале, когда Фэнел решил убить его, а меня забрать себе. Глядел с отчаянием и нежностью, будто запоминая, и стремился сделать все, чтобы я раз за разом получала все больше удовольствия.
Я не стала противиться, когда он прижался клыками к моей шее…
А когда спустя несколько часов он ушел, я уже спала.
Проснувшись затемно, я потянулась, разминая ноющие мышцы. И рукой наткнулась на лист бумаги, лежащий на подушке рядом со мной.
Развернув его, я увидела ровный крупный почерк Маны. То были стихи. Шокированная, я читала их, не веря глазам своим.
Будь проклят день… не так.
Я счастлив нашей встрече…
Опять не то. Тупик, и нечего сказать.
Весь этот фарс, соперничество, брак,
Все эти жесты, горечь, речи…
Не повернуть назад и боли не забрать.
Осталась пустота в груди, где сердце бьется
Так, как и вроде незачем ему.
Ответов нет на сотни «почему»,
Опять тупик… и ничего не остается.
Моя вина, разодранного глупыми страстями,
Лишь в том, что не хватило сил остановить себя,
Желать любя или любить желая,
И черпая безумие горстями,
Иль удержать, иль отпустить тебя.
Я слов не подберу и доказать сумею вряд ли -
Все, что творил, затем лишь, чтоб не дать тебе уйти,
Но вот закрылась дверь и хОлодно – последнее «прости».
Дыханье задержать и сделать вид, что все в порядке
Я больше не смогу, не жди, я не позволю, буду тенью,
Твоим проклятьем, болью и виной,
И злою памятью, и наважденьем.
Люблю. И знаю, что любим тобой.
Странное… или нет, не странное, а наоборот, похожее на Ману – было в том, что никогда после того перемирия он так и не признался в том, что это его стихи. И слово «люблю» не признал. Когда я напрямую спросила Ману, он сделал вид, что ничего не понимает. А когда я показала кому-то из вампов этот листок со стихами, вскоре он исчез из моей сумочки.
Слова «люблю» я так и не услышала от него.
Глава 6
С нормальной мужику скучно, как в филармонии. С психопаткой интересно, никогда не знаешь, что она выкинет и куда.
С. Альтов
Сомкнитесь и дробите с хрустом кости
Глухими кольцами голодного удава,
А зубы пусть скрипят от дикой злости.
Пребудет с вами вечно Марса слава!
Жестокий Римлянин
Видишь - выбора нет, поднимается ветер,
Русь уводит на облачный край.
Впереди только битва и огненный пепел,
Позади - очарованный рай.
М. Струкова.
- Ты слыхала новости? – без всяких там приветствий и предисловий сказал мне в трубку Джейми Нолан.
Я в этот момент лениво водила роликовым массажером по бедру, намазанному маслом, и зевала во весь рот. На волосах у меня было оливковое масло, поверх – полотенце, на лице – грязевая маска, одета я была в старую растянутую футболку и только.
- Какие новости?
- В доме Маны был пожар.
Я выронила массажер.
- Как?! Он же только недавно… - я чуть не проболталась. – Звонил недавно!
- Он сам недавно узнал, если ты об этом.
- Северус! – заорала я, хватая из корзины с грязным бельем ношеные трусы и натягивая их одной рукой. – Что с Севой?!
- Да ничего, жив…
- А Адриан?! – заорала я еще громче, срывая с головы полотенце и вытирая им бедра.
- Никто не пострадал, успокойся, они ведь вчера у нас остались, помнишь?
- Господи! Спасибо, Джейми, что сказал!
Я сбросила вызов и принялась звонить Мане, параллельно пытаясь смыть с лица маску.
- Да. – услышала я его голос.
- Мана, что там случилось?!
- Пожар, - обыденным голосом ответил он.
- Но что…как… ты цел?
- Конечно. У меня тут страховщики и пожарные, я потом тебе перезвоню.
- Хорошо…
Я посмывала с себя грязь и масло, нервничая и матерясь вполголоса.
В какой-то момент я остановилась, выпрямилась, стоя в душе. А чего я психую? Будто бы от этого кому-то, и мне в первую очередь, станет лучше. Все живы и здоровы, слава Богу, Мана не счел нужным мне позвонить – ну и что ж? Можно подумать, это в первый раз.
Набрав ванную и насыпав в нее соли, я полежала в свое удовольствие полчасика. Наверное, секс придал мне сил – и физических, и моральных. По крайней мере, мне хотелось куда-то идти и что-то делать, а не сбежать ото всех на край света.
Пока сушилась, красилась и одевалась, подумала о том, что я слишком загоняюсь по поводу внимания ко мне вампов, своей слабости, а также по поводу Маны, Инги, Северуса и всех остальных.
А не пойти ли мне погулять с Мурзой? В голове пронеслась шальная мысль, что теперь-то надо беспокоиться, чтоб Ингемар не прознал, что с его антагонистом вижусь часто. С другой стороны, какое мне дело до того, что князь по этому поводу думает? В конце концов, это он Мурзе насолил, а не наоборот. Да и вообще, Ингемар явно не платонические чувства к оборотню испытывает. От мысли, что если Мурзу снова поймают, то я смогу ему помочь, стало теплее.
Я положила в сумочку второй пистолет и пару кинжалов с посеребрёнными лезвиями. Если еще какой-нибудь вампир или оборотень потянет ко мне лапы, я просто разряжу в него всю обойму и не буду задумываться об этичности своего поступка.