Ингемар выругался на каком-то языке.
- Я щас тебя уничтожу, если ты не дозвонишься до Кимуры.
- Сядь, - процедил сквозь зубы Мана, - ты меня отвлекаешь.
В короткой крошечной драке, которую я в шоке наблюдала со своей тахты, сверху отчего-то оказался Мана.
- Пожалуйста, - почти умоляюще сказал он, - успокойся и сядь.
- Кто б говорил, - огрызнулся Ингемар, скидывая с себя зеленоглазого.
- Я жену чуть не убил.
- Не убил бы, не пи…ди.
- Ты ох…енно всегда умел поддержать, спасибо, - Мана, в чистой белой рубашке (небось, с плеча князя), снова принялся набирать кого-то на телефоне.
- А если бы ты ее убил? – спустя какое-то время спросил Ингемар. – Что было бы?
- Это ты мне скажи.
Снова тишина и:
- Мне было бы тяжело сразу без двух мастеров остаться.
Я потрясенно слушала дальше.
- А мне, - Мана посмотрел на Ингемара, - без жены и тебя, мой мастер.
Дуэль взглядов, во время которой я старалась громко не дышать, долго не продлилась.
- Ал… Алло! Ким, твою мать! – заорал Мана. – Что с вами? Почему никто не берет трубку?! А? Когда? И где вы сейчас?
Выяснилось, что Ким с Сашей сломались где-то по дороге к Ингемару и что остальные остановились подождать их и помочь завестись. Связи там не было, вот и все.
Мана оставил нас с Ингемаром и вышел. Я осмелилась, наконец, подать признаки жизни. Князь, стоя ко мне вполоборота, задумчиво наматывал на руку какой-то бинт. Когда я приподнялась, то увидела, что на мне новая повязка. Он не глянул на меня.
- Жива? – его голос был холодноватым и насмешливым.
Я протянула к нему руки.
- Помоги?
Он отвернулся от меня совсем и достал из пачки сигарету. Ладно. Я осторожно спустила с тахтюшки ноги, с трудом села.
- У меня есть дела, - сказал он, подходя к двери.
- Погоди, - я встала, голова кружилась.
Он не погодил. Я вышла следом за князем.
- Ингемар! – позвала я, стараясь скрыть изумление в голосе.
- Не ходи за мной, ладно? Мне некогда нянькаться, - он обернулся равнодушно, выпуская изо рта клубы дыма.
Я просто ушам не верила, что он меня посылает. Но что не так?
- Ингемар, - упавшим голосом прошептала я, - почему ты так?..
- Иди к мужу, Гайя, - сказал князь, стоя ко мне вполоборота и сосредоточенно наматывая на руку бинт.
- Ингемар! – мне захотелось затопать, закричать, заплакать.
Он отвернулся и, не сказав ни слова, пошел по коридору прочь. На душе у меня было так плохо, что двигаться даже не хотелось – движения причиняли боль. Я должна понять, что с ним не так. Должна. Его никогда не смущало наличие мужа у меня, жены у себя. Да, я не могла понять, что мне нужно в этой жизни, но это не так просто. И он как никто должен меня понимать, ведь мы похожи… Мне так кажется. Может, это иллюзия? Может, я обманываюсь или не вижу чего-то очевидного? Что с ним?..
Так странно… Когда я там, в подвале, высказывала голому парню то, что накипело на душе, я вдруг поняла, что его слова были справедливы. Я поняла, что медленно убиваю себя рядом с ними. Я полна вампирской крови, я не была в церкви с того визита с Ингемаром, поняла, что падаю все ниже и ниже. Та не слишком мудрая, но неплохая девушка во мне, что бунтовала против насилия вампиров, против их потребительского отношения к смертным, против их распущенности – она УЖЕ умерла. Нынешняя Гайя спивается, принимает наркотики, играет мужчинами, заставляет пленных мальчиков раздеваться и охотно принимает правила вампиров. Их самые честные, но жестокие правила.
И еще странно. После того момента осознания я перестала чувствовать себя с вампирами на своем месте. И еще страннее – они стали ко мне иначе относиться. Кто-то, видя мои скорость и силу, заискивать начал, кто-то сторониться. Кто-то станет меня осуждать – нашей связи с Ингемаром не видел только слепой. Даже Сева как-то вызверится на меня – мол, прекрати мучать моего мастера, своего мужа, вертихвостка.
Все это будет позже, немного позже, но я словно прозрела тогда в доме у Ингемара. И первое, что я сделала, попав домой – с горя выпила наркотики и ушла туда, в город золотых руин. Вот только там теперь мне было хорошо – как дома.
Я лежала там и ясно видела путь, уводящий меня в бездну, - как Млечный Путь вился он в гипотетическом пространстве будущего, и он был страшен. Я даже пыталась сопротивляться. Вы видели человека, который умел побороть тьму внутри себя? Я – нет. И мне не суждено было стать первой.
И тогда я покинула этот город. Я направилась туда, где не было золота и ярких цветов, туда, где меня Гай или кто другой из вампиров тем более не смог бы найти. Я приняла решение.
Если ты не можешь побороть тьму в себе – сроднись с нею, прими ее. И кто знает, какую дверь она однажды откроет тебе.
Глава 4
Всё бы проклял он, да только
Больно в гневе хороша,
между сладостью и болью
Разрывается душа… (с) Пикник
жизнь расплетает по ниточке
Что-то зловещее, зримое…
С. Герш
Моя душа, как соловей в силках,
Щебечет, бьется, рвется — бесполезно!
Мне ясен путь, хоть я иду впотьмах
Вниз, по дороге, уводящей в бездну.
А. Ахматова (Франко)
- Смотри, - я подкралась к Мане сзади, налегла на него грудью и сунула ему под нос свой телефон с фотографией герба.
Он сидел за стойкой бара в пустом помещении Blue Blood с ноутбуком и что-то увлеченно строчил. При моем появлении он закрыл то окошко, в котором работал.
- Это что? – Мана взял из моих рук трубку.
- Я сфотографировала этот медальон, когда Ингемар мне его в подвале показывал.
- Ага, - мой супруг не проявил особого интереса, казалось.
- Он его в останках Хьюго нашел.
- Ага! – уже с большим оживлением сказал Мана. – И что?
- Как что? Зачем тот его носил, может, это герб медиков или…
- Сомневаюсь, что у них есть герб, - Мана бросил мой телефон на стойку и вернулся к своему письму.
Письмо было на французском.
- И это все? – возмутилась я, садясь рядом.
- А чего ты хотела, Гайя? – Мана был весь в своей писанине.
- Чей это герб? – спросила я прямо.
- Не имею понятия.
- Как?! Ты же рос в Монако. Ты должен знать, чей он.
- С чего вдруг?
- Мне казалось, аристократы все друг друга знают… И о друг друге хотя бы такие простые вещи, как герб.
- Да, но я-то не аристократ, - Мана задумчиво погрыз кончик перьевой ручки.
- Ох, брось, ты знаешь, что я имею в виду.
- Нет, не знаю, и вообще я занят, - раздражился он.
Я, сдержав рвущиеся на волю нецензурные пожелания, посидела возле него минуту или две. Потом, не сказав ни слова, взяла телефон и пошла прочь из бара.
- Стой, - сказал вдруг Мана. – От тебя пахнет больницей. Ты была в больнице?
- Да, - сказала я, остановившись на полпути к выходу.
- У тебя что-то болит?
- А ты как думаешь? – как можно грубее спросила я. – Во мне дырка сквозная по вашей милости.