– А о Перл ты подумала? Что с ней станет? – спросила Беатрис. – Вдруг и Роу не спасешь, и ее потеряешь?

Я встала и вышла из палатки. С наступлением ночи похолодало. Я закрыла лицо руками. Хотелось выть во всю глотку, но я закусила губы и зажмурилась так сильно, что глаза заболели.

Беатрис вышла следом и положила руку мне на плечо.

– Я должна хотя бы попытаться, – произнесла я.

Летучие мыши хлопали крыльями у нас над головами. Перед лунным диском то и дело проносились подрагивавшие черные силуэты.

– Беатрис, Роу там совсем одна. Другого шанса спасти ее не будет. Как только Роу переведут на корабль-ферму, больше мне ее не отыскать.

Я умолчала о том, что не желаю уподобляться своему отцу. Не брошу дочь, когда больше всего ей нужна. Не оставлю ее сидеть одну на крыльце.

– Я все понимаю, – проговорила Беатрис. – Пойдем обратно в палатку.

Я обратилась к Беатрис не только потому, что она уж точно не откажет мне в помощи. Я знала: Беатрис единственная, кто меня поймет. Ей известна вся моя история, с самого начала. Ни одна живая душа, кроме нее, не знает, как я, девятнадцатилетняя девчонка, познакомилась с Джейкобом. Тогда я даже не подозревала, что грядет Шестилетний потоп. Джейкоб мигрировал из Коннектикута. В день, когда мы впервые встретились, я сушила на террасе яблочные дольки. Лето выдалось жарким – каждый день больше тридцати градусов. Поэтому мы сушили фрукты прямо на террасе, а остальной урожай консервировали. Я нарезала двадцать яблок на тонкие дольки, выложила по одной на доску, а потом зашла в дом проверить, не закипело ли варенье. По утрам я работала на ферме к востоку от нас, а во второй половине дня возвращалась домой и помогала маме по хозяйству. К этому времени медсестрой она работала только изредка: ходила к больным на дом и ухаживала за пациентами в импровизированных лазаретах, обменивая свою заботу и умения на продукты.

Когда я снова вышла на террасу, ряд яблочных долек исчез. Мужчина, перегнувшийся через ограду, застыл как вкопанный. В одной руке долька, вторая придерживает открытую сумку на плече.

Вор развернулся и бросился бежать. Я за ним. По спине градом катился пот. Легкие горели. Но я все-таки нагнала его. Бросилась на него и повалила на землю. Мы оба растянулись в траве посреди соседской лужайки. Я вырвала у грабителя сумку. Тот почти не сопротивлялся, только выставил вперед локти, защищая лицо.

– Сразу понял, что от тебя не убежишь, но ты оказалась еще шустрее, чем я думал, – отдуваясь, выговорил мужчина.

– Проваливай отсюда! – буркнула я и встала.

– Может, хоть сумку отдашь?

– Перебьешься, – ответила я.

Развернулась на каблуках и зашагала прочь.

Когда обернулась, Джейкоб вздохнул и отвел взгляд. Вид у него был унылый, но не слишком подавленный. Видно, привык к неудачам и не особо из-за них убивался. Вечером сама себе удивлялась: как мне только смелости хватило погнаться за незнакомым мужчиной? Обычно я чужаков избегаю и очень боюсь, что кто-нибудь из них на меня нападет. Но я каким-то образом почувствовала, что этот беженец мне вреда не причинит.

Джейкоб переночевал в заброшенном соседском сарае. На следующее утро заметил меня и помахал мне рукой. Я полола грядки, а он не сводил с меня глаз. Мне нравилось, что он на меня смотрит. От его взгляда медленно закипала кровь.

Через несколько дней Джейкоб принес бобра: поймал в ловушку на ближайшей речке. Он положил бобра к моим ногам.

– Ну, теперь мы квиты? – спросил он.

Я молча кивнула. С тех пор, когда я работала, Джейкоб всегда сидел рядом и что-нибудь рассказывал. Мне нравился плавный ритм его историй, нравились неожиданные финалы: одновременно и счастливые, и оставляющие ощущение легкой досады.

Вместе нас свела катастрофа. Даже не знаю, полюбили бы мы друг друга без этого идеально сбалансированного сочетания безделья и страха: страха, который граничил с приятным оживлением и быстро приобрел эротический подтекст. И вот его губы уже впились в мою шею, моя кожа покрылась капельками пота. Земля под нами была густо пропитана влагой, в горячем воздухе висела дымка, дождь лил каждые несколько часов, но солнце быстро его высушивало. Мое сердце и без того билось быстрее, чем следовало бы, а единственный верный способ успокоить нервы состоял в том, чтобы разжечь страсть еще сильнее.

Свадебная фотография у нас всего одна: мама позаимствовала камеру моментальной печати у бывшего пациента. Мы стояли на крыльце в лучах солнца. Мой живот уже округлился: я ждала Роу. Мы так сильно щурились, что глаз на снимке не разглядеть. Так мне и запомнились эти дни: жара и свет. Зной никогда не спадал, а вот солнечный свет во время очередного шторма гаснул так быстро, что казалось, будто стоишь в комнате, где постоянно то включают, то выключают свет.

Беатрис повела меня обратно в палатку. Приблизилась к письменному столу, втиснутому между койкой и полкой с кастрюлями. Порылась в бумагах, достала свернутую карту и разложила на столе. Я понимала: ожидать от карты абсолютной точности не приходится. Достоверные карты еще не успели составить. Но некоторые моряки попытались обозначить крупнейшие участки суши, оставшиеся на поверхности.

Беатрис показала на остров в середине верхней части карты.

– Раньше на этом месте была Гренландия. Долина находится вот здесь, в юго-восточной части.

Беатрис указала на небольшую низину, с обеих сторон окруженную скалами и водой. На большом пустом пространстве, обозначающем море, кто-то крупными буквами написал: «Айсберги». Теперь не удивляюсь, что за столько лет поисков так и не нашла Роу. Даже думать не хотелось, что она может быть так далеко.

– Странно, что Потерянные монахи устроили колонию именно здесь. Как только добрались? Во время плавания опасностей хоть отбавляй – и скалы, и стихия, и разбойники. Торговцы из Долины говорили, что там намного безопаснее, чем в других местах: еще бы, такое укромное место. Но попасть туда ох как нелегко. А это Разбойничий пролив. – Беатрис указала на бывшее море Лабрадор.

Я слышала о Разбойничьем проливе. Это опасные моря, где все время бушуют шторма. Пираты частенько там шныряют: грабят поврежденные штормами корабли или нападают на заблудившиеся суда. В портах частенько рассказывают такие истории, но я пропускала их мимо ушей: думала, уж в тех краях мне точно делать нечего.

– В Разбойничьем проливе сейчас стоят несколько кораблей «Черной лилии», – продолжила Беатрис. – Ходят слухи, они собираются отправить еще парочку судов на север.

«Черная лилия» – самая большая пиратская команда. Их флотилия состоит из не меньше чем двенадцати кораблей – а может быть, и гораздо больше. Они используют старые танкеры: поставят паруса и плавают. А на мелких суденышках гребут рабы. Пиратов «Черной лилии» легко отличить по татуировке: кролик на шее. Порты так и гудят от сплетен: на какую общину пираты напали в этот раз, какими налогами обложили свои колонии. Из-за этих поборов население вынуждено тяжко трудиться. Пираты загоняют людей до полусмерти.

– И это не говоря о том, что тебе еще придется иметь дело с Потерянными монахами, – прибавила Беатрис.

– Раз Долина уже колонизирована, основные силы Потерянных монахов наверняка оттуда ушли. Оставили всего нескольких человек для охраны. Заберу Роу, и сбежим. Уплывем прежде, чем они вернутся.

Беатрис вскинула брови:

– Думаешь, справишься одна?

Я потерла висок:

– Я не собираюсь с ними драться. Тайком прошмыгну туда и обратно, и все.

– А добираться как будешь? – спросила Беатрис.

Я уперлась локтем в стол. Лицо грел пар, поднимавшийся над чашкой.

– Я заплачу тебе за карту, – сказала я.

За день так измучилась, что все тело ныло. Поскорее бы растянуться на земле!

Беатрис только вздохнула и пододвинула карту ко мне.

– На твоей лодчонке туда не доплывешь. Да у тебя и нет ничего. К такой дороге надо как следует подготовиться, сделать запасы. А вдруг Роу там не окажется? – выдвигала довод за доводом Беатрис.