Азирафель плюхнулся на сиденье, рядом с ним уселся Кроули. По большому экрану побежали титры и название фильма, замелькали первые кадры. Азирафель почувствовал рядом со своей ногой горячее бедро, и, не удержавшись, положил на него ладонь.
Кроули будто ждал этого жеста. Его рука мгновенно накрыла ладонь Азирафеля, их пальцы переплелись. Азирафель повернул голову и увидел, что Кроули пристально смотрит на него. Очки он снял, в темноте кинозала они были совершенно ни к чему. В его глазах отражался свет от экрана, и Азирафель, весь вечер после ухода из «Ритц» ощущавший себя пьяным, хотя они не пили ничего, кроме пары бокалов шампанского, будто мгновенно протрезвел.
— Кроули… — прошептал он еле слышно, так как звуки начавшегося фильма заглушали его слова. Но Кроули услышал. Он повернулся к Азирафелю всем телом.
— Кроули, — продолжал Азирафель почти с отчаянием в голосе. — Кроули.
Почему-то его горло не могло произнести больше ни одного слова, он был способен сейчас только повторять это имя.
Кроули обнял Азирафеля за плечи и осторожно притянул его к себе. Их лица были так близко, что Азирафель различил в темноте искры, мерцающие в глубине глаз Кроули. Наверное, у него самого сейчас глаза горят не меньше, подумалось Азирафелю.
— Кроули, я до сих пор не могу поверить… — прошептал Азирафель.
— Просто поверь, — так же тихо ответил Кроули, и его дыхание обожгло щёку Азирафеля.
— Это ты… Ты здесь… — ангел поднял руку и погладил любимое лицо, провел пальцами по лбу, по щеке, скользнул по шее.
Кроули непроизвольно сглотнул.
— Это мы, — поправил он Азирафеля. — Теперь — всегда мы.
— К этому надо привыкнуть, — кивнул Азирафель и прильнул губами к губам Кроули.
И ничего не произошло. Земля не разверзлась у них под ногами, Небеса не поразили их молнией, вулкан не проснулся внезапно под полом кинотеатра. Десятки зрителей впереди них, уставившись в яркий экран, спокойно смотрели кино. А ангел и демон самозабвенно целовались в последнем ряду, наплевав на все перипетии сюжета.
Они едва вспоминали, что надо дышать, целуясь так страстно и отчаянно, словно мир собирался рухнуть в любую минуту. Азирафель закрыл глаза, потому что всё равно их застилали слёзы. Его руки слепо ощупывали лицо Кроули, пальцы цеплялись за волосы, ощущали на чужих щеках теплую влагу.
Целовать Кроули было сладко и горько одновременно. Но горечь прошла очень быстро. Слезы высушил жар, который таился в них обоих, который они оба вынуждены были скрывать веками, а теперь он, наконец, освободился. Азирафель чувствовал, как волны обжигающего пламени, исходящие от тела Кроули, от его жадных губ, накрывают его самого. Удивительно, но у него ещё остались капли разума, чтобы подумать с беспокойством, не загорелся бы кинотеатр от этой страсти. Но Кроули продолжал целовать его, углубляя поцелуй, выдыхая со стоном ему в рот, и Азирафель больше не смог удержать в голове ни одной мысли.
Он утрачивал ощущение реальности от этого поцелуя. От запаха Кроули кружилась голова, от его близости терялся рассудок, жар его тела распалял его самого. Он сбился со счета, сколько стонов Кроули он поймал губами, сколько вздохов сорвалось с его собственных губ. Они не смогли остановить этот поцелуй, даже если бы все силы Ада и Рая предстали перед ними грозными рядами.
В какой-то момент они поняли, что поцелуя им стало мало. Губы Азирафеля целовали уже скулы Кроули, жадно исследовали каждый сантиметр соблазнительной шеи. Руки демона блуждали по груди ангела, расстегивали пуговицы, забирались под рубашку. Они снова встречались губами, сплетались языками, задыхались от нестерпимо острого желания быть ближе, ещё ближе, настолько, насколько это возможно для ангела и демона, оставшихся теперь на своей собственной стороне.
Никто в зале не обращал внимания на то, что происходит на единственном занятом диванчике в последнем ряду. Если это и было обусловлено чудом, то ни Азирафель, ни Кроули не могли бы с уверенностью объяснить, чьих именно рук это было дело.
Азирафель, умирая от жажды прикосновений, притянул Кроули к себе, крепко обхватывая его за талию. Кроули без колебаний пересел к нему на колени, прижимаясь как можно теснее, продолжая без остановки осыпать поцелуями грудь Азирафеля, шепча какие-то слова, которые не имели смысла, но были полны нежности и страсти. Азирафель, распаляясь и от этих прикосновений, и — даже больше — от этих слов, гладил его по спине, а потом ладони его скользнули ниже, пробираясь под ремень брюк, и сжались на ягодицах Кроули.
Он услышал, какой вздох издал демон, запрокидывая назад голову, и у Азирафеля самого закружилась голова, настолько сладострастно это выглядело в его глазах. Пальцы Азирафеля продолжали стискивать и поглаживать зад Кроули, пока он не начал нетерпеливо ёрзать на коленях Азирафеля, подаваясь бёдрами вперёд, пытаясь прижаться как можно ближе к нему. Сквозь ткань джинсов Кроули Азирафель очень отчетливо чувствовал его возбуждение. Да и у самого у него давно стало тесно в штанах.
А Кроули всё продолжал потираться о тело Азирафеля, так отчаянно умоляя, так недвусмысленно намекая, что у него не осталось никаких сомнений: Кроули хочет его, и жаждет так сильно, что готов отдаться прямо здесь, в кинотеатре, полном зрителей, потому что ждать дальше для него было бы смерти подобно.
Азирафель всё ещё медлил, широко раскрытыми от возбуждения глазами рассматривая Кроули, когда почувствовал прикосновение губ к своей щеке, и услышал жаркий шепот в ухо:
— Азирафель, прошу… Не томи… Я и так ждал слишком долго.
Кроули не удержался и прикусил ему мочку. Азирафель вздрогнул. Он быстро сунул палец в рот и снова пробрался под одежду Кроули. Его палец скользнул в тело, такое упругое, такое восхитительно горячее, что Азирафель сам чуть не задохнулся от прилива страсти. Кроули зашипел и ткнулся лбом в плечо Азирафеля.
Как было мучительно прекрасно наблюдать за Кроули таким, дышащим часто и глубоко, до побелевших пальцев вцепившимся ему в плечи, подрагивающим от пронизывающих его тело волн удовольствия! Азирафель, с трудом сдерживая своё нетерпение, продолжал ласкать Кроули. Его пальцы внутри кружили, нажимали, растягивали, поглаживали, и Кроули реагировал просто божественно, со стонами, вздохами, шипением и всхлипами.
А когда он стал насаживаться на пальцы Азирафеля, погружая их до упора в тело, выгибаясь назад, так что Азирафель с трудом удерживал его за спину, стало ясно, что и этого ему мало. Он вытащил пальцы из его тела, и Кроули быстрыми движениями освободился от узких штанов. Азирафель с волнением огладил его обнажившиеся бёдра: он был просто восхитителен, его демон…
Но Кроули сполз с колен ангела и, пристроившись между его ног, расстегнул ремень на брюках Азирафеля. Ловкие пальцы принялись поглаживать член, давно жаждущий внимания, и Азирафель задрожал от еле сдерживаемого острого, почти болезненного желания. А от мысли, что губы Кроули, которые он только что целовал, теперь ласкают его член, перед глазами у него совсем помутилось. Он понял, что не выдержит долго таких ласк, потому что это было слишком хорошо, а ему сегодня хотелось попробовать ещё большего.
Азирафель схватился за волосы Кроули и нетерпеливо потянул его к себе, усаживая обратно на свои колени, пристраивая свой возбужденный член между его ягодиц. Остальное Кроули сделал сам. Он уперся коленями в диван, и начал медленно насаживаться на член Азирафеля.
Они оба сгорали от нетерпения. Они веками мечтали об этой близости, жаждали поставить, наконец, жирную точку в этом бесконечном шатании, этом хождении по краю, путешествию от белого к черному, от горячего к холодному, и сами не понимали, что простой факт соединения их тел ничего не изменит, потому что он был просто закономерным следствием развития отношений. И уж конечно, точкой ему стать не суждено, потому что перед тем, кто писал их историю, расстилалось бесконечное множество белых страниц, и всех их надлежало заполнить символами и знаками.