Что ж, уже через несколько лет Азирафель понял, что принятое сгоряча решение было чрезмерно суровым. Но слов, высказанных в пылу гнева, было не вернуть. Они всё ещё жгли его, произнесенные Кроули с горечью и обидой: «Ты мне не нужен».
Азирафель заламывал руки в отчаянии. Несколько раз он порывался отправить Кроули письмо, пригласить на чашку чая или бокал вина, поговорить и помириться, наконец. Но его пугала мысль, что Кроули отвергнет его предложение, и Азирафель гасил в себе неуместный порыв.
Разлука далась ему тяжело, он не мог этого не признать. Поэтому при их следующей встрече, побившей все рекорды неожиданности, как в выборе времени, так и места, Азирафель чувствовал себя, как на седьмом небе. Угрожающие ему оружием фигуры нацистов отошли на задний план и превратились просто в карикатурных статистов в тот момент, когда скрипнула дверь церкви, и в проходе показался Кроули. Освященная земля жгла ему пятки, а Азирафель не мог отвести взгляда от него.
Кроули казался смущенным. Он не злился на Азирафеля. Не держал обиды. Он рискнул угрозой разоблачения, он добровольно вошел в храм божий, он хотел увидеться с Азирафелем! «Так почему же, Боже правый, ты не мог сделать этого раньше!», — почти рассердился Азирафель.
И стоя потом на дымящихся развалинах церкви и прижимая к груди саквояж со спасенными книгами пророчеств, Азирафель ясно понял, почему. Кроули боялся, так же, как и Азирафель, боялся быть отвергнутым. Набирался храбрости, выжидал удобного момента.
— Тебя подбросить? — обронил Кроули.
Но до Азирафеля не дошел смысл этих слов, он слышал только нежность, с какой они были сказаны, и не мог поверить своим ушам и чуть не задохнулся от переполнивших его эмоций.
Смысл стал ясен, когда Азирафель дошел до конца квартала, торопясь поспеть за Кроули. Там, за углом, стоял припаркованный у обочины блестящий автомобиль. Кроули с широкой улыбкой абсолютно гордого обладателя этой роскошной машины сделал приглашающий жест рукой:
— Садись, ангел.
— О, у тебя теперь есть авто?
— «Бентли», — торжественно уточнил Кроули.
Азирафель устроился на пассажирском сидении рядом с Кроули. Было очень непривычно видеть демона за рулем автомобиля. Но самым неловким чувством оказалось ощущать внезапную тесноту салона и глубокую интимность от необычной близости к Кроули. Их локти иногда соприкасались, и Азирафель с большим трудом заставлял себя не вздрагивать и дышать ровно, стараясь не выдавать своей огромной радости и не менее огромного смущения.
Машина мчалась по ночному Лондону, мотор ревел, в груди Азирафеля гулко колотилось сердце. Он украдкой рассматривал профиль Кроули. Глаза демона, как обычно, прятались за очками, но губы, казалось, против воли растягивались в счастливой улыбке.
Азирафель судорожно вздохнул. Видит Бог, больше всего на свете ему хотелось сейчас прижаться к Кроули всем телом, обнять его так крепко, чтобы услышать, как из его губ вырвется слабый стон, и поцеловать его, глубоко, страстно, до дрожи в коленях, до жара в животе, до слабости в ногах и помутнения в рассудке. И Кроули, в этом Азирафель был уверен, немедленно ответил бы ему на поцелуй, и они жадно целовались бы, скрытые от глаз всего мира в его новом автомобиле, а потом…
«Не будет никакого потом», — горько подумал Азирафель, и выстроенная перед его глазами яркая картина помутнела, пошла трещинами и со звоном разлетелась на куски. Они ангел и демон. Глупый влюбленный ангел, и в любой момент готовый ответить ему взаимностью демон. Но никакие чувства между ними не могут отрицать их природу. Никакая страсть, никакая любовь не сможет примирить два противоборствующих лагеря. Им суждено сойтись вместе только в день, который станет последним для всего света. И сойтись никак уж не на любовном ложе, а на поле боя…
Именно поэтому Азирафель, как только они доехали до книжного магазина, выскочил из машины, словно ошпаренный, торопясь сбежать подальше от нахлынувших эмоций. Он едва попрощался с Кроули, до смерти боясь заглянуть ему в глаза, и растаять, расчувствоваться, поплыть на волнах своих переживаний и рухнуть в эту пропасть с головой.
Двадцать лет спустя, также в Сохо, эта сцена до издевательства точно снова была воспроизведена во всех подробностях. Только Кроули был непривычно откровенным с ним, а от этого Азирафелю было во сто крат больнее сказать «нет».
Он хотел, видит Бог, как он хотел сдаться. Он уступил уже раз, отдавая в руки демону термос со святой водой. Он видел, как Кроули смотрел на него, и всё внутри Азирафеля умоляло немедленно взять это лицо в свои ладони, избавить его от темных очков, вдумчиво целовать веки, покрывать поцелуями лоб, щёки, ласково касаться губ, и таять вместе с ним на пару от любви и нежности…
И поэтому Азирафель снова сбежал, и знал, что до утра не сможет унять ноющее сердце и глухие рыдания будут рваться у него из груди. Но всё же даже в эти горькие минуты отчаяния Азирафель продолжал цепляться за единственную светлую мечту: «А что, если однажды?..».
Он не рисковал договаривать дальше даже в мыслях, словно боясь быть подслушанным.
Следующий раз, когда Азирафель позволил себе вспомнить о поцелуях, произошел за два дня до предполагаемого апокалипсиса.
Это были тяжелые деньки. Ни у одного из них не оставалось времени на передышку, никто не мог даже помыслить о том, чтобы начать мечтать о чем-то личном и недостижимом в те дни, когда всему миру грозил скорый и неминуемый конец. Но в Тадфилде время словно остановилось.
Во всём был виноват Адам.
Конечно, кто же ещё? Ведь именно из-за привязанности одиннадцатилетнего Антихриста к родной деревеньке на всей территории Тадфилда ощущалось разлитое в воздухе чувство…
— Любовь! Кто-то очень сильно любит это место! — выдохнул Азирафель, не в силах сделать следующий шаг.
Ангелу, остро воспринимавшему любое проявление любви, от мощи этого потока даже пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Внутри у него всё затрепетало, сердце забилось так часто, что потемнело в глазах. Он приложил ладонь к груди, чтобы унять сердцебиение и попытаться вдохнуть глоток воздуха.
— Азирафель? Всё в порядке? — поинтересовался Кроули, разглядывая внезапно остановившегося ангела.
Щеки у Азирафеля раскраснелись, ресницы трепетали, грудь часто вздымалась. Он ничего не ответил. Стоя с запрокинутой головой, он, казалось, вслушивался в недоступный слуху Кроули разговор небесных сфер. Азирафель даже прикрыл веки, и Кроули подошел ближе, разглядывая ангела, озадаченный его необычным поведением.
Вблизи вид Азирафеля почему-то оказался более волнующим, чем хотел бы признаться себе Кроули. На лице ангела расцвело выражение необычайного блаженства. Освещенное лучом солнца, неожиданно пробившемся сквозь тучи, его черты лица поразительно смягчились, приобрели мечтательное выражение, из груди вырывалось частое дыхание. Кроули невольно сделал шаг ближе, ясно различив долгий чувственный вздох.
Да что такое происходит с ангелом? Порозовевшие щеки так и притягивали взгляд. Кроули внезапно поймал себя на мысли, что он уже серьёзно начал размышлять, действительно ли кожа Азирафеля такая мягкая, как кажется, и до умопомрачения захотел прижаться к его щеке, чтобы вдохнуть её аромат. А Азирафель ещё и приоткрыл губы, снова вздыхая, и Кроули совсем потерял голову, делая еще один шаг. Он уже склонился к лицу Азирафеля, не отрывая взгляда от его губ, не до конца понимая, что происходит, как вдруг вздрогнул, выдернутый в реальность весьма неприятным образом. Азирафель тоже чуть не подскочил от неожиданности.
В них обоих одновременно попали снаряды от пейнтбольных орудий. Наваждение мгновенно рассеялось от этого грубого вмешательства. Кроули резко отпрянул от Азирафеля, хватаясь за грудь. Азирафель тоже переводил дыхание, оправившись от неожиданного выстрела. Он почувствовал боль в плече, но больно было не только там и не только от удара шариком с краской. В груди привычно защемило от ощущения несбывшегося желания.
