«Какого черта?», — возмутился Азирафель про себя.

Разлитое в воздухе чувство окутывало Азирафеля, словно уютное теплое одеяло. Словно крыло собрата-ангела, предоставившее защиту и поддержку. Волны любви плескались вокруг, казалось, их можно черпать руками и пить из сложенных чашечкой ладоней.

Азирафель, словно, в самом деле, хлебнул этого пряного воздуха. Он чувствовал, как любовь теперь струится в его жилах, плещется внутри него, будто она проникла через все поры сразу, словно неведомой силой в него впрыснули сверхдозу окситоцина.

Удивительно и очень досадно, что Кроули не может ощущать эти мощные вибрации…

Но, видимо, демону хватило и флюидов, исходящих от напитанного любовью Азирафеля, потому что через несколько минут, взъевшись на совершенно справедливые, с точки зрения Азирафеля, слова, Кроули схватил его за грудки и впечатал прямо в стену.

Кроули держал его крепкой хваткой, шипел прямо в лицо, но Азирафель подмечал только, как прижимается к нему его горячее тело. Кроули яростно щерился, чуть не брызгая слюной, но Азирафель, пьяный от разлитой в воздухе любви, перевел взгляд на его губы, и предательское чувство, которым была пропитана вся область вокруг, все-таки вырвалось из берегов, выплеснулось из Азирафеля, а он не смог удержать его неодолимый напор.

Да и не хотел. Земле осталось несколько дней, всё катилось в тартары, возможно, у них с Кроули не будет никакого будущего, а он за все шесть тысяч лет так ни разу и не поцеловал его… Так гори оно всё огнём! Их тела так близко, что носы соприкасаются. Что им стоит сделать крохотное движение вперёд, и прикоснуться друг к другу уже губами?

Азирафеля манили губы Кроули, он не мог отвести взгляд от его зубов, ему до безумия хотелось впиться губами в этот красивый рот, провести языком по острым белоснежным клыкам, податься глубже, втолкнуться в эту теплую влажность и услышать, как глубоко в груди Кроули рождается глухой стон, и этот рот уже не изрыгает проклятия, а протяжно стонет в жарком поцелуе, и тела их прижимаются друг к другу всё теснее, и руки…

— Простите, джентльмены, что прерываю интимный момент…

Кроули мгновенно повернулся на звук голоса, но Азирафель не сразу смог выплыть из тех глубин, куда погрузился на такое короткое, но очень жгучее мгновение. Он с сожалением понял, что непоправимо опоздал с поцелуем, морок рассеялся, подходящий момент упущен, и ему осталось лишь проводить взглядом уже отдалившиеся от него губы Кроули.

Азирафель моргнул, отгоняя наваждение, и поправил сбившуюся набок бабочку и смятый руками Кроули пиджак. Это уже попахивало безумием. Азирафелю следовало бы быть благоразумнее, слегка приглушить эмпатию и не терять голову от чужих эмоций, пусть даже и вплетенных в каждую молекулу окружающей его территории. Не время думать о поцелуях, сейчас на кону судьба целого мира!

«А когда же придёт для них время? И наступит ли оно когда-нибудь?». Эти вопросы Азирафель предпочел пока спрятать в самые потаенные глубины подсознания. Он вернется к ним позже. Если доживет.

***

— За этот мир! — произнес Кроули, поднимая свой бокал.

— За этот мир! — ответил ему Азирафель, чокаясь.

Душа его пела. Счастье захлестывало его с головой. Он видел рядом с собой Кроули, абсолютно умиротворенного, такого благодушного и расслабленного, что Азирафель с трудом узнавал в нём вечно дерганого и нервного демона, к которому он привык. Ничего, и к такому Кроули Азирафель привыкнет очень быстро. К тому же, торопиться ведь некуда? У них впереди вся вечность.

Азирафель купался в волнах спокойствия и нежности, исходящих от Кроули. Вселенная не перевернулась, не сгинула в геенне огненной, Апокалипсис не состоялся. Мир крепко стоял на ногах. Чего нельзя было сказать об Азирафеле. Его счастье, что он сидел на стуле, потому что колени его подкашивались и предательски слабели, стоило ему подумать о будущем или просто о том, что их может ждать завтра.

Размышлять о том, что ты теперь свободен от навязанной воли Небес и более не обязан быть к ним лояльным, было восхитительно. Но Азирафель совершенно не представлял, что теперь делать с этой свалившейся на него свободой. Он вспомнил книгу, которую читал в своё время, и мысленно повторил фразу её главной героини: «Я подумаю об этом завтра».

Сегодня, прямо сейчас, Азирафель хотел просто насладиться каждым мгновением их совместного ужина с Кроули. Он не собирался пропускать ни одного взгляда из-под темных очков, был твердо намерен поймать все адресованные ему улыбки и прочитать все те неуловимые знаки языка тела Кроули, которыми так щедро снабжал он каждое своё движение в этот вечер.

Азирафель снова вспомнил о своей мечте о поцелуях и улыбнулся. Вот, похоже, и настал тот момент, когда совпали, наконец, желания и возможности. Кроули рядом, не сводит с него взгляда, улыбается влюбленно, глядит нежно, но при этом так страстно, что Азирафель готов расплавиться и стечь на пол только от одного этого взгляда.

И нет речи о том, что они не готовы к этому поцелую. О, нет. Они более чем готовы. Они ждали его слишком долго. И далее ждать просто уже не осталось сил.

Азирафель подался вперед, Кроули подобрался с готовностью. Сейчас это произойдет, наконец! Их разделяют не годы, не расстояния, не бездонная пропасть между Адом и Раем, а всего лишь белоснежная скатерть стола и какие-то жалкие сантиметры. Надо лишь склониться друг к другу и поймать губами губы…

— Ваш счёт, джентльмены.

Между ними ложится на стол чек, за спинами стоит вежливый официант. Они и забыли, что просили их рассчитать…

Азирафель откидывается на спинку стула и начинает смеяться. Он хохочет в голос, утирает руками брызжущие от смеха слёзы, и не может остановиться.

Кроули сперва смотрит на него с недоумением, но затем подхватывает его смех, присоединяется к Азирафелю.

Два сверхъестественных существа, чудом избежавшие смерти, принявшие участие в спасении мира, любящие друг друга долгие тысячелетия, смеялись и смеялись без остановки. Их смех смывал годы тоски, неловкости, вечного опасения разоблачения, постоянного напряжения, разбивал последние островки недоверия и выстраивал что-то новое, совершенно отличное от того, что росло между ними все эти годы. Крепкое, чистое, искреннее.

Азирафель, всё ещё улыбаясь, склонился к Кроули и поцеловал его в лоб. Кроули поймал ладонь Азирафеля и нежно коснулся её губами.

Они заплатили по счёту и вышли из ресторана, обнявшись. И трудно поверить, но в этот момент можно было сказать наверняка, что именно сейчас, в сегодняшний вечер, соловей пел свою песню над Беркли-сквер.

Эпилог

Они стояли у кассы в кинотеатре. Молодая девушка за стойкой разводила руками:

— Извините, но сегодня у нас аншлаг. Всё раскуплено. Остались только места для поцелуев, — она неловко улыбнулась.

Азирафель взглянул на Кроули. Его рот начал растягиваться в усмешке. Еще мгновение и истерический хохот снова затопит его с головой.

— Ангел, — предупреждающе понизил голос Кроули, — не начинай.

Азирафель прыснул, но сумел сдержаться.

— Мы берем эти билеты, спасибо, — вежливо ответил кассирше Кроули.

Он принял из рук девушки две цветные картонки и протянул одну из них Азирафелю.

— Пойдем, ангел, приобщим тебя к высокому искусству.

Азирафель снова фыркнул. Он был на взводе, любое событие, которое раньше едва ли вызвало бы у него даже мимолетную улыбку, весь сегодняшний вечер повергало его в приступы гомерического хохота.

Кроули смотрел на него с сочувственной нежностью, и от этого Азирафелю тоже делалось невероятно смешно — вот, значит, какие чувства он вызывает у Кроули в их самый романтический вечер за все прошедшие шесть тысяч лет!

Они вошли в зал, когда свет уже был погашен. Азирафель, спотыкаясь в темноте, и опираясь на руку Кроули, пробирался вверх по ступенькам, до самой вершины амфитеатра. Туда, где в последнем ряду находилось выкупленное ими место: широкий диванчик на двоих с высокой спинкой и удобными подлокотниками.