— Лупанарий? — переспросил Азирафель, и Кроули лениво ответил ему:

— Публичный дом, ангел.

Авл Помпейский вдруг пришёл в восторг, услышав обращение Кроули к Азирафелю.

— О, я и не предполагал, что вы такие близкие друзья!

Азирафель чуть не подскочил на месте, отодвигаясь от Кроули на самый край скамьи.

— Мы вовсе не друзья, — нервно проговорил он.

— Понимаю, — закивал Авл, — вы временно в размолвке.

Кроули фыркнул, а Азирафель вскочил с места и сухо сообщил, что его ждёт работа в библиотеке и поспешил удалиться.

Но молодой художник, в самом деле, оказался очень настойчивым типом. В другой раз он застал Азирафеля выходящим из терм, распаренного и в очень благодушном состоянии духа. Он вежливо взял его под локоть, вызвавшись проводить Азирафеля к его покоям.

Азирафель, тоже из вежливости, похвалил фрески Авла, на которые успел вволю насмотреться в термах.

— О, вам, в самом деле, понравилось? — просиял художник. — Послушайте, вы должны непременно мне позировать. Я уже закончил работать с вашим другом…

— Он вовсе не друг мне! — прервал его Азирафель.

— Любовником? — бесхитростно уточнил Авл.

И пока Азирафель, шокированный его предположением, молча разевал рот, не в силах выдавить ни звука, художник с жаром продолжил.

— Умоляю, не отказывайте мне! У вас великолепные данные! Такое выразительное лицо, изгиб плеча, а бёдра, ах!

Азирафель залился краской от этих слов, но Авл не унимался.

— Я слышал, вы уезжаете через неделю?

— Да, — уж кивнуть-то Азирафель смог.

— Тогда, возможно, мы никогда не увидимся. Пожалуйста, разрешите мне написать ваш портрет! — взмолился Авл.

Азирафель покусал губу, подумал, но, в конце концов, уступил напору юного художника. Он честно позировал ему несколько дней, а потом снова так увлёкся работой в библиотеке, что даже забыл взглянуть на готовый результат.

Перед отъездом Азирафель, уже попрощавшийся с Луцием, успел увидеться только с Кроули.

— Я тоже уезжаю завтра, ангел, — между прочим заявил Кроули. — В это время в Риме уже не так душно. Да и смрад от Везувия мне порядком надоел. Если будешь проезжать мимо, дай мне знать. Сходим куда-нибудь, снова поедим устриц…

Азирафель коротко улыбнулся.

— Рад бы, но сейчас я направляюсь в Александрию. Луций передал мне несколько свитков для тамошней библиотеки. Боюсь, я пробуду там долго.

— В таком случае, счастливого пути.

— И тебе, Кроули.

Они расстались. А через два месяца, в конце августа, Азирафель узнал об извержении Везувия. И город Геркуланум, и вилла Луция, и Помпеи с лупанарием, расписанным руками молодого Авла, и ещё несколько городов оказались уничтожены. И все эти славные люди погибли… И почти две тысячи свитков библиотеки Луция остались погребены под слоем пепла и лавы.

…Азирафель глубоко вздохнул, потряс головой, отгоняя тяжёлые мысли. Он даже почти забыл про свиток, всё ещё видя перед глазами лица Луция, его гостей, молодого и талантливого Авла, всех тех людей, чьи жизни забрал Везувий две тысячи лет назад.

Кроули, выбравшись из своего кокона, подошёл к нему и обнял за плечи.

— Это всё уже давно в прошлом, ангел, — тихо сказал он.

Азирафель кивнул.

— Да. Конечно. Разумеется, ты прав.

Он вдруг потряс свитком и с чуть преувеличенной жизнерадостностью в голосе воскликнул:

— А всё же, что это за свиток, Кроули? Неужели ты сумел спасти хоть что-то из библиотеки Луция?

Кроули выпустил его из объятий и сделал шаг назад.

— Э-э… Лучше взгляни сам, ангел, — пробормотал он.

Азирафель с любопытством развернул папирусный свиток. И долго молча разглядывал его. Краем глаза он заметил, что Кроули продолжает медленно отступать назад. Но всё ещё не мог отвести взгляд от развернутого листа.

Внутри свитка оказалась картина. Азирафель сразу узнал этот стиль, памятный ему по фрескам в термах на вилле Луция. Эта работа, несомненно, принадлежала кисти Авла Помпейского, да вот и его подпись в углу свитка.

В центре же были изображены двое мужчин. Сначала Азирафелю показалось, что они борются. Но он присмотрелся и понял, что ошибся. Позы их были, бесспорно, очень грациозны, но на взгляд Азирафеля — чересчур откровенны. Хотя надо отдать должное мастерству художника, знание анатомии у него было превосходное. Азирафель рассматривал рисунок и чувствовал, что заливается краской с головы до ног.

И всё было бы ничего, если бы в человеке в тёмной тунике, нарисованным на этом папирусе, так явно не узнавался Кроули. А тот, который был в белой, очевидно, изображал самого Азирафеля. Милый Авл посчитал, что они вдвоём были тогда в ссоре, и по доброте душевной нарисовал акт… их примирения, как догадался Азирафель. Вот только…

— Кроули, — суровым голосом произнёс Азирафель.

— Да, ангел? — спросил Кроули, с опаской выглядывая из своего кокона, в который снова успел задрапироваться.

— Я не могу понять одну вещь.

— Какую?

— Двадцать дней назад, когда ты упаковывал этот свиток, ты уже тогда предполагал, что мы… Что между нами…

— Не совсем предполагал, ангел. Скорее, надеялся… — Кроули виновато улыбнулся. — Я расстроил тебя, Азирафель?

Азирафель запнулся. Потом заулыбался, ещё раз мельком взглянул на свиток и снова тщательно скатал его, завязав бечёвкой.

— Нет, — ответил он. — Сюрприз удался. Картина мне очень понравилась. Не уверен, что я рискну когда-нибудь повесить её над камином… Но не могу не сказать, что на кое-какие мысли она вдохновляет.

Кроули заметно расслабился и поманил Азирафеля к себе на диван. Когда он сел рядом, Кроули обнял его и нежно поцеловал в щёку.

— Рад, что тебе понравилось. Авл очень огорчался, что не успел увидеть твою реакцию на его рисунок… Но он бы остался от неё в восторге, я думаю.

Азирафель хмыкнул.

— И всё же… А что, если бы мы… если бы наши отношения не зашли так далеко, как сейчас? Ты можешь представить, какой скандал вызвал бы твой подарок?

Кроули тихо рассмеялся.

— Какое же все-таки это счастливое совпадение, что наши отношения уже зашли так далеко, ангел!

И поцеловал его в губы.

========== День 21. Лента ==========

Сегодняшний день выдался на удивление солнечным, хотя и довольно морозным. Азирафель пытался вытянуть Кроули из дома на прогулку в парк, но Кроули делал круглые глаза:

— Как можно гулять в такой холод, ангел? — с ужасом говорил он.

— Вот уж не думал, что ты окажешься таким домоседом, мой дорогой, — улыбаясь, произнес Азирафель, мимоходом целуя его в щёку.

Он поднялся на второй этаж, оставив Кроули возиться на кухне. Судя по тому, что он вытащил из шкафчика бутылку вина и кучу пакетиков со специями, на ужин их снова ждал глинтвейн.

Азирафель, стоя перед камином, разворачивал очередной сюрприз. В свёртке с номером «21» оказалась узкая, не слишком длинная полоса ткани, похожая на ленту, с очень знакомой расцветкой. Азирафель присел на диванчик, перебирая клетчатую ленту в пальцах. На губах его заиграла рассеянная улыбка.

В 80-х годах прошлого века они с Кроули как-то встретились в Риджентс-парке. Стояла удивительно тёплая для апреля погода, хотя и чересчур ветреная, на взгляд Азирафеля. Они с Кроули намеревались, как обычно, обменяться новостями, возможно, прогуляться по дорожкам парка, выпить по чашечке кофе. Но с самого начала всё пошло наперекосяк.

Ещё у входа в парк Азирафель попал в плотную волну туристов, и с трудом выбрался из галдящей и беспрестанно щёлкающей вспышками фотоаппаратов толпы. Подходя к месту, где они условились встретиться с Кроули, Азирафель заметил, что все скамейки, несмотря на утренний час, были заняты. Он заметил Кроули, стоящего спиной к нему в центре розария. На нём были привычный удлиненный пиджак и черные узкие брюки. Ветер трепал его распущенные по плечам волосы, и Кроули каждую минуту бездумно заправлял лезущие в лицо пряди, нетерпеливо поглядывая на наручные часы.

Азирафель поторопился подойти к нему. Они обменялись приветствиями и не спеша двинулись по парку в поисках свободной скамьи. На удивление все встречные лавки оказывались заняты. Сегодняшняя погожая погода привлекла в парк, похоже, половину жителей Лондона.