– Он откуда взялся? С Севера? – она сама не знала, зачем спросила. Вообще-то, было безразлично, где обитает незнакомый и неинтересный ей папа. Мама не знала ответа, она пояснила, что сегодня раздался телефонный звонок: некто представился Виктором Волошко и попросил разрешения увидеться с дочкой.

– Голос вроде его, – мама тоже не выказывала ни волнения, ни любопытства. Единственное, что могло обозначить ее интерес, – она не переоделась в пестрый халат, а осталась в джинсах и свитере.

Сразу после этой куцей прелюдии раздался звонок в дверь.

– Иди ты открой, – мама потянулась к полке с посудой, чтобы поставить еще одну тарелку, пересчитала взглядом котлеты на сковородке. В это время с Ирочкой уже здоровался невысокий лысоватый дяденька. В руках его был яркий букет из красных и кремовых роз и толстая коробка конфет в виде сердца.

– Большая выросла! – папа потрепал ее по щеке, словно они вчера расстались. – Вот, это всем к чаю, а цветы маме. И тебе гостинчик.

«Гостинчиком» оказалась коробочка с толстой золотой цепочкой внутри. На цепочке болталась искрящаяся прозрачная слезка.

– Спасибо, – обрадовалась Ира, подарок ей понравился.

– Ей бы шубу или дубленку, если деньги выкинуть некуда, – мама уверенно указала в направлении кухни, и папа прошел туда.

– Будет и шуба, и две шубы…

Вот так запросто за котлетой с макаронами Виктор Волошко сообщил, что он богатый промышленник, готовый искупить грехи молодости и обеспечить единственной дочери запоздалое благополучие. В новой семье у него был сын Володя, на пять лет младше Ирочки. Эта новая семья сейчас жила в Англии.

Одноклассница Подберезского Галя жила в тринадцатом доме, на тринадцатом этаже, в сто тринадцатой квартире. Это показалось Рублеву если не предзнаменованием, то, по крайней мере, отличительным знаком: в злую магию цифр он не верил, но такие совпадения всегда удивляли. Столько чертовых дюжин сразу должны нейтрализовывать друг дружку и очень хорошо запоминаться. И сами цифры, и их «владелица». Но Галя оказалась совсем неприметной: среднего роста, неяркая, полноватая, бледноватая. Она говорила тихим добрым голосом, заботливо указывала всем, куда вешать куртки, где мыть руки, какие обувать тапочки.

Тапочки понадобились лишь Петьке, которого сразу увела за собой полненькая кудрявая девочка, очень похожая на Галю. Едва дождавшись, чтобы дети заперли за собой дверь, Андрюха зашептал:

– Пацана могут искать, ты никуда его не отпускай. Ни на улицу, ни в гости к соседям. Доктора в самом крайнем случае вызвать можно, но надеюсь, до этого не дойдет. Не знаю, когда мы за ним придем, – может, сегодня вечером, может, завтра или через неделю. Вот деньги, они лишними не будут. – Подберезский протянул женщине несколько зеленых купюр, и она спокойно, без ломания опустила их в карман фартука.

– Понимаю, попробую. Дочке все сама объясню. Что-нибудь особенное о пацане знаете – аллергии, страхи, пищевые пристрастия?

– Он яиц не ест, а рыбу любит, – изрек Комбат. – И врачей не боится.

– Спасибо, учту, – Галя спокойно кивнула Рублеву, словно брать на себя заботу о незнакомых чужих детях было для нее делом привычным. Особенно на неопределенный срок.

– Героическая женщина, – заметил Комбат, – ни лишних вопросов, ни внешней тревоги.

– Настоящая, надежная и честная, – Подберезский сказал очень тепло и искренне. Он знал Галю с семи лет, никогда не был влюблен в нее, но всегда ей симпатизировал.

Пристроить Петьку было простым и решаемым делом, куда сложнее – найти его исчезнувшую маму и защитить их обоих от папы-экспериментатора. Никаких предположений не было ни у Рублева, ни у его товарища. Одно оба знали точно – если человек пропал не по своей воле, время работает против него.

– Айда ко мне, обмозгуем, – Комбат пытался найти любую зацепку для начала действий.

Пока ехали к Гале, он успел в общих чертах пересказать Андрею историю Алены Игоревны и услышать тот же комментарий, который и сам мысленно сформулировал: в цепочке не хватает звеньев. Не станет папаша покушаться на сына, если нет либо страшной мании, либо больших денег. Маньяка за пять лет умная и наблюдательная школьная учительница смогла бы раскусить. Но в ее рассказе Кирилл Зернов был скорее озабоченным, чем одержимым.

– А по мне, Боря, – Подберезский уже парковался во дворе у Рублева, – что одержимый, что озабоченный – все одно псих.

– Не скажи, – возразил Борис Иванович. – Озабоченного не уведешь с дорожки. Он планировать станет, пути к отступлению вычислять, выгоду просчитывать. С одержимыми проще – они, как верблюды во время гона, прут напролом, не замечая ни обстановки, ни опасностей. Одержимый обязательно прокалывается, озабоченный – не всегда.

Отпирая свою квартиру, Комбат вспомнил, что коробка с пирожными так и осталась в магазинной камере хранения, а ключ от нее – у него в кармане.

«Придется Серегу отправить, – решил Рублев, – иначе теракт заподозрят, людей напугают – это если бдительная администраторша. Если безалаберная – начнет забытая коробка благоухать через день-другой, покупателей отпугивать. Как ни крути, сначала надо «взвесить» ситуацию и план действий составить. Времени уже – почти полдень. Сын из школы вот-вот вернется, сразу побежит за забытыми сластями. Танюша, если с ним придет, составит компанию по пробежке. А нам с Андреем думать-придумывать, как искать пропавшую учительницу и где потом прятать».

– Боюсь, Борис Иванович, без Бахрушина нам не подступиться к этой истории. А с его помощью – проще простого. Фамилии главных действующих лиц мы знаем, но до досье сами не дотянемся. Полковнику ГРУ это нетрудно будет для нас устроить: пусть его ребятки подскажут, где именно работал такой стоматолог. А уж его коллег я лично возьму в разработку: мне с медсестрами всегда фартило.

– А как же Галя? Она разве медсестра?

– Галя, вообще-то, тоже школьная учительница, коллега пропавшей. Только она домоводство ведет у девочек – шить их учит, готовить, бюджет планировать. И глупостями, в отличие от меня, не занимается.

– Ты что-то упоминал о ее дружбе со «Стечкиным» и «Макаровым»? Умно, по-твоему, для учительницы домоводства?

– Так она с ними не от романтики подружилась, а от жизни в приграничном гарнизоне. В тир ко мне по старой памяти захаживает, навыков не теряет. Кто, Борис, войны не из книжек и не с экрана хлебнул, тот бронепоезд с запасного пути не уведет.

– Что есть, то есть, из песни слов не выкинешь – эту фразу Рублев произнес уже в сторону, прикрывая рот рукой, – он как раз дозвонился до своего высокопоставленного товарища и попросил о встрече. Зная, что по пустякам Борис Иванович беспокоить не станет, тот обещал быть у его подъезда в четырнадцать тридцать.

– Вряд ли у него будет больше пятнадцати минут, надо решить, что в рассказе Алены Игоревны было существенным, на что можно и нужно сделать акцент при поиске, – Комбат подошел к Сережиному письменному столу, который правильнее было бы назвать компьютерным, вынул из выдвижного ящика чистый лист бумаги и две ручки. Андрей с пониманием взял одну из них, а чистую страничку разорвал пополам.

– Каждый пускай прикинет свою версию, а потом обсудим и объединим. По-научному это брейн-ринг называется, когда с разных сторон к одной проблеме подкатываются.

– Да знаю я, – невесело улыбнулся Рублев, расправляя белый листок прямо на колене, – грамотный, и телевизор иногда включаю.

Несколько минут оба сосредоточенно складывали, вычитали, прилаживали друг к другу детали странной истории. Первым заговорил Комбат:

– Если предположить, что она говорила правду, то получается, что ее мальчик – завершающий этап эксперимента. Та несчастная собачка – далеко не единственный «тренировочный полигон», а ребенок с хорошими пластическими данными – не первая проба. Петя, как это называется… – Рублев сморщился, пытаясь вспомнить «выскочившее» за пределы памяти выражение.