– Выставочный экземпляр, – подсказал Андрюха.

– Вот-вот, только я хотел сказать «экспонат».

– Значит, надо узнать не только место работы Кирилла Зернова, но и следы других подопытных. Находил ли кто резаных собак и кошек, видел ли изуродованных деток. Людей он дома точно не оперировал, но и в подвале долгостроя такого не сделаешь. Пациенту, между прочим, анестезиолог нужен. Он обычно в паре с хирургом работает. Аппаратура должна быть специальная и для контроля состояния, и на случай реанимации.

– С медсестрами, парень, тебе точно фартило, не соврал, – пошутил Комбат, намекая на рассуждения Подберезского о стратегических и тактических деталях медицинского преступления.

В это время послышался звук поворачивающегося в замке ключа, вслед за ним голоса Сережи и Тани.

– Рановато, вы, ребятки, – строго заметил папаша. Прогуляли или «записки от родителей» друг для дружки написали?

– Зря вы, дядя Боря, – вступилась за обоих Танечка, – у нас информатику отменили – Аленка заболела неожиданно, замену найти не успели. А у Сережи спецподготовка, так ему уйти разрешили, потому что он лучше всех стреляет и все нормативы давно сдал.

– Я же тебе говорил, отец, вспоминай… – сын оправдывался спокойно, не пряча глаз.

– Ладно, молодежь, для вас дело есть неотложное, выручайте. Вот ключ, надо забрать в камере хранения одну сладкую коробочку. Я ее там забыл часа полтора назад.

– Случилось что-то, папа? – лицо Сергея из добродушного стало озабоченным. Он слишком хорошо знал своего родителя, чтобы допустить, что тот забыл одну покупку, отвлекшись на другую.

– Ничего особенного, – твердо заявил Рублев. Такой тон, Сережа это точно знал, означает, что комментариев пока не предвидится.

Танюша аккуратно разместила на тумбочке пакет со знакомым Комбату зайцем, бережно вынула из него маленький букет бледно-фиолетовых цикламенов.

– Вы мои цветы в водичку пока поставьте, низкая вазочка найдется? Если нет – обычный стаканчик подойдет.

Комбат принял из детских рук странные нежные цветы на коротких ножках. Как непохож был этот букетик на тот, который он выбрал бы для Алены. Этот – робкий, наивный, абсолютно мальчишеский. Он бы дарил яркий, откровенный, подчеркивающий его мужественность и ее женственность. Это были бы розы, только розы.

Дети вернулись быстро, не прошло и получаса. Увидев, что старшие молча дымят под кухонной вытяжкой, Таня уверенно отправилась на кухню. Специальной вазы для пирожных в доме не было, и девочка ловко разместила их в обычной глубокой тарелке. Выставила на стол четыре комплекта чашек с блюдцами, под каждый положила цветастую салфетку, сбоку – чайную ложечку. На середину – сахарницу и заварник.

– Заварите, дядя Боря? – она сняла с полки пачку хорошего листового чая.

– Давай уж сама, ты мой вкус знаешь.

Рублев с удовольствием наблюдал за маленькой хозяйкой. Между затейливыми емкостями она ловко пристроила хрустальный стакан со своим подарочным букетом, критически оценила композицию и задала вопрос «в никуда»:

– Может, мужчины, вам и рюмочки пригодятся? В холодильнике водка имеется и лимончик. Сыр тоже есть – пойдет на закуску.

– Ну и невестка у тебя, Борис! – Андрей не впервые видел Сережкину пассию (парень приводил ее в тир), но никогда не замечал в ней маленькой женщины.

Сергей, как ни странно, не зарделся и не отвернулся, только кивнул. Он не помогал своей подружке хозяйничать, зато успел почистить и покрыть жирным кремом ее смешные полудетские сапожки, украшенные листочками и ягодками.

– Садитесь уже, я пока яичницу на всех сделаю. Сереж, тебе глазунью или взбить? А вам, мужчины?

Матерые холостяки пожали плечами, для них ситуация была слишком неожиданной и неоднозначной. Дитя тринадцати лет от роду спокойно и уверенно распоряжалось рублевскими рюмками-тарелками, сыром и водкой. И взрослым это, похоже, нравилось, казалось уместным. Андрей присел на край табуретки. Он вдруг остро почувствовал, как скоротечна и предсказуема жизнь. Если дети рождаются, растут, значит, кто-то, пришедший в мир раньше их, стареет и уходит. Все это знают о других, но с трудом примеряют на себя. Девочка, годящаяся ему в дочери, умело управляется с хозяйством, на равных садится к столу, берет на себя ответственность за коллективный обед или ужин. Не одна она, наверно, такая. Галя спокойно перепоручила Петьку своей дочери, пока уточняла, как с ним себя вести. Взрослые дети – пожилые родители. Пожйлые, – Подберезский переставил ударение на «жи». Да, пожили они с Комбатом немало, а уж пережили – на сотню обывателей с лихвой хватит. Вот только главного – потомства, последователей себя, своей крови – не нажили. Комбат если не биологию, то хотя бы психологию свою продолжил – Сережку растит. А он? Какой след оставит?

– К столу, к столу, времени у нас немного, – Рублев отвлек товарища от философствований. – Я водку отменил, не обессудь, – на случай, если ехать придется. Так что яичница с тертым сыром и маслинами на первое, чай с пирожными на второе.

Танечка ела мало, поклевывая из тарелки, как воробышек, хлеба вообще не взяла.

– Родители-то дома? – поинтересовался Рублев у девочки. Делал он это больше из вежливости, чем из любопытства.

– В Китае, послезавтра чартером прилетят. Завтра отпустите Сережу ко мне после занятий, он уборку поможет сделать?

– Когда я его не отпускал? Ваше дело детское – перед родителями отчет держать по всем вопросам.

Сережка обмакнул кусок хлеба в яичный желток и только промычал нечто выражающее согласие с высказыванием отца.

– Жалко, информатику отменили, – чувствуя, что оживления за столом не прибавляется, Танюша старалась вести беседу.

– Между прочим, – Сергей наконец покончил с глазуньей и тянулся за эклером, – говорят, она вообще уволилась.

Таня чуть не подавилась слоеной трубочкой с кремом.

– Кто говорит? Завуч четко объявила – заболела. Я не ослышалась. Можно Надьке позвонить, переспросить!

– Вас специально дезинформировали, мне Белкин по секрету рассказал. Когда в ее десятом честно признались, у одной девочки сердечный приступ был. Или не приступ – истерика, а может, припадок. Короче, «скорую» вызывали, домой звонили. Поэтому решили сообщать плохие вести аккуратно – Аленку ведь любили все. Белкину можно верить – его старшая сестра в приемной директора секретаршей сидит. Кстати, я даже знаю, кто в обморок падал, – миллионерка.

– Это та, которой пиццу носят из ресторана?

– Точно, дочка спонсора, Ира Волошко.

Рублев с Подберезским переглянулись. Трудно сейчас решать, но возможно, что этот трогательный факт станет одним из звеньев в цепочке, ведущей к Алене Игоревне.

В четырнадцать двадцать пять Комбат спустился к подъезду. Еще через три минуты невдалеке от него припарковался грязно-зеленый «жигуленок»-девятка. Из облезлого авто вышел водитель – крепко сложенный мужчина в поношенном джинсовом костюме. Опытный глаз легко заметил бы под утепленным джутом оружие. Водитель быстро огляделся и стал, прижавшись спиной к своему неприметному средству передвижения.

Ровно в четырнадцать тридцать Комбат приблизился к телохранителю и произнес свою фамилию. Тот вежливо кивнул, отступил в сторону и позволил гостю сесть в салон.

Мужчины деловито пожали друг другу крепкие ладони. Леонид Васильевич удовлетворенно похлопал бывшего коллегу по плечу – дескать, не берет тебя, братец, ни время, ни болезни. Рублев, наоборот, постарался не выказать откровенной тревоги за здоровье товарища полковника – тот был бледен, над глазами нависли мешки, а руки покрылись мелкими пигментными пятнами, раньше не бросающимися в глаза.

– Выкладывай, Боря, мало времени. Да не гляди так браво – знаю, не орлом смотрюсь и не соколом. Привыкай – кабинетная жизнь для мужчины, как девственность на сороковом году. Не прибавляет ни красы, ни здоровья.

Рублев промолчал – не стоит оправдывать вялое состояние тела состоянием духа и приводить нелепые сравнения. Здоровый образ жизни – привычка, ее не купишь за деньги, не привьешь взмахом волшебной палочки. Девственность тут ни при чем – ив монастырях есть подтянутые, спортивные невесты. Равно как и рыхлые, медленно шевелящиеся матушки.