До семи лет Ира жила у бабушки в деревне Ельники. Ирочка водилась в основном с соседскими мальчишками – играла в «кича», в догонялки, футболила мяч по пустырю. Иногда ее брали за грибами или на рыбалку – она не мешала, спокойно брела рядом с кем-нибудь, не замечая ни подосиновиков, ни поклевки. Иной раз Петька или Гришка задерживались у густого куста, расстегивали или приспускали штаны, расставляли ноги пошире и звонко поливали листья, ветки, траву пахучими струями. Ире тоже хотелось попробовать так, но бабушка объяснила, что ей полагается присаживаться «на корточки», потому что она все-таки девочка. К счастью, проследить, как внучка писает, бабушка не удосужилась – не бегать же с пятилетней кобылицей в нужник. Зато мальчишки от души хохотали, когда она, подняв на пузе футболку и опустив джинсы до колен, ловко направляла струйку на листья лопуха.

– В платье половчей получится, а то под конец все равно намочишь колошины, – советовали пацаны.

И она тренировалась над зловонной прорубью в крепком полу «куриного домика» на задворках. Если сильно потерпеть и потом быстро раздеться – получалось почти как у Петьки. А ноги помыть нетрудно, хуже, если носки или гольфы замочишь. Незаметно взять у бабки мыло и так же тайно вернуть его на место было непросто. Но и здесь она справлялась.

Обидно, что с наступлением осени «тренировки» приходилось прекращать – застирывать и сушить колготки было слишком заметно, а ходить в мокрых – неприятно. Так что зимой она, как и бабушка, пользовалась ведром и для крупных, и для мелких делишек. Между прочим, старушка утверждала, что и Петька с Гришкой так делают, и даже взрослые дяденьки.

Переезжать из деревни в Москву Ирочка не хотела. В школе ей не понравилось. Во-первых, все дети, кроме нее, декламировали стихи, пели песни, умели лепить и рисовать. Некоторые даже знали буквы и могли читать.

Учительница не ругала отстающих, но мама вечно была недовольна. Тогда-то впервые Ира узнала, что она – безотцовщина. Спросила у учительницы, но та успокоила ее: «безотцовщин» в классе целых пять, а к концу выпуска станет шесть или семь.

– Откуда вы знаете? – грустно поинтересовалась угловатая, коротко стриженная Ирочка.

– Из опыта работы, – так же грустно ответила не очень женственная, с мужской прической учительница. А про себя добавила, что и сама она, и ее сынок – тоже полусироты.

– А я умею писать, как мальчик, стоя! – похвасталась неуспешная ученица, чтобы добавить уверенности и себе, и собеседнице. – А вы?

– Как мальчик? – учительница прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Ее восьмилетний сын как раз плохо это умел и совсем не желал учиться.

– Нет, как мальчик, то есть как дядя, я не могу, только как тетенька. И ты уже переучивайся, пора. Начинай отращивать косички, ногти покрась, если хочешь…

В младших классах Ире повезло – ей досталась очень добрая и умная наставница, почти реабилитировавшая ее после оголтелой деревенской вольницы. Хорошо бы, не только Ирочка, но и мама прислушалась к советам педагога…

С мамой Ире было скучно. Они редко беседовали, никуда не ходили вместе, кроме магазинов и поликлиники. Если бы не одноклассники, учебники и телевизор, девочка бы не знала, что бывает кино, зоопарк, музыкальные школы и спортивные секции. В их маленькой семье заботились только о еде, здоровье, деньгах. Даже к бабушке мама ездила, исключительно чтобы взять что-то с огорода, помочь продать излишки урожая, подремонтировать ветшающий дом. Ближайшие родственники практически не разговаривали между собой, не скучали, не испытывали тревог и волнений. Они жили, как живут птицы или пчелы, – трудились, чтобы питаться, питались, чтобы трудиться. Сравнение с птицами и пчелами Ира не сама придумала – его подсказала одна красивая девочка из их класса, живущая с ней на одной лестничной площадке. В самом начале первого школьного года эта девочка два раза приходила к ней в гости, просто так, поиграть. У нее были с собой сухари в мешочке и разрезанное пополам яблоко. Яблоко тогда Ира съела целиком и очень удивилась, что соседка обиделась. Теперь-то она знала, что надо было взять только одну из двух половинок. Знала, но все равно не очень понимала почему.

В восьмом классе жизнь Иры Волошко круто изменилась. Во-первых, в школу пришла работать Она – Алена Игоревна. Такие красивые, добрые и умные женщины до этого встречались только в кино. А эта – живая, настоящая – стала их классным руководителем. Она подолгу разговаривала со всеми учениками и с ней проговорила целый час. Весь этот час у Иры ком стоял в горле. От старшей собеседницы так вкусно пахло, что вдыхать хотелось бесконечно. А руки – какие это были руки! Тонкие пальцы, узкие ногти, ни одного заусенца или трещинки. Во время беседы эти руки ласково трогали компьютерные кнопки, занося в специальный виртуальный журнал Ирочкины особые приметы. Да-да, особые, то есть отличительные, индивидуальные, только про нее и ни про кого больше. Оказалось, что отсутствие папы – особенность, неналичие подруг в классе и вне его – тоже. И безразличная занятая мама, и очень похожая на нее, только во всем деревенская бабушка. Даже мальчишки, Петька и Гришка, с которыми она виделась каждое лето, но зимой никогда не переписывалась, не общалась в «аське», не знала номеров телефонов. И то, что в классе были мальчики, с которыми она за много лет учебы не обмолвилась и словом. Девочки такие, кстати, тоже были… Красивая учительница целый рассказ про нее «настучала» в свой маленький компьютер. Потом дискотеку придумала провести и даже Ирочкиной маме звонила, чтобы обязательно дочку отправила на общеклассное мероприятие. Мама сильно удивилась звонку – разве она запрещает? Пусть идет дочка, если хочет. Обычно Ира не хотела – ей было лень: скучно и неинтересно. Но в этот раз пошла и весь вечер просидела рядом с классной, вдыхая ее духи и слушая голос. Неразвитое сознание восьмиклассницы Волошко сделало первое в жизни яркое открытие – один человек может быть небезразличен другому не только потому, что кормит или одевает, а просто так. Девочка не была знакома с такими тонкими понятиями, как привязанность, обаяние, искренность. В четырнадцать лет она познала их сразу, стихийно и сильно, на фоне просыпающихся гормональных всплесков. Учительница стала ее кумиром и фетишем одновременно. Ей хотелось так же пахнуть, выглядеть, говорить. Невольно, подсознательно она копировала тембр ее голоса, походку, жесты. Некоторые внимательные одноклассницы сразу заметили метаморфозы, случившиеся с заурядной безликой Ирой Волошко. И, будь они обусловлены желанием понравиться мальчишке из класса или двора, могла бы Ирочка быть бита. Но «виновника» ее чудесного преображения вычислить не удалось, поэтому ни одного синяка или тычка она не получила. Зато стала получать очень приличные отметки, сначала по информатике, потом и по другим предметам. Стабильная «троечница» за полгода переродилась в обнадеживающую «хорошистку». Учебники перестали казаться ей материалом для растопки бабушкиной печки: они стали источником общения с Ней, Аленой Игоревной.

А в конце восьмого класса с Ирой случилось второе чудо – в ее жизни появился папа. Он, в отличие от любимой Алены, не стал ни эмоциональным потрясением, ни объектом для подражания. Дочка даже удивилась не очень сильно, когда однажды вечером за ужином мама объявила:

– Батя твой звонил, зайти хочет.

От бабушки Ира знала, что папа у нее был, «да весь вышел», то есть уехал работать на Север и денег не присылал. А мама не просила, ей своих хватало. Ирочка никогда не страдала от его отсутствия, не интересовалась, как он выглядел, что любил, чем занимался. Ей не было любопытно, почему папа сошелся с мамой, почему расстался. Она вообще о нем не думала. Даже то, что ее фамилия не совпадает с маминой и бабушкиной, казалось обычным делом, не вызывающим кривотолков.

– И что мне с ним делать, про что говорить? – Ира просила совета скорее по привычке, чем искренне. Сценарий «дежурных» бесед прочно сидел в ее голове, навязанный сериалами. Надо спросить о здоровье, о работе, о повседневных привычках. Курит ли? Читает ли газеты? Какие передачи обычно смотрит?