Вопрос: А где у нас были такие специалисты? Которые могли что-то написать?
Ответ: да где угодно, на любой кафедре зоологии беспозвоночных при Университетах, в Институтах защиты растений, в Институтах зоологии и пр.
Вопрос второй: А если бы проводились ПРАКТИЧЕСКИЕ исследования Чужой Саранчи, то где в бывшем Советском Союзе существовал подходящий высоконаучный специализированный центр, где были необходимые специалисты, приборы и условия для хранения материалов? И, главное, какой научный центр мог обеспечить достаточный уровень секретности исследований? Возможно, какой-то ящик?
Я заподозрил, что здесь не обошлось без специалистов Института эволюционной физиологии и биохимии им. И. М. Сеченова РАН в Питере (Ленинграде). Об уровне секретности тамошних работ мне как-то поведал коллега на одном из криптозоологических форумов. Когда-то он там делал курсовую или дипломную работу.
По словам этого зоолога, получить литературу в библиотеке было чрезвычайно сложно. Требовалась куча подписей и печатей на бумажке, без которой ты букашка. Хотя, казалось бы, что скрывать, не новейшие же разработки ракетной техники? Я долго ломал над этим голову и пытался выяснить, что же происходило в Институте сразу после 1965 г.
Созданный на базе небольшой лаборатории эволюционной физиологии под руководством акад. Орбели, Институт проводил изучение онто- и филогенетического развития функций животных организмов и имел в своем составе всего 9 лабораторий. Интересно, что в 1967 году (вскоре после обнаружения Чужих) Институт получил дополнительное финансирование, новый корпус, что дало возможность "значительно расширить фронт работ". А обусловлено это было "новыми задачами" (!) Института.
Тогда же лабораторию нейрофизиологии беспозвоночных возглавил Акад. Владимир Леонидович Свидерский, а с 1981г. он стал директором Института, сменив на этом посту акад. Крепса. Заметим, между прочим, что, как правило, возглавляют найчные учреждения те, кто ведет наиболее приоритетное направление и получает наибольшее финансирование. Благодаря новым "актуальностям" Институт разросся, добавились лаборатории, прибыло народу. Вместо 9-ти исходных лабораторий в состав Института к 2000 году входило уже около тридцати. При этом лаборатория Свидерского и группа функциональной биохимии профессора Розенгарта занимаются исключительно беспозвоночными. О важности их трудов, по-видимому, свидетельствуют и награды: в 90-х годах академик Свидерский получил Государственную Преми. и орден "Знак почета"...
Согласно открытому резюме, в отделе Свидерского исследовали организацию мозга, сенсорных и двигательных систем, висцеральных систем, а также механизмы поведения (насекомых!?). Как будто у нас не существовало самых различных институтов биохимии, физиологии, зоологии Большой и множества Малых Академий Наук, как будто не было огромного количества институтов Академии Медицинских Наук, сельхоз институтов, ветеринарных, защиты растений и проч. проч. Нет, зачем-то надо было создавать и финансировать совершенно отдельную организацию, "ящик", для каких-то специфических исследований, с режимными порядками и непрозрачной библиотекой. Вот названия только некоторых работ: "Насекомые и позвоночные: аналогичные структуры в высших интегративных центрах головного мозга" (Свидерский В.Л., Плотникова С.И. // Журн.эвол.биохим. и физиол. 2002. Т.38. N 5. С.492-501); "Роль центральных и периферических механизмов в контроле возбудимости сегментарных моторных центров у насекомых" (Горелкин В.С., Северина И.Ю. // Журн.эвол.биохим. и физиол. 2004. Т.40. N 6. 508-516).
Для чего так подробно изучались пути восприятия сенсорных стимулов, сложных процессов опознавания и ориентации, роли экстеро- и проприорецепции в управлении локомоцией? Конечно, вам доложат, что "Результаты фундаментальных исследований дали толчок серии разработок методов борьбы с вредителями сельскохозяйственных культур и способов управления поведением насекомых". Задача, конечно, благородная и нужная. Возможно, "Изучение водно-солевого обмена и деятельности почки беспозвоночных" было важным. Однако все это выглядит странно: на фоне высокого уровня болезней почек и количества неизлечимых больных, отсутствия врачей и лечебной аппаратуры кто-то финансировал изучение этой функции у саранчи и клопов! И подозреваю, что научные сотрудники, после закрытия проекта "Чужие", еще долго "доили" это направление, доказывая нужность и важность этих исследований и свою собственную незаменимость. Среди прочего есть даже и такие экстравагантности: "Изменение активности локомоторных центров саранчи Locusta migratoria под действием повышенной гравитации" (Горелкин В.С., Северина И.Ю., Кузнецова Т.В. // Журн.эвол. биохим. и физиол. 2001. Т.37. N 4. С.286-289. Интересно, какого черта надо было крутить на центрифуге бедную тривиальную саранчу? Для каких таких целей? Чтобы запустить в космос? Или изучить возможности организма Чужой Саранчи в адаптации к космическому полету?
Институт издает собственный научный журнал, и тоже - с 1965г.! Впрочем, вряд ли стоит ожидать, что материалы изучения Чужих могли бы появиться в открытой печати. Более того, при такой закрытости и режимности, сотрудники других подразделений Института могли даже не догадываться об исследованиях странных тварей. Знать что-то могли только непосредственные исполнители. Возможно, автора текста можно было бы вычислить, проведя лингвистический анализ статей сотрудников Института Сеченова?
СТРАННЫЕ АРТЕФАКТЫ и ПОДЗЕМНЫЙ МИР
Вспомнися Крисмас (Рождество) 2004 г., когда мы с Беллой гостили у ее друзей в Торонто. Нас уложили в комфортабельной комнате. Окна были закрыты, полы отапливались. А я, не разобравшись, как открывается окно, постеснялся кого-либо будить среди ночи. Белле было все нипочем, а я заснул только под утро. Сон этот долго хранился у меня в памяти, хотя обычно я сны забываю быстрее, чем поднимаю голову с подушки.
...В моем больном сне я иду по берегу моря один, с одной стороны - невысокий обрыв к песчаному пляжу, с другой - бескрайняя степь. Я даже ясно вижу траву под ногами, немного пожелтевшую от жары. Взглянув на море, вдруг замечаю, что где-то оттуда, со стороны линии горизонта движется огромный водный вал. Оглядываюсь, куда же бежать?
