Однако «тише» в его случае означало слушать вконец замучившее его сестрино треньканье, поэтому пришлось самому спасаться наушниками, а это было уже не так весело, к тому же более или менее сносно решало только одну проблему, потому что была и вторая – кроме звука самих гамм и этюдов, Рому раздражало, что к музыкальным занятиям дочки родители относятся с большим пристрастием. Отчим так и вовсе был уверен, что Анечка вырастет и обязательно пойдет по музыкальной части.

– С таким-то талантом… – трепался он направо и налево.

Никакого особого таланта у младшей сестры Рома не замечал, а когда он сам объявил, что хочет серьезно заниматься автогонками, реакция отчима и в особенности мамы оказалась резко отрицательной – даже объяснить отказ не пожелали, просто сказали: нет. Именно из-за этого гаммы начали раздражать еще больше – в иные моменты Рома был готов взять из кладовки молоток потяжелее и разбить это чертово пианино на тысячу кусков, но остатками разума он понимал, что так делать нельзя. Вот было бы оно электронное – вылил стакан воды куда надо, и все дела.

Та-та-та-та-та-та-та-та… та-та-та-та-та-та-та-та… сволочь ты мелкая… Рома встал с кресла, подошел к стене и несколько раз сильно стукнул в нее кулаком. Гаммы на мгновение стихли, послышался ответный стук, после чего фортепьянные трели зазвучали с новой силой.

«Издевается…» – вздохнул Рома и взял со стола спасительные наушники. Нет, все это безнадежно, хоть стены проломи, все останется так, как есть: Анька будет долбить по клавишам, отчим продолжит устраивать ему сцены, называя пасынка бездарью и лоботрясом, а мама… Мама, хоть и встает на его сторону во время таких сцен, особо ничего изменить не может. Просто мама, она такая… Когда отчим орет на Рому, защищает сына, а если Рома, кипя от негодования и обиды, жалуется ей, что отчим относится к нему несправедливо, встает на защиту мужа.

Рома воткнул штекер наушников в телефон, включил первый попавшийся в плейлисте трек подошел к окну и настежь открыл одну из створок. С улицы в комнату ворвался влажный холодный воздух, и через несколько глубоких вдохов и выдохов Роме стало немного лучше, хотя голова все еще гудела, и не только из-за полученной затрещины – это было сильно, но не так уж страшно, – но еще из-за того, что после удара он неудачно упал назад и ударился головой о холодильник.

«…а здорово гад врезал…» – подумал в который уже раз Рома и ощупал растущую на затылке шишку. В наушниках на секунду наступила тишина, и он расслышал тихий стук в дверь.

А-а-а, ну вот и мама, что-то она сегодня задержалась. Обычно приходит куда быстрее.

(Сразу после ссоры, когда Рома поднимался по лестнице в свою комнату отчим с драматическими интонациями в голосе взывал к жене: «Светлана, сделай что-нибудь со своим сыном…»)

Пришла, значит, что-нибудь с ним сделать. Ну, давай, хотя вряд ли у тебя сегодня что-либо получится… Раньше думать надо было.

– Что? – вызывающе спросил Рома. Музыку он выключил, демонстративно оставив наушники в ушах.

– Открой, пожалуйста, – раздался из коридора голос мамы. Рома прикрыл окно, подошел к двери, щелкнул замком и встал возле письменного стола. Мама с печальным лицом вошла в его комнату и по привычке огляделась по сторонам.

– Какой же у тебя здесь беспорядок… – покачала она головой, на секунду забыв, что говорить пришла совсем о другом, – как ты в этом живешь?

– Кому-то мешает? – голос Ромы звучал громко и по-прежнему вызывающе. Пусть и придурок на первом этаже тоже услышит, как мама терпит здесь фиаско.

Светлана решила не обращать внимания на интонации сына, чтобы не вызвать рецидива.

– Раньше у тебя так не было… – сказала она. – Голова болит?

– Нет, – Рома присел к письменному столу и равнодушно смотрел на маму.

– Давай все-таки съездим в травмпункт, – предложила Светлана миролюбивым тоном. – Травма головы может быть серьезней, чем кажется.

– Да все у меня в порядке, – процедил Рома, ожидая, когда мама начнет говорить о важности семейных ценностей и прочей ерунде, от которой у Ромы в последнее время стало сводить скулы. – Вы лучше холодильник свой проверьте… – с усмешкой добавил он.

Светлана вздохнула и покачала головой. Она видела, что на контакт сын идти не хочет, но сдаваться не собиралась.

– Ты сделал уроки?

– Нет еще… сделаю… позже… – Рома заговорил емко, словно расстреливая маму короткими и безразличными репликами.

– Я за тебя волнуюсь… Тебе осталось учиться совсем немного, но с таким отношением к занятиям ты не сможешь поступить в нормальный институт, – Светлана в стотысячный раз повторила фразу, которую говорила Роме практически каждый день с тех пор, как тот с тройками по всем основным предметам закончил девятый класс. Обычно Рома отвечал однотипно: «Не переживай, мама, как-нибудь поступлю…», однако сегодня он ответил иначе:

– А кто тебе сказал, что я вообще хочу куда-то поступать? – голос Ромы продолжал звучать вызывающе, а смотрел он на маму, подняв голову кверху, свысока. (В последнее время это была его любимая поза во время семейных «душеспасительных» разговоров.)

– А что же ты собираешься делать? – после небольшой паузы спросила Светлана, совсем не ожидавшая ни подобного ответа, ни грубых интонаций. Рома скривил губы и еще раз усмехнулся. Потом он кинул на стол наушники, сел в кресло, повернулся к маме спиной и наугад раскрыв учебник по литературе, сделав вид, что внимательно его читает. Светлана, немного подождав, повторила вопрос.

– В армию уйду, – не оборачиваясь сообщил ей Рома, – и вы наконец-то избавитесь от моего присутствия. А потом… я куда-нибудь уеду и больше никогда… – его голос зазвучал громче, он развернул кресло на сто восемьдесят градусов, оторвался от учебника и уставился маме прямо в глаза, – слышишь, никогда не увижу ни тебя, ни твоего идиота мужа… Потому что вы оба меня достали. Я буду жить так, как хочу, и в моей жизни ни ему, ни тебе места не будет.

этоЭти реплики Рома придумал заранее, выучил наизусть и даже отрепетировал, но до сих пор не было по-настоящему подходящего случая применить их в деле. Рома хорошо понимал, что его мама, как и любая другая мама, переживает за будущее своих детей, и был уверен, что такой ответ гарантированно причинит ей боль. И вообще, время сжечь мосты наконец-то наступило – слишком уж остро он ненавидел отчима, и чувство это распространялось также и на маму и даже на младшую сестру.

– Почему ты так говоришь? – мягко и спокойно, глядя на сына, спросила Светлана. Она очень хотела сказать что-нибудь важное, но слова вдруг закончились, а на глазах выступили слезы. Она опустила голову. У Ромы при виде плачущей мамы защемило сердце, и на какой-то момент стало нестерпимо больно от мысли, что он нехорошо с ней поступает, он чувствовал, что хоть его удар и достиг цели, делать так нельзя – мама единственный человек, кто еще хоть что-то для него значит, и если он сейчас встанет, обнимет ее, скажет что-то хорошее, мама перестанет плакать и все образуется.

Да, раньше он так бы и поступил. Но сейчас он этого не сделает…

Рома поднялся из кресла, небрежно бросил учебник на стол, снова подошел к окну и нетерпеливо забарабанил пальцами по оконному стеклу.

– Рома! – услышал он голос мамы. – Ох, Рома, что же с тобой происходит…

Она сделала шаг вперед, Рома увидел ее отражение в оконном стекле, желание обнять маму стало еще более сильным, и теперь он изо всех сил давил в себе это желание – если сейчас дать волю чувствам, совершить задуманное будет гораздо сложнее.

– Мне надо приготовить уроки на завтра, а ты мне мешаешь, – совсем уж ледяным голосом произнес Рома, – и оставьте вы все меня в покое… Надоели уже со своим лицемерием и демагогией. И еще… – Рома снова повернулся к маме и посмотрел ей прямо в глаза. «Откуда в нем столько ненависти?» – ужаснулась в этот момент Светлана. Рома подождал несколько секунд и выдал маме последнюю из придуманных им реплик:

– У тебя своя семья, ей и занимайся. А ко мне больше не лезь. Понятно?