- Каков радиус... э-э... - Бретт похлопал себя по затылку. - Как далеко я могу почувствовать имаго?

  - В пределах одного городского квартала. Обычно этого достаточно, чтобы прибыть на место и поспеть к самому концу трапезы, после чего со спокойной душой отправить имаго в иной мир... Кстати, колесить только по городу не обязательно, мы вольны поехать куда угодно. Ты же не думаешь, что имаго окучивают лишь многолюдные мегаполисы? Уверяю тебя, бездомных бродяг, пьянчужек и припозднившихся торчков и в провинции навалом. А в нашу, так сказать, юрисдикцию входит территория всей страны.

  В последующие дни и недели они так и делали - не ограничивались одним лишь Нью-Йорком, а выезжали за его пределы и колесили по всему атлантическому побережью от Огасты до Ричмонда. Руфус Донахью был совершенно прав: имаго попадались везде. Это происходило не каждую ночь, но тем не менее происходило. В офисе агенты практически не появлялись. Поначалу это немного смущало Бретта.

  - Разве мы не должны ежедневно отчитываться перед директором Окли? - спросил он однажды.

  - А я отчитываюсь. - Руфус Донахью открыл бардачок и продемонстрировал электоронный планшет. - Для чего, по-твоему, изобрели электронную почту?

  Многолетний опыт в "Дельте" помог Бретту довольно быстро приноровиться к отстрелу имаго. Задача действительно была несложной. Рассчитывая на человеческую слепоту, имаго совершенно не таились. Не было необходимости в многомесячной предварительной разведке и сборе данных, не было нужды проникать в укреплённое убежище с несколькими контурами защиты, в обеспечении надёжного прикрытия и т.д. Затылок начинал пульсировать, Бретт определял направление, в котором чувствовался имаго, спокойно подходил, дожидался конца трапезы и стрелял из излучателя Теслы.

  Всякий раз нажимая на спуск, он мысленно представлял кузена Терри, падающего замертво, и когда имаго издавал свой предсмертный крик, по телу Бретта разливалось блаженное тепло от чувства удовлетворённости: ещё одна тварь мертва и отправлена в ад - или куда там отправляются имаго после смерти.

  Чтобы время в машине летело быстрее и с пользой, Бретт рассказывал наставнику о различных случаях из своей богатой событиями и впечатлениями карьеры, а старший агент Донахью в ответ выкладывал всё, что знал, о работе отдела или о его истории, о феномене имаго и о многом другом.

  - Середина девятнадцатого столетия, друг мой, была весьма неспокойным временем в Европе, - говорил он. - Одна за другой по ней прокатывались войны и революции, в которые с каждым разом вовлекалось всё больше и больше людей. Развивалось и совершенствовалось оружие. А это значит, что росло и количество потенциальных кандидатов на "травму прозрения".

  Скорее всего подобные травмы люди время от времени наносили друг другу ещё с первобытных пор, чисто случайно, и тогда же впервые начали видеть имаго. Возможно по этой причине мифы всех народов наполнены чудовищами и демоническими созданиями.

  Долгое время такие случаи были единичными и очень-очень редкими. Не в силах понять, что с ними происходит, несчастные бродили по городам и весям, думая, что их покарали боги и обрекли на муки воочию лицезреть исчадий ада. Люди слушали их рассказы и ужасались. Кто-то считал их сумасшедшими или одержимыми, а кто-то поддавался панике и сам становился сумасшедшим и одержимым. А если учитывать, что жизнь до середины двадцатого столетия была не слишком-то сладкой, даже в Европе, можно себе представить, какую озлобленность вызывали у обывателей рассказы о ещё одной напасти - словно и так было мало напастей. Поэтому несчастных иногда линчевали самостоятельно, а иногда доносили на них куда следует. Презумпции невиновности в те далёкие времена не существовало, если ты не был заодно с демонами, тебе следовало это доказать, нередко под пытками. Мышление же какого-нибудь среднестатистического инквизитора было довольно примитивным: раз ты воочию видишь демонов там, где никто другой их не видит и после этого бесследно пропадают люди, значит ты с демонами заодно.

  Впервые исследованием данного феномена на чисто научной основе занялись во второй половине девятнадцатого века, в ходе Франко-прусской войны и после неё. Несколько тогдашних врачей, анатомов, физиологов, невропатологов и психиатров столкнулось в своей практике с людьми, получившими в боях определённые повреждения зрительной коры и сообщавшими о том, что после выздоровления видят чертовщину. Среди наиболее известных светил того времени можно назвать Йозефа Галля, Иоганна Шпурцхайма, Пьера Флуранса, Поля Брока, Джона Хьюлингза Джексона, Густава Теодора Фрига, Эдуарда Гитцига, Давида Ферриера, Уильяма Джеймса, Эдуарда Альберта Шарни-Шефера, Соломона Эберхарда Геншена и Рихарда Крафт-Эбинга. Все эти учёные хотя бы единожды наблюдали пациентов с "травмой прозрения", а кое-кто и не единожды.

  После Русско-японской войны с данным феноменом столкнулся японский учёный Тацудзи Иноюэ, а после Первой мировой мои соотечественники Гордон Холмс и Уильям Тиндел Листер и немец Оскар Фогт. В тридцатых годах с феноменом "травмы прозрения" познакомились русские учёные Филимонов и Кононова и ещё один русский, Зворыкин, работал над ним вплоть до конца ХХ-го века.

  В официальных биографиях этих людей, разумеется, нет ни слова о феномене имаго. Но они им занимались, ещё как! Изучали затылочную кору очевидцев, их поведение после ранения. Помимо этого они выполняли и другую научную работу - чтобы писать статьи и книги и не выпадать из научного сообщества, - но помимо этого их всех занимал феномен имаго, о чём они тоже делали записи, только эти записи никто не видел, кроме весьма узкого круга лиц. Когда стало ясно, что имаго не вымысел душевнобольных, все записи учёных по этой проблеме изъяли и засекретили.

  Наблюдаемые пациенты, определённо точно не имевшие возможности сговориться друг с другом, утверждали одно и то же - что видят ночных монстров, пожирающих людей. Всех их объединяли похожие травмы затылочной коры. Оставалось лишь выяснить, галлюцинации они видят или же нет. Формально ни один случай подтверждён не был, потому что полицейские не находили на указанных местах крови или каких-либо человеческих останков.

  Таким образом учёные встали перед дилеммой: либо объявить всех очевидцев умалишёнными, запереть их в дурдоме и забыть, либо разобраться, почему именно такие травмы приводят именно к таким видениям. К чести перечисленных учёных нужно сказать, что они были гуманистами и никого не заперли в психушке, потому что за исключением монструозных видений их пациенты были вполне нормальными, адекватными людьми, не буйствовали и вели себя вполне здраво.

  Дальнейшая история напоминает лихо закрученный триллер. Будущий 26-й пре-зидент США Теодор Рузвельт, служивший до этого в полиции, а затем воевавший в испано-американской войне на Кубе, лично знал человека, получившего "травму прозрения". Этот человек уверял Тедди в существовании ночных монстров, брезговавших трупами, но предпочитавших живых ещё людей.