— За что?

— За всё, — ответила она и хитро улыбнулась, давая понять, что сильно меня любит и очень гордится мной.

Когда мы подлетали к Городу Ангелов, я думал над песней, которую нас могут попросить исполнить на церемонии вручения «Грэмми». Если, а лучше говорить когда, мы получим заветную статуэтку или статуэтки. Мне пришла в голову идея спеть песню группы Crystal Fighters под названием «L.A. Calling». А что, очень жизнерадостная и весёлая песня про любовь в стиле хиппи, чьё движение в США оставалось популярным не только внутри страны, но и в Европе, а также в СССР. Правда, в Союзе это движение не особо приветствовалось властями, но я это дело немного исправлю. Кто отвечает на Родине за эстраду: я или не я? Так что будем хипповать. Да и в самой песне пелось про Лос-Анджелес, что будет доброжелательно воспринято жителями этого города.

Я взял лист бумаги из сумки и стал записывать слова. Все уже знали, что я что-то опять пишу и меня не беспокоили. Солнышко положила мне голову на плечо и внимательно смотрела на то, что я записываю. Строчки ложились ровными рядами на белую поверхность листа и я стал тихонько напевать мелодию, скорее для Солнышка, чем для себя. Закончив писать, я вывел наверху крупными буквами название песни.

— Песня про Лос-Анджелес? — спросила подруга, заглядывая мне в глаза.

— Да, — ответил я и посмотрел на неё, — именно про него. Я надеюсь, что нас попросят что-нибудь исполнить и мы подарим американцам веселую песню про их прекрасный город.

— Здорово. Я думаю, что им будет приятно, что мы написали и исполним песню специально для них.

В иллюминаторе показался город, более похожий на конгломерат нескольких городов и ставший, в результате их слияния, огромным мегаполисом. И небоскребы. Ну как же без них. Мне вспомнились слова песни Вилли Токарева:

«Небоскребы, небоскребы,

а я маленький такой…

То мне страшно, то мне грустно,

То теряю свой покой».

В следующем году выйдет в Штатах его первый полноценный диск под названием «А жизнь, она всегда прекрасна». Но его никто не заметит. А вот после второго «В шумном балагане» Вилли станет подлинным королём русской эмиграции. Сейчас он работает в Нью-Йорке таксистом, подрабатывая почтальоном и разнорабочим для того, чтобы оплатить выпуск своей первой пластинки.

Самолёт снизился и пошёл на посадку. Сквозь иллюминаторы мы видели солнечный город, который изнывал от жары. Международный аэропорт Лос-Анджелеса, который так и назывался без всяких сокращений, тоже имел четыре взлетно-посадочных полосы и мы сели на самую короткую из четырёх. На улице было жарко, но нас встречал на бетонной полосе настоящий корабль, а не автомобиль — Lincoln Continental Town Car Limousine белого цвета. Маргарет молодец, сделала именно то, что я просил. Хотелось поразить своих товарищей и мне это опять удалось.

Он был даже длиннее Мерседеса, который нас возил в Париже. Там был чёрный, а здесь идеально белый. Конечно, по такой жаре чёрный бы был совсем некстати. Водитель нам помог достать из самолета и погрузить в лимузин наш багаж. Мы попрощались с экипажем до завтра, так как после церемонии награждения мы сразу полетим обратно в Нью-Йорк. Салон автомобиля был кожаный и просторный, поэтому мы впятером там легко разместились.

Первое, что мы увидели, выехав за территорию аэропорта, были пальмы. Время близилось к шести по местному времени, а в Москве было почти пять часов утра следующего дня. Благодаря тому, что нам удалось выспаться в самолёте, мы чувствовали себя более-менее нормально. Но спать, всё равно, немного хотелось. Спасало только то, что вокруг ярко светило солнце и зрительное восприятие мешало мозгу дать команду телу на отдых.

В машине было прохладно благодаря кондиционеру, о котором в моей «Волге» можно было только мечтать. Мы с интересом смотрели по сторонам. Это был не Париж и никакой другой город Европы не был похож на него. Это был именно американский город, который ни с каким другим не спутаешь. Огромные машины, как корабли, проплывали мимо нас, так как водитель строго придерживался скоростного режима. Мы ехали минут двадцать и остановились возле нашей гостиницы. Да, это был современный отель с бассейном на улице, что тоже было неплохо для тех, кто любит поплавать на свежем воздухе. В Париже, да и в Лондоне такое было бы просто невозможно.

Гостиница брала посетителей не старинной красотой, а своим размахом. В ней всё было большое. Большой холл, большие лестницы, большие лифты. Наш люкс «Дипломат» находился на последнем, двадцать пятом этаже. Мне сразу вспомнился припев из песни группы Корни «25-й этаж»:

«А моя любовь живет на 25-ом этаже,

А твоя душа зовет — и я учусь летать уже,

А моя любовь живет на 25-ом этаже,

А моя душа летит к твоей душе…»

Серега с Тедди и Лиз вышли на двадцатом. С двадцать первого начинались уже номера-люкс. У них был свой белл-бой, везший их багаж, а у нас свой. Когда мы вошли в номер, я заплатил коридорному десять английских фунтов и он был несказанно рад. Вот ведь валютный спекулянт, все курсы знает.

Номер был шикарный. Современный, в пять комнат. С великолепной кроватью королевского размера. На ней бы легко уместились ещё две Маши, а может и три. Мы вышли на террасу и посмотрели вдаль. Там, километрах в трёх, были видны огромные белые буквы HOLLYWOOD. Смотреть вниз не хотелось, потому, что было очень высоко для нас, непривычных к этому. Солнышко обошла весь номер и сказала:

— Это не Париж, но тоже очень неплохо.

— А я припев песни сочинил, — сказал я, хитро улыбаясь.

— Я видела, что ты в лифте о чём-то задумался. На английском?

— На русском. Вот послушай.

И я спел припев песни про 25-й этаж. Солнышко заулыбалась, догадавшись, что это песня о ней и почему в ней поётся о двадцать пятом этаже. Она обняла и поцеловала меня. И мы так стояли вместе около минуты, слушая, как бьется сердце каждого.

— Что сейчас будем делать? — спросила Солнышко.

— Ничего, — ответил я. — Два перелёта отбили охоту куда-либо выходить. Особенно первый, который был с небольшим приключением.

— У меня такое чувство, что ты без них не можешь.

— Ты ещё скажи, что это я специально повредил двигатель.

— Я не про это. Я про то, что если бы тебя не было в этом самолёте, как и в Завидово, то многие бы погибли.

— И в Лондоне, и в Париже тоже. Радует, что здесь мы всего на одну ночь. Тогда пошли в ванную. Она большая, можно вместе полежать. А то целый день в пути, хочется немного чистоты придать своему телу. Ты пока иди и набери воды, а я закажу ужин в номер. Что ты будешь?

— Что-нибудь рыбное.

Я заказал ей порцию королевских креветок и мороженое. А себе я набрал всего и побольше. Но тоже морепродукты, которые по-итальянки звучат очень красиво — frutti di mare, и своих любимых устриц. Хотя сегодня я сплю только с одной женой, но к устрицам я уже привык. А потом мы лежали в ванной и болтали обо всем. Если кто-нибудь со стороны послушал бы наши разговоры, то подумал, что мы сумасшедшие. А вы видели не сумасшедших влюблённых? Вот то-то же. Влюблённые все такие и их болтовню лучше никому не слушать.

Когда мы помылись и высушились, то нам привезли заказанный ужин.

— На террасе или как? — спросил я, зная, что Солнышко мне на это ответит.

— Или как, — ответила она. — Я такой высоты боюсь. Так что давай в гостиной поужинаем. Можно даже телевизор включить.

— И мультики посмотреть. Будущим мамам это очень полезно делать.

— Не смейся. Мне диснеевские очень нравятся, там где Минни Маус.

— Понятно. Ладно, включай и будем есть.

У Солнышка аж глаза загорелись. На двенадцати каналах показывали одни сплошные мультфильмы. Это был настоящий рай для неё. Я улыбнулся и принялся за еду. А моя первая жена, как ребёнок, уставилась в экран и даже забыла о том, зачем мы сели за стол.